Эти слова переполнили чашу терпения Жанетты. Удар, обрушившийся на Карен, был не в пример сильнее тех, что приходились на ее долю в течение жизни.
В Жанетту будто вселился бес. Она избивала мать Джеспера со злостью, о которой и не подозревала ранее. Она могла толкнуть, она могла дать пощечину, однажды она ударила знакомого парня ногой в пах, но то, что она делала с Карен… Даже мужчины не проявляют такую жестокость.
Когда Жанетта наконец остановилась, она взглянула на распластавшееся на полу окровавленное тело и расплакалась. Что она сотворила? Может ли она теперь вернуться к Джоани, ведь матери и так хватает неприятностей? Но с другой стороны, она просто защищала свою мать, Киру, себя от нападок этой грязной алкоголички.
Затем она увидела, что за ней наблюдает Джуни. Жанетта даже на знала, что девочка находилась дома.
— Она довела меня до этого, Джуни. Я не хотела…
Джуни кивнула невозмутимо. Она все видела сама.
— Ничего с ней не будет. Иди погуляй, а я вызову «скорую». Я позабочусь о ней, не бери в голову.
В этот момент Джуни ненавидела мать больше, чем когда-либо. Она ведь слышала все выпады Карен.
Сильвия все больше узнавала о бизнесе Пола. Она вскрыла домашний сейф и внимательно изучила лежавшие бумаги. Для нее они были золотыми россыпями.
Она организовала за ним слежку, и теперь ей докладывали о каждом его шаге.
Связь с Джоани Бруер удивила Сильвию. Зная о склонности мужа к молоденьким девушкам, она не могла понять, зачем ему эта старуха. Тем не менее, она нашла повод для ревности. Ведь даже ее сын работает на Пола.
Но теперь пропал ребенок этой женщины, и это ужасно.
Сильвия считала себя хорошей матерью. Пока девочки с ней, она может не беспокоиться о будущем. Но прежде нужно обеспечить это будущее. И ради этого она затеяла развод.
Если Пол согласится на все ее условия — а он согласится, можно не сомневаться, — она «забудет» все, что знает. В противном случае она передаст куда следует всю имеющуюся в ее распоряжении информацию. Но до этого дело не дойдет. Пол не дурак — ему тоже надо на что-то жить.
Сильвия аккуратно сложила бумаги на место. Девочки пока поживут у ее матери, а потом все уладится…
Она приготовила себе ванну и теперь блаженствовала в одиночестве, наслаждаясь ароматом иланг-иланга.
Она любит этот дом и не собирается уступать его Полу. Она будет приводить сюда любовников. Но еще лучше — поживет в одиночестве. Она всегда ценила одиночество, но Пол этого никогда не понимал.
А в сущности, кто такой Пол? Он хорошо одевается, от него пахнет дорогим одеколоном, он обедает в лучших ресторанах Лондона, но он — сутенер. Не лорд, не член парламента, а всего лишь жалкий сутенер. Он продает женщин и на эти деньги обеспечивает ее, Сильвию. Ее и ее дочерей. Но девочкам ни к чему знать, чем занимается их отец. Что-то она не слышала, чтобы дети сутенеров блистали в обществе. Пусть думают, что он бизнесмен, общественный деятель — кто угодно. Впрочем, они ничего не думают. Она давно позаботилась об этом. Отец для них — кошелек, не более. Толстый, туго набитый кошелек. Вот и пусть остается им.
Она улыбалась, думая об этом.
— Это я, Силв.
Услышав голос мужа, она вздрогнула. На какую-то долю секунды ей показалось, что это галлюцинация. Она запретила приходить ему сюда. Сильвия приняла вертикальное положение, выплеснув при этом часть воды на пол.
— О, Силв. Я, в отличие от тебя, не произвожу много шума, не так ли?
Она была потрясена.
— Теперь вынимай свою жирную задницу из ванны и выходи поговорить.
На ее лице проступили морщины — испуг был слишком очевиден.
Он оглядел ее с головы до ног и сказал пренебрежительно:
— Черт возьми, Силв, ты не слишком хороша в том, в чем мать родила!
Он рассмеялся, понимая, что это звучит оскорбительно, и наслаждался моментом.
Старуха открыла дверь и с явной враждебностью посмотрела на визитера. Джон-Джон догадался, что перед ним победительница во многих жизненных передрягах.
— Простите, я разыскиваю семейство Роу. Мне сказали, что они здесь живут.
Джон-Джон лучезарно улыбнулся, но по тому, как старуха продолжала угрюмо оглядывать его, понял, что одной улыбки тут недостаточно. Она видела перед собой черного, и все тут. И скорее всего она приняла его за грабителя.
— Зачем тебе?
Голос был низким, настоящий кокни, и он никак не вязался с ее худобой.
Джон-Джон знал, что такие, как она, не любят долгих предисловий.
— Я Джон-Джон Бруер, — сказал он. — У меня пропала сестра. Об этом говорили в новостях, если вы слышали.
Она по-прежнему сверлила его взглядом, пытаясь вытащить на поверхность всю подноготную.
— Какое отношение твоя сестра имеет к нам?
Старуха такая подозрительная. Интересно, доверяет ли она показаниям электросчетчика? Пожалуй, у него больше шансов проникнуть в Английский банк в воскресенье, чем переступить порог ее квартиры.
Джон-Джон понимал, что ей не нравится цвет его кожи. Но он уже привык к этому.
Он подключил все свое обаяние, чтобы подкупить ее.
— Мне сказали, что вам приходилось иметь дело с неким Малышом Томми…
Дверь едва не захлопнулась перед его носом, но он успел выставить ногу, чтобы помешать этому.
— Прошу вас, миссис Роу, это очень важно.
— Убирайся отсюда, паршивец!
Старуха все больше и больше раздражала Джон-Джона. Он любой ценой должен вытянуть из нее правду, даже если придется применить силу. И он применит ее — будьте уверены. Он больше не может сдерживать свои эмоции.
По лестнице, словно чувствуя, что Джон-Джон нуждается в поддержке, не спеша поднимался Эрл. Старуха и его удостоила неприязненным взглядом. Джон-Джон готов был побиться об заклад, что Эрлу она не понравилась. Да и кому может понравиться такая карга?
— Откройте-ка дверь, прошу вас, мадам, — сказал Эрл.
— Мне нечего вам сказать.
Она стояла перед ними, скрестив руки на груди. Уголки ее губ были опущены.
Джон-Джон вздохнул.
— Думаю, есть что. Ваша внучка, вероятно, стала жертвой этого педофила. Так что же все-таки произошло? Я не тронусь с места, пока не узнаю.
Мисс Роу была маленькой, чем-то похожей на птичку, а вернее, на растрепанного старого воробья. Ее седые, когда-то темные волосы были небрежно заколоты на макушке, в ушах покачивались большие золотые кольца. На ней было достаточно украшений, чтобы открыть ювелирную лавку. Кольца, браслеты, ожерелья — так много ожерелий, что ее приняли бы за свою в племени дикарей. Лицо ее было покрыто морщинами даже там, где их не должно быть. Одежду прикрывал засаленный на животе фартук — его не стирали лет пять, не меньше.
— Итак, миссис Роу, продолжим беседу как культурные люди или как варвары? Вам решать.
Старуха смотрела на Джон-Джона еще несколько секунд. Затем она с недовольным видом приоткрыла дверь, но не очень широко.
— Он останется на улице, — кивнула она на ухмыляющегося Эрла.
— А я и не войду, дорогая. — Эрл взглянул на Джон-Джона. — Я подожду в машине, о’кей?
— Думаю, я не задержусь.
— А ты уверен, что все будет в порядке?
— Катись отсюда поскорее! — подала голос старуха.
Она была раздражена тем, что ей пришлось сдаться. Дергая плечами, она прошла в глубь квартиры.
Джон-Джон проследовал за ней, предварительно вытерев ноги о половик. Оказавшись внутри, он по запаху определил, что жарятся ячменные лепешки, — такие же жарила Джоани, когда им нечего было есть.
В маленькой комнате стояла двухместная софа и кресло. Здесь же был камин со старой газовой горелкой, а над ним — полка из красного кирпича, на которой стоял старый телевизор и маленькое радио.
На стене висели фотографии улыбающихся девочек, по-видимому сестер, блондинок с голубыми глазами. Он догадался, что одна из них — та, о которой пойдет речь.
Стены были оклеены выцветшим бургундским флоком.
Джон-Джон проникся сочувствием к старухе. Несладко, наверное, жить в этой убогой каморке, полутемной, давно уже требовавшей ремонта. Он так и не понял, кем она доводилась пострадавшей девочке — матерью или все-таки бабушкой.
Сделав над собой усилие, он улыбнулся ей. Страх за Киру пересиливал все остальные чувства.
Старуха раздраженно указала ему на софу.
— Садись уж, коль такое дело.
Удивительно, голос ее потеплел. Возможно, сказывалось отсутствие Эрла.
— Хочешь чаю?
Джон-Джон кивнул. Все, что угодно, лишь бы она разговорилась. У него было твердое чувство, что он — первый черный, переступивший порог ее дома за всю долгую жизнь.
— С сахаром?
— Мне все равно.
Когда она принесла чай, он заговорил.
— Я нуждаюсь в вашей помощи, миссис Роу. Вы, должно быть, слышали о моей сестре Кире Бруер? Ей всего одиннадцать лет, и она пропала. Одна ваша бывшая соседка сообщила мне, что тип, живущий теперь рядом с нами, был в свое время обвинен в педофилии. Это очень важно, миссис Роу. Я хочу знать, что с Кирой… Это может навести на след.
