— Забирайте, сволочи, свои игрушки и выметайтесь с моей песочницы!
От неожиданности голова фотокора крутанулась вокруг своей оси, как при появлении суперэффектной «нюшки».
— Ты это… че?! — бестолково замахал руками он. — Мы ж ничего такого! Просто зашли… проведать. Верно, Витек? Ты же теперь знаменитость! Как фотомодель! Меня все мои молят с тобой познакомить! А они, суки, знаешь какие… привередливые! А я им — ок! Только это дорогого стоит: натура плюс миллион сверху! Бабло, конечно — пополам, а «нюшек» тебе в придачу! А ты!.. Я чет, Витек, не догнал: мы, значит, сюда с добром, а нас… этим самым…ведром?!
— Ша! — по-боцмански прикрикнул на него Витек и двумя пальцами рванул тельняшку на груди. Рвануть по-настоящему, как красные матросы перед расстрелом, мешала куртка и сухопутное воспитание. Тельняшка затрещала по швам, но не подалась. — Дорогой наш Макарыч! Штоб ты сдох… в девяносто лет! Ты не злись, ты рассуди! Такую золотую рыбищу тебе одному из воды вовек не вытащить! Живот надорвешь! А, главное, уже завтра к тебе на помощь сбегутся все, кому тебя не жаль! Звать не будешь, а прибегут! Уж больно блестит, стерва… возбуждающе! А у нас, сам знаешь, одного, то есть, тебя с твоею старухой, прошу прощения, тещенька, только за смертью вперед пропустят. А за всем остальным — только скопом!
Витек обвел присутствующим всевидящим оком. Кажется, все слушали его с неподдельным интересом. Даже старая-престарая и потому особенно напряженная теща Мокрова не выказывала никакого желания идти спать, не перебивала и, вообще, изо всех сил вслушивалась в разговор.
Взор Витька наливался подлинным ликованием, как у Моисея по мере расшифровки божьих заповедей.
— Макарыч! — неуловимым движением руки он ухватил генерального директора и притянул к себе. — Ты даже не представляешь, до чего я тебя!.. Если бы не это, да пропади ты пропадом вместе с твоей золотой килькой! А раз так, то конечно! По этому случаю у меня к тебе есть эксклюзивное предложение! Но принять ты его должен прямо счас, не сходя с этого места. И шоб безо всякого там подвоха! А то я тебя имел… ввиду!
На этот раз генеральный директор не стал вырываться из цепких лап зятя. Он только плеснул себе в стакан из-под чая на глоток водки, но пить не стал, а накрыл его ладонью, как ломтем хлеба с солью стакан водки покойника на его же поминках, и устало вздохнул:
— Ну хер с тобой! Валяй! Только…
— Только покороче, — с лету уловил его мысль Витек. — Ок! Короче так короче! Короче не бывает! Короче только хвост у этой как ее… черепахи! Или член у кастрата! Все! Все! Все! — заспешил он, глянув в помутневшие глаза тестя. — Давай по схеме! Ты поделишься с нами, не поровну, упаси Бог, а мы скажем нашим, да всем подряд, что ты, взаправду, убухал все бабки… ну хош и в детдом! Считай, што мы — твоя крыша. Без нас тебе никто не поверит. А с нами — пускай попробуют! И будешь ты в глазах мировой общественности, как праведник, в белых одеждах, то есть, в натуре, гол, как сокол. Но… нашу долю попрошу наличкой и прям счас!
Неизвестно, что хотел ответить господин Мокров, но все усложнила госпожа Мокрова.
— Ну вот че, родственнички, — звонко завопила она в самое ухо зятька, — покуражились и будя! Макарыч, гони-ка их всех взашей!
Похоже, ярость тещи Витька не обескуражила.
— Взааашей? — сладко зевнул он. — Отчего же нет, тещенька! А вот и шея! Пажжалуста!
Он похлопал себя по жирному загривку, как бы приглашая всех желающих последовать его примеру.
— Ну че ж, родные и близкие! Как говорится, было бы предложено! А предложено было! Санек!
Он низко завис над фотокором и что-то быстро прошептал. Тот не сразу понял, задергался, но потом согласно закивал головой.
— Угу? — как бы уточнил Витек.
— Без проблем! — подтвердил фотокор. — Сделаем!
Через секунду он исчез из гостинной, а еще через секунду глухо чмокнула прикрытая дверь в соседнюю комнату, вяло рыкнула во сне Соня…
— Пошел в сортир, — неизвестно зачем пояснил Витек, хотя его никто ни о чем не спрашивал. — Всю дорогу маялся. Засранец!
Часы на стене пробили одиннадцать раз.
— Ни хера себе! — на этот раз удивленно откликнулся Витек. — Как время бежит!
Наступил коленом на стул. Щелкнул по носу подвернувшуюся конопатую двойняшку и по-хозяйски пригласил:
— Присядем на дорожку! Макарыч! Не дрейфь, все путем! Мы счас исчезаем! Как говорится, подведем итоги и на… дроги.
Мокровы нехотя опустились на краешки одного и тоже стула. Последние слова зятька, кажется, успокоили их. Действительно, какого хера! Его право — предложить, а их — послать его нахер! Да и какая в нем таком корысть, какая там крыша! Так, крышка от консервной банки. Главное, не порезаться о ее края!
Мокров рассеянно глянул на часы, потом на живот зятя и снова на часы. А Витек взял со стола принесенную им же недопитую семисотку, одним глотком осушил ее до дна, на прощанье прошелся вокруг стола, на миг задержался за спиной престарелой тещи Мокрова и уже вполоборота к двери без всякого интереса бросил:
— Значит, не договорились… жаль.
— Шагай, шагай! Бог подаст! — хотел крикнуть ему вдогон генеральный директор, но только раздраженно махнул рукой.
И в ту же секунду, круто развернувшись, Витек опустил уже пустую бутылку на голову задремавшей старухи. Отчетливо хрястнули кости черепа и красные осколки посыпались на стол, пол и уже безжизненные плечи и колени.
С минуту все с каким-то дьявольским любопытством разглядывали зазубренное горлышко в руке Витька. Больше всех, казалось, был удивлен сам Витек. Он болезненно щурился, кривил жирные губы, пожимал плечами и был очень похож на космонавта только что по неосторожности перерезавшего трос, соединявший его с космическим кораблем.
В сознание Витька вернула двойняшка. Она весело дернула толстяка за рукав:
— Дядь Вить! Ты бабушку понарошку убил, да? Дай теперя я тебя понарошку!
Свободной рукой Витек смахнул с лица наваждение и, сунув под нос Мокрову окровавленный осколок, горячо выдохнул:
— Ну че, падла, доигрался?!
Потрясенные Мокровы молча жались друг к другу. Только теща Витька инстинктивно протянула руку к сидящей на корточках внучке.
— Не трожь! — прошипел Витек. — Всем сидеть!
Потом с безжалостностью средневекового палача он оторвал Мокрова от жены и ткнул лицом в мокрый от крови его же, Мокрова, тещи.
— Макарыч! — жутко, со всхлипом, захохотал он. — Смотри, чем твои шутки пахнут!
От всего увиденного жене Мокрова стало по настоящему худо. Вид беспомощной головы мужа прижатой железной рукой к затылку мертвой матери, довел ее до сердечного приступа. Рыхлое тело безжизненно расползлось по стулу, и только крупно дрожащие на груди руки и полные слез глаза говорили о том, что она скорее жива, чем мертва.
Но Витьку было уже не до этих тонкостей. Он, как всегда, во всем видел подвох, а в поведении своей горячо нелюбимой тещи и подавно. И еще. Именно в этот миг, глядя на как будто уходящую в небытие тещу, ему открылся первобытный смысл бытия: жизнь одного, нужного тебе, человека можно спасти только ценой жизни другого, ненужного. Главное, не ошибиться, кто тебе нужнее. Так вот, жизнь тещи была ему сейчас нужна, как никогда, потому что внутренний голос до хрипоты повторял ему, что именно эта баба, а не ее глупый муж, держит за хвост, случайно пойманную им золотую рыбку.
Не долго думая, Витек бросил на тещу онемевшего от ужаса генерального директора «Родничка».
— Тещенька! — ласково прорычал он. — И где бабки? У меня, бля, охиренное предчувствие, что вы знаете, где они! И не вздумайте притворяться умирающей! Знаете, че такое контрольный выстрел? Детектор лжи!
Из коридора не доносилось ни звука. Старая Соня крепко спала. А Санек, тем не менее, намертво припер плечом дверь в ее комнату, пытаясь звериным чутьем уловить происходящее в гостиной. Но там, похоже, ничего не происходило.
— Тещенька! — глаза Витька задумчиво сузились. — Вы мне счас отдадите отнятое у народа бабло. Тихо-тихо, па-родственному. Иначе… вот этой стекляшкой я выколю вашему дражайшему супругу глаз. Станет одноглаз, как циклоп! Хотя… кажется, у того придурка не было жены. Или была? Нет, точно не было! Ну это… не проблема! Вы меня понимаете?
По всему, тещенька все поняла, потому что отчетливо привстала со стула и открыла рот, но молчавший до этого Мокров вдруг извернулся и ладонью припечатал рот жены.
— Не смей, дура! — взахлеб заорал кумир «Надежды-прим». — Ззззятек! Экспроприатор херов! Обломишься! Я человек с подвохом! Все обломитесь!
При слове «подвох» Витек судорожно дернулся, а держащая Мокрова рука напряглась до предела. В следующую секунду дико взвизгнула перепуганная насмерть женщина, а Мокров повис на руке зятя, даваясь каким-то нутряным воем.
