— Хочешь чаю?
Джон-Джон кивнул. Все, что угодно, лишь бы она разговорилась. У него было твердое чувство, что он — первый черный, переступивший порог ее дома за всю долгую жизнь.
— С сахаром?
— Мне все равно.
Когда она принесла чай, он заговорил.
— Я нуждаюсь в вашей помощи, миссис Роу. Вы, должно быть, слышали о моей сестре Кире Бруер? Ей всего одиннадцать лет, и она пропала. Одна ваша бывшая соседка сообщила мне, что тип, живущий теперь рядом с нами, был в свое время обвинен в педофилии. Это очень важно, миссис Роу. Я хочу знать, что с Кирой… Это может навести на след.
Старуха молча помешивала чай в своей чашке. Наконец она произнесла:
— Мой старший сын загремел на тридцать лет: наркотики и разбой. Его жена Ли, шлюха, каких мало, она стала отдавать девчонок под присмотр этого Томми Томпсона. Затем мы узнали, что она спуталась с его стариком, отцом Джозефом.
Она шумно втянула в себя чай. Джон-Джон понял, что ей трудно рассказывать о своей семье незнакомцу.
— Кэтлин, ее средняя дочь, вечно болталась там, ее просто невозможно было удержать дома. Затем она сказала, что у нее был физический контакт. Но мы так и не добрались до сути. Она не сказала, кто — отец или сын. Ли, может, и знала, но держала нас в неведении. Она сделала это из-за моего сына. Он любил этих девчонок… Каким бы он ни был, но он любил их. Когда он получил срок, она стала частенько бегать на сторону. Детьми она совсем не занималась. Однажды она скрылась так же, как и они, Томпсоны. Уж они-то понимали, что им несдобровать, если узнают. А о таких проделках всегда узнают. И я их больше ни разу не видела. Они подались в бега.
Миссис Роу тяжело вздохнула. Джон-Джон не перебивал ее.
— Но, главное, мне неведомо, куда подевалась эта чертовка Ли с моими внучками. Поверь мне, сынок, она хотела этого. Всегда хотела убраться восвояси. В какой-то мере я могу ее понять. Мой сын был не подарок, такой же садист, как и старик Томпсон. Впрочем, о чем это я? Ведь мы так и не докопались до истины. Об этом знают только эти двое и малышка Кэтлин. Но можно не сомневаться: они не расскажут…
Старуха сидела в кресле, прикрыв глаза, будто устав оттого, что рассказала. Джон-Джон понял, что ее никто не навещает. Она, вероятно, живет редкими письмами от сына, не будь их — давно бы уже сыграла в ящик.
— Так вам неизвестно, где сейчас Ли?
Старуха неопределенно пожала плечами. Она поняла, что Джон-Джон хотел спросить о другом.
— Могу лишь сказать, что Малыш Томми нравился мне куда больше, чем Джозеф. Отец относился к нему как к недоумку, а он все покорно сносил. Я не слишком осведомлена, потому что Ли уже тогда пыталась порвать с моим сыном, а значит, и со мной. Ли такая оторва — от нее что угодно можно ожидать.
Она увидела страх в глазах юноши и дала ему шанс.
— У меня есть адрес ее матери. Не знаю, живет ли она там, но если живет, то, должно быть, в курсе, где ее дочь. Они очень близки, эти двое. Мне-то она ничего не скажет. Думает, что я сообщу все сыночку. По правде говоря, я бы и сообщила… — Старуха с надеждой взглянула на Джон-Джона. — Если тебе повезет, лишь поставь старуху в известность, — голос ее неожиданно задрожал.
— Ладно, скажу, — кивнул Джон-Джон. — А как вы живете одна, без сына?
Она насупилась.
— Живу как могу, а что мне еще делать?
— А его друзья заходят к вам?
Таков закон улицы: нужно заботиться о семье, если друг сидит в тюрьме. Компенсировать потерянный заработок.
— Да ты что, сынок?
Она пошла в спальню и вернулась с конвертом, на котором аккуратным почерком был написан адрес.
— У меня нет их телефона, и я не уверена, что они до сих пор живут там, но попытайся. — Она снова уселась в кресло и тихо проговорила: — Если узнаешь что о внучках, сообщи мне, о’кей?
Джон-Джону стало жаль ее. Она явно скучала по внучкам.
— Обещаю. — Он поднялся. Взяв обе ее руки в свою, он сказал: — Спасибо, миссис Роу. Я очень ценю вашу помощь.
Она впервые улыбнулась, и он понял, что наконец завоевал ее доверие.
— Я, конечно, не помощница. Но, надеюсь, ты отыщешь свою сестренку.
Он вынул бумажник и отсчитал пятьсот фунтов. При виде банкнот ее глаза загорелись.
— Это — вам.
Она схватила деньги.
— Спасибо, сынок. Они мне очень пригодятся.
Он записал номер своего мобильного и передал ей.
— Если что-либо узнаете, миссис Роу, дайте знать.
— Хорошо.
— И если вам что-то понадобится, тоже звоните. Вы меня поняли?
Она знала, что он говорит всерьез.
— Желаю удачи в твоих поисках.
Джон-Джон вздохнул:
— Если отдать все на откуп полиции, дело не сдвинется с мертвой точки.
— Так было всегда. — Это было сказано со знанием дела.
Она вывела его из квартиры, и он снова пожал ей руку.
— Берегите себя, миссис Роу.
— И ты, сынок. Удачи тебе.
Она не сразу закрыла дверь, наблюдая, как он садится в машину. Он — хороший парень, решила она. Такой уважительный… Надо рассказать о нем Хералду.
Прижав к груди деньги, она взглянула на часы. Если поспешить — можно успеть сделать ставку перед последним забегом.
Пол наслаждался, видя в глазах жены страх. Давно уже не было такого. Обычно она проявляла потрясающее равнодушие.
Сильвия была матерью его детей, и только. Но уже за одно это он готов был уважать ее. Но теперь он ее ненавидит. Если бы она просто захотела уйти от него, он бы пережил это. Он бы навещал своих девочек, платил бы за их учебу и за многое другое. Но нет же, Сильвия причиняла ему неприятности, крупные неприятности. Неужели она думает, что он настолько туп, чтобы смириться с этим?
Он видел, что стол накрыт на одного. Сильвия, как всегда, собиралась совершить обеденный марафон. В течение дня она потребляла больше пищи, чем некоторые женщины за неделю. Он открыл холодильник — полки ломились от продуктов, один взгляд на них вызвал у него смех.
Когда Сильвия наконец появилась на кухне, он по-прежнему смеялся. На ней был халат из толстой ткани, плотно стянутый в талии. Единственное, чего не хватало, так это надписи: «Вход запрещен». Лицо ее было покрыто кремом, жирная кожа блестела при свете дня.
Пол смотрел на нее и удивлялся: неужели на таких женятся? Видно, у него не все было в порядке с глазами. Что ж, настало время расставить все точки над «i».
— Готова к бою, Силв?
— Чего ты хочешь?
О, она вновь обрела голос? Гляди-ка, говорит так, будто он продавец магазина. В общем, человек, недостойный внимания.
— Ты с кем это так разговариваешь?
Сильвия не ответила. По его голосу она определила, что в любой момент он может потерять контроль над собой. Она села за стол, ожидая его дальнейших действий.
Пол хорошо знал, что это означало. Она поднаторела в таких делах, его старушка Сильвия. Она может играть в молчанку целые дни напролет. В итоге у вас сложится впечатление, что во всем виноваты вы сами. Она поступает так даже с девчонками.
— Может, откроешь рот, Силв? У меня не так много времени. Давай выясним наши отношения раз и навсегда.
Он рубанул рукой воздух, заставив жену вскочить. Ему было приятно, что он напугал ее. Сильвии нужен хороший испуг. По его мнению, она явно нуждается в хорошей порке, и если она заведет его, то получит по первое число.
Он поставил чайник.
Сильвия медленно пошла к выходу.
Не глядя на нее, он сказал:
— Ты играешь с огнем, дорогая. Я могу спустить с тебя шкуру, ты понимаешь, надеюсь?
Она кивнула.
— Изволь разговаривать со мной как положено. Я тебе не клерк, из которого можно вить веревки.
Она вернулась на свое место за столом.
Пол приготовил чашки. Разливая чай, он спросил:
— Где мои дочери?
— За городом.
Он саркастически улыбнулся.
— А, это ты их туда загнала… И кто сними — твоя мамаша?
— Да.
— Прекрасно! Эта особа, видимо, будет заниматься привычным для нее делом — настраивать девчонок против меня, а заодно и против всех мужчин. Она так и поступала в отношении тебя, верно?
Сильвия не ответила, и он решил сменить тему. Ему, в сущности, все равно.
— Итак, — проговорил он, умышленно громко отхлебывая чай, — ты получишь и этот дом, и «домишко» за городом, хотя он скорее тянет на дворец в стиле Тюдоров, но при одном условии, дорогая. Ты согласишься на сумму, я имею в виду ежегодную ренту, которую определю я. В противном случае я постараюсь, чтобы ты закончила свои дни хозяйкой бензоколонки на не слишком шумной трассе. И я не шучу. Ты довела меня до ручки. По сути, ты выгнала меня из дому — а это мой дом, — но главное — из сердца моих дочерей, что для меня более чем обидно. И вот еще что, Силв. Они мне не нравятся, мои девочки. Я их люблю, но они мне не нравятся. Заносчивые, глупые особы — и к этому приложила руку ты, верно?
