Так они и сидели в полупустом зале выходного дня, делая вид, что каждый занят своим – она коктейлем, он ленчем, и тем не менее зорко исподтишка наблюдая друг за другом.
Адвокат Ростислав Ведищев (и в этом его племянник следователь Чалов оказался совершенно прав) о многом недоговаривал. Например, об этой своей неуемной тяге к молодым... Ну, нимфетками их уже не назовешь... пожили, испытали удовольствия на своем коротком веку девочки... опыт приобрели – и это сквозит в их взглядах, но молодость... Пока она есть, ничем ее не истребишь – ни алкоголем, ни излишней опытностью, ни даже печалью...
А когда мужчине – умному, сильному, хитрому, как лис (и в этом прав, прав, племянничек Чалов), – стукает, гукает, с двенадцатым ударом полуночи отбивает шестой десяток, тяга к молодым вообще становится чем-то вроде избранного индивидуального наркотика, сильнейшего героина, что сразу ударяет и в мозг, и в почки, и в ее величество простату.
Что-то вроде эликсира вечной и безбрежной, как море...
Жизни, что только лишь начинает предлагать свои дары – по уму, по хитрости, по деньгам...
А тут что же, сразу и конец – вот эти несколько жалких десятилетий, отпущенных после шестидесяти до полной дряхлости и глухого маразма?
Но юность юных...
Она подобна лекарству...
И эликсиру...
И вину забвения...
И маленькому счастью, которое можно купить за деньги или взять полюбовно.
Это уж как получится, как повезет.
Но это все глубоко личная философия, «былое и думы» после шестидесяти. А на всеобщее обозрение выставляется нечто подобное тому, что происходило тогда на вилле у бассейна – две полуголые шлюшки с четвертым размером бюста, он, резвящийся с ними в воде в роли бегемота в период гона, и... его молодой племянник-следователь, ставший свидетелем «разгула» и едва сдержавший свое презрение к охальнику дяде...
Проехали, простили, мальчик...
Все равно тебе до меня далеко...
Девица, так похожая на Мэрилин, в упор, отбросив церемонии, глянула на адвоката Ведищева. Грациозно поднялась и, покачиваясь на шпильках, двинулась через зал – нет, не к выходу, а туда, где скрывались туалетные комнаты.
О, туалеты этого знаменитого на весь мир японского ресторана, сколько всего они видели – сколько голых задниц мировых знаменитостей зависало над унитазами в лучах софитов.
Топ-модель...
Автогонщик...
Чемпион мира по теннису...
Актриса...
Герой блокбастеров...
Призер Евровидения...
И вот теперь Перчик...
Адвокат Ведищев встал, прервав ленч, и, как бывало в старину, эх!.. как хороший легавый, взял след.
– Вы не знаете, где тут можно курить?
Она уже открывала дверь «дамского» WC, когда он брякнул это своим хорошо поставленным адвокатским голосом.
Она оглянулась через плечо. И от этого ее жеста, этого огляда у Ведищева аж засосало под ложечкой. Не нимфетка... ушел тот возраст, но чертовски мила... Умишком, кажется, не блещет, но губы созданы для поцелуев, а грудь, а задница какая... просто сойти с ума... И наверняка, наверняка специально косит под Монро, и ей это идет, у нее получается, хотя и признано, что такие, как Монро, рождаются раз в столетие, но вот вам и доказательство обратного, и если рассмотреть это дело с другой стороны, то окажется...
Ты не в суде, уймись... скажи ей еще что-то быстро, а то сейчас уйдет... уйдет ссать... а ты не Борис Беккер... ты уже стар для таких финтов... вот так сразу, без ее помощи, без ее ласки у тебя все равно не получится, не встанет...
– Должна же быть тут курительная комната, правда? – он виновато, обезоруживающе улыбнулся.
– Наверное. – Перчик – Наталья Литте ангельски улыбнулась ему в ответ. (О, как покойный Валентин Гаврилов млел от этой ее улыбки! Ему и в голову ни разу не пришло, что это дьявольское притворство...)
– Может, вместе поищем?
– Здесь? Может, лучше спросить официанта или в гардеробе?
– А может, вместе поищем другое место? Тут как-то убийственно скучно сегодня, и я заметил, вы ничего не ели...
– А что еще вы заметили? – она смотрела на него. Длинные черные ресницы...
– Что вы очень красивы и грустны. Какие-то проблемы?
– Бросьте...
– Нет, правда. Какие-то проблемы, да? Я могу помочь, я адвокат.
– А я хочу писать, – она протянула ему сумочку из кожи питона. – Подержите, я скоро.
Перчик скрылась за дверью WC, вручив ему – по сути, первому встречному незнакомцу (так казалось адвокату Ведищеву) – все свое девичье достояние: телефон, ключи, губную помаду и еще что-то длинное и твердое, что прощупывалось сквозь тонкую выделанную кожу клатча снизу, на дне, но он внутрь не заглядывал – естественно, он не открывал клатч, он ждал.
И сердце его...
Старый идиот...
Не воображай себя Борисом Беккером в туалете ресторана «Нобу». Все равно вот так ничего не выйдет, только выставишь себя на посмешище и опозоришься. Нужна ласка... ее долгая умелая ласка... и она ее подарит – потом, позже, когда проведете этот день, а может, и следующий вместе, вдвоем.
Когда она вышла, обдав его запахом туалетной комнаты и своих духов, и протянула руку за клатчем, он вложил его в ее влажную после мытья лапку как подарок, а потом сжал ее пальцы, рывком притянул к своим пересохшим губам и поцеловал – немного неловко и ужасно старомодно.
Но она это оценила – он, адвокат с огромным опытом, понял это по ее взгляду.
Глава 32
ОТ СЛУХОВ ОБРАТНО К ФАКТАМ
Мирославу Бурлюк развезло после третьей рюмки хереса, и она переключилась на кошек. Словно щелкнули кнопкой пульта – она молола без умолку насчет родословной Калигулы, Траяна и Тита и о том, что жалеет, что «поспешила» со стерилизацией Мессалины, потому что от «этой стервы могли родиться золотые коты, и на этом можно было бы делать «бабуськи», только я, дура непрактичная, этого не сообразила, а когда дотумкала – кошачий поезд ушел...».
О Полине Каротеевой она уже позабыла – кошки, кошки, кошки, кошки...
– Пора линять, – шепнула Анфиса Кате. – Она щас вообще вдрызг напьется после нашего ухода.
И в этот момент – точно по заказу – у Кати сработал мобильный.
– Алло, Екатерина, это вы? Чалов говорит. Я в управлении розыска, не могли бы вы сюда подъехать? Понимаю, что неудобно беспокоить в выходной, но важные новости.
– Ой, а у меня тоже! – воскликнула Катя. – Еду без промедления, Валерий Викентьевич.
В тесной прихожей у нее с Анфисой закипел спор:
– Я с тобой!
– Я в управление, Анфис. И машину я заберу, уж извини, мне срочно.
– А я что, с ней должна допивать, что ли?
– Анфис, останься здесь, может, она еще что-то сболтнет важное.
– Да как я пойму, что это важно для тебя?
– Фамилии запомнила – Прохоров, Гаврилов, Ковнацкий Платон – и адвокат? Про адвоката, если она что вспомнит в связи с Полиной, слушай очень внимательно. Ростислав Павлович Ведищев, адвокат... это важно, сделай для меня.
– Ну хорошо, я останусь, ты не подумай, что она алкашка, – Анфиса шептала это Кате в самое ухо. – Просто она не знает меры. Кризис среднего возраста и все такое... а потом ее муж бросил из-за того, что она родить ему не смогла. Я останусь и послушаю. А кто этот Валерий Викентьевич?
– Это Чалов, следователь. Прокурорский... я же тебе говорила.
– Ну да, ну да... и как он вообще?
И тут в прихожей, уже на пороге Катя задумалась – а и правда, как Чалов вообще? Что о нем можно рассказать своей лучшей подруге, готовой ради нее в огонь и в воду, и за руль, и в дальние страны, и в автохимчистку, и даже пить с важным свидетелем, теша рюмкой полуденного беса?
– Он следователь и... Знает свое дело, многому можно у него поучиться. И он... черт, мне с ним интересно, хотя он... Анфис, это же потрясающее дело, и чем дальше, тем больше. Я умираю от любопытства!
– А этот Чалов, он за тобой не приударяет?
– Нет, – ответила Катя не колеблясь. – Я его точно не волную, как и он меня. Иногда смотрится как персонаж старого фильма... черно-белого... И весь такой закрытый.
– Ну да, застегнутый. Видали мы таких, – хмыкнула Анфиса, дыхнув хересом ароматным. – Это как в «Ва-банке»: «Передай застегнутому, чтоб расстегнулся».
Катя чмокнула ее в щеку.
– Я пошла, – шепнула, – а ты дуй к Мирославе и постарайся вернуть разговор к Полине.
В главке, в управлении розыска выходного дня и не чувствовалось. Кабинеты открыты, сыщики за работой. И лишь дверь одного кабинета – начальственного – заперта. Катя вздохнула – полковник Гущин, как ты там, старик, в Амстердаме с полицейской делегацией? Небось удивляетесь, как это в Амстердамах народ свободно справляет нужду в открытые уличные писсуары и весело курит травку, плюя на полицию. А тут, в родном Подмосковье, в Ясногорске такое дело разворачивается!
Полковника Гущина сейчас остро не хватало.
Чалова она нашла в одном из кабинетов в окружении оперативников – они что-то оживленно обсуждали.
– Секунду. – Чалов обернулся к Кате: – Я не устаю удивляться, как скоро вы оказываетесь там, где нужны.
