— Прежде чем начнем выяснять отношения, разреши вопрос? — заговорил я.
— Спрашивай.
— Почему — я?..
Он молчал долго, может быть, целую минуту.
— Вообще-то, на твоем месте мог оказаться и кто-нибудь другой. Но Дарующий Жизнь указал на тебя.
— Хорошо. — Я решил пока не углубляться в теософские дебри и не выяснять, кто такой этот «Дарующий Жизнь». — Тогда еще вопрос: кто ты?..
— Фархад Сарбуланд, пуштунский эмир, бывший наркоторговец.
— Ничего себе! И что же заставило эмира и наркоторговца в корне изменить свои убеждения?
— Это не имеет отношения к нашему разговору. Я искал — я нашел. Ты искал — я пришел.
— Не люблю философию. — Я решил немного надавить на Мстителя. — Чтобы наша беседа стала результативной, я должен знать твои мотивы. В противном случае…
— Другого случая не представится, — невозмутимо парировал Фархад. — Либо мы сейчас заключаем взаимовыгодную сделку, либо больше никогда не встретимся.
— Еще раз повторяю, — «отзеркалил» его я, — по чужим правилам не играю! — И внутренне напрягся, готовый перейти в «темп» и действовать. Упускать Мстителя я не собирался.
— Ты смелый человек, Котов! — неожиданно рассмеялся он. — Это хорошо. Скоро тебе понадобятся и смелость, и смекалка. А пока… сходи поужинай со своей напарницей. Женщина не должна ничего заподозрить.
— Предлагаешь не посвящать ее в наш разговор?
— В ее же интересах. И в твоих. Слабое место любого мужчины — его женщина.
— Майор Тарасова — не моя женщина.
— Тем более… — Фархад прикрыл глаза, закинул ногу на ногу и сложил руки на животе. — Иди поешь. Я подожду здесь и немного отдохну.
Удивительно, но я его послушался. От этого странного человека исходила непонятная мне сила. Причем сила светлая. И мне очень хотелось понять ее. Я точно знал, что Мститель никуда не денется, поэтому спокойно встал, повесил куртку на вешалку в прихожей и вышел из номера.
Казахстан. Кустанай.
Март 201… года
Ужин с Ириной прошел почти в домашней обстановке. Ресторан, он же мейрамхана, был больше похож на семейное кафе, чем на официальное чревоугодное заведение. Уютный небольшой зал с деревянной мебелью и коврами на стенах, подушки на низких диванчиках для удобства, улыбчивые официантки в национальной одежде, приятный полумрак, позволяющий тем не менее разглядеть принесенные блюда во всех подробностях.
Тарасова заказала плов и чай, я же решился на более традиционное казахское блюдо — сорпу с баурсаками [39]. Еда оказалась очень вкусной и свежей, а Ирина — фанаткой кошек. Мы проболтали весь ужин об этих чудесных, умных и своенравных животных и пришли к единодушному мнению, что без кошек человечеству было бы просто не выжить. Только вот по породам наши вкусы немного разошлись. Тарасова была без ума от «плюшевых» британцев, а я считал самыми достойными представителями кошачьего племени мэйнкунов.
— Моя Чарли — настоящий экстрасенс! — с жаром рассказывала Ирина. — Когда бы я ни пришла домой, в каком бы настроении, она всегда встречает меня у двери, провожает до кресла и тут же забирается на колени или на грудь и начинает громко мурчать, а лапками делает мне массаж. И так хорошо становится! Усталость и плохое настроение куда-то исчезают…
— Мэйнкуны считаются лучшими врачевателями, — улыбнулся я в ответ. — Мой Грэг даже от похмелья в два счета излечит. Причем знает, куда приложиться. Если тошнит — на живот уляжется, а если больше голова досаждает, тогда укладывается на плечи. И ведь действительно все проходит!
— Вы так часто выпиваете? — ехидно прищурилась майор.
— Нет. Просто пример показательный…
В общем, когда я спустя час или больше все же распрощался с Тарасовой и направился в номер, то был почти уверен, что Фархад ушел. И ошибся.
Бывший эмир мирно спал в том же кресле и в той же позе, как я его оставил. Я сел в кресло напротив и некоторое время с интересом рассматривал своего гостя. Поначалу я оценил его возраст лет в сорок — сорок пять: посеченное неглубокими пока морщинами лицо, проседь в густых волосах и бровях. Да и двигается пуштун весьма… быстро. Однако чем больше разглядывал, тем толще становился червь сомнения. А когда Фархад потянулся во сне, меняя позу, и причмокнул губами, я вдруг понял, что передо мной совсем молодой парень! Вряд ли ему исполнилось тридцать лет, скорее двадцать пять — двадцать семь.
«Надо же, как его жизнь-то скрутила! — мелькнула сочувствующая мыслишка и тут же спряталась за более трезвую и рассудительную: — Что же ты такого натворил, парень, если тебя совесть все-таки достала? А может, конкуренты прижали, и ты решил поквитаться?..»
Однако что же делать с гостем? Будить, честно, было жалко. Человек явно вымотан — это видно по его лицу. С другой стороны, мне тоже спать скоро захочется, а разговор наш едва начался. Не привык я откладывать важные дела. Вздохнув и набравшись смелости, я встал и уже собрался шагнуть к Фархаду, как вдруг он открыл глаза, в которых не было ни намека на сон.
— Ты вернулся. — Он выпрямился в кресле, потянулся, подвигал плечами. — Спасибо за отдых! — улыбнулся краешком губ. — Продолжим?
— Как хочешь… — Я сел на свое место и принял независимую позу.
— Итак, ты приехал в другую страну только за тем, чтобы поймать преступника, убивающего наркокурьеров?
— Нет. Я приехал сюда, чтобы найти человека, объявившего личную войну наркодельцам.
Мы обменялись красноречивыми взглядами, и я продолжил:
— Если мы с тобой и дальше будем играть в кошки-мышки, ничего путного из разговора не получится.
Он несколько секунд посидел с закрытыми глазами, потом заговорил ровным, глуховатым, но очень четким голосом:
— Я — последний из древнего рода Сарбуланд. Производство опия и героина — основа благосостояния многих пуштунских кланов Бадахшана. Этот промысел давно поделен между самыми крупными и сильными родами. И соотношение долей в нем не менялось даже во времена войн ни в девятнадцатом, ни в двадцатом, ни даже в нынешнем столетии…
— То есть каждый род занимал определенную территорию и имел свой сектор в торговле зельем? — перебил я.
— Да… Так было до недавнего времени, пока на земли Афганистана не пришли американцы. Сначала они попытались войти в долю с эмирами Кандагара и Герата, а когда получили отказ, объявили им войну на уничтожение, якобы во имя борьбы с распространением наркотиков.
— Узнаю дядю Сэма…
— Конечно, эмиры не сдались, и война захлестнула нашу бедную страну с новой силой.
— А как же талибы?
— Движение «Талибан» поначалу благосклонно отнеслось к традиционному промыслу, но скоро запретило выращивать мак, опасаясь международного давления. Это их не спасло. Американцы все равно вторглись в страну. И, конечно, негласно разрешили производство опия и героина, но потребовали переориентировать торговые пути на страны Европы.
— Ну а чего еще можно было ожидать? — не сдержался я.
Фархад покачал головой:
— План придумал не Буш, он был разработан еще при Клинтоне. Но самое худшее случилось уже при Обаме. Аналитики из DEA просчитали, что если устроить передел зон влияния среди пуштунских эмиров, можно здорово снизить трафик «белой смерти» в США из Афганистана. Для этого была разработана операция «Северная заря». Самое неприятное и печальное, что в ней приняли участие ваши, российские службы по борьбе с наркотиками…
— Почему же «печально»?
— Потому что они не просчитали далеко идущих последствий. Зачистив вместе с американцами и ИСАФ вотчины северных эмиров, они открыли широкую дорогу для вторжения в Бадахшан, Тахар, Кундуз и Балх их южных конкурентов. И теперь через Таджикистан и Киргизию в Казахстан и Россию пошел не только северный, но и южный героин.
— Ёкарный бабай! — Я невольно подскочил в кресле. — Ну и прохвосты эти пиндосы!.. А ты, получается, пострадавшая сторона? Южанин какой-нибудь раскулачил?
— Ты зря иронизируешь, — горько усмехнулся бывший эмир. — Не желал бы я тебе пройти через то, что преодолел сам. Да, я потерял бизнес. Вместе с ним я потерял любимую жену и честь. А отнял это все у меня родной дядя — Керим-хан!
— И теперь ты горишь желанием поквитаться с родственником.
— Нет. Все гораздо сложнее…
Он замолчал на целую минуту, и я не стал ему мешать. Наконец Фархад заговорил снова:
— Я до сих пор не знаю, что со мной произошло. Спасаясь от солдат ИСАФ, я укрылся в горах, нашел там очень странную пещеру… Может быть, там и было нечто, но скорее все-таки я просто увидел вещий сон… Я увидел, что в моей жизни есть другой путь… Понял, что «белая смерть» — это великое зло, убивающее тысячи людей подло, исподтишка… Там, в пещере, я поклялся, что отныне посвящу свою жизнь борьбе с этим злом. И, может быть, тогда Аллах простит мои прошлые прегрешения…
