Ознакомительная версия.
— Ну-с, Дмитрий Алексеевич, где, вы говорите, это нашли?
— Медальон был зажат в правом кулаке погибшего…
— Во-первых, это — не медальон! — поучающее перебил Городихин. — Это — соляр, нагрудный знак жреца культа солнцепоклонников. Культ бога Солнца был чрезвычайно распространен в античном мире как на Западе, так и на Востоке. В разных вариациях в разное время и в разных культурах соляры находили при раскопках от Иберии до Сиама.
— Но наш клиент — казах, — вставил я.
— Прекрасно! — улыбнулся Иван Михайлович. — Этот соляр, уважаемый детектив, весьма необычен, прежде всего тем, что он свежий. То есть изготовлен сравнительно недавно, скорее всего в нашем столетии…
— Я догадался…
— Но вы хотите знать, откуда он.
— За тем и пришел… — кивнул я.
Похоже, лекции мне не избежать. Но куда ж деваться?..
Городихин приосанился.
— Итак, что же мы видим? С одной стороны, типичный соляр эпохи Сасанидов. В Эраншахре[10] зороастрийская религия практически была признана государственной. Хотя там были и ариане, и манихеи. Но, как во всякой религии, в зороастризме существовало множество ответвлений и толкований, даже откровенных сект. Одними из наиболее радикальных считались так называемые Дети Солнца. Судя по немногим сохранившимся свидетельствам, эти «детки» не просто провозгласили победу света над силами тьмы, но и активно претворяли идею в жизнь, физически уничтожая все, по их мнению, порочащее светлое начало в мире.
— То есть Дети Солнца были чем-то вроде террористической организации?
— Ну, терроризм — сильно сказано… У них логика была такова. Солнце дало начало всему живому, следовательно, все, что вредит или угрожает живому, особенно человеку, есть проявление тьмы. И значит, с ним надо беспощадно бороться.
— Они и боролись…
— Ну да. — Городихин помолчал. — Так вот. С другой стороны, в седьмом веке Арабский халифат подмял под себя империю Сасанидов и, естественно, сменил религию. Зороастризм, равно как и его ответвления, был запрещен. Храмы в большинстве разрушены. С тех пор про Детей Солнца ничего не было слышно. По крайней мере, они в официальных источниках не упоминаются. А косвенно…
Профессор покачал соляр на цепочке, потом положил на стол перед собой. Я ждал, хотя так и подмывало поторопить его.
— Припоминаю кое-что. — Иван Михайлович постучал ногтем по соляру. — В путевых записках Ибн-Баттута, арабского путешественника и дипломата четырнадцатого века, впервые полностью опубликованных в Каире в 1871 году, есть один интересный эпизод. Когда Ибн-Баттута возвращался из своего второго путешествия на Восток через Афганистан и Персию в родной Танжер, в долине Кабула ему повстречались необычные странники. Их было несколько десятков, все одеты в белые хитоны на манер ромейских, а на груди и спине на них были вышиты изображения пылающего солнечного диска, пересеченного красной ветвистой молнией…
— Похоже на нашу находку, — не выдержал я.
— Да, — снисходительно кивнул Городихин. — И вот на вопрос Ибн-Баттута, кто такие, его проводник ответил буквально, мол, это Дети Солнца, борцы с тьмой!
— Ага. Но все же — четырнадцатый век…
— Вот и я о том же. Получается, что и в двадцать первом веке эта… община существует. Во всяком случае, другого объяснения я не вижу.
Некоторое время мы оба молчали, каждый по-своему переваривая невероятный вывод. Я справился первым.
— Хорошо. Допустим, Дети Солнца существуют, их дело живет. Но ведь где Персия и где Томск?..
— Правильный вопрос, — усмехнулся профессор. — Но здесь я вам не советчик. Думаю, вы, как детектив, сумеете найти связь между этими, казалось бы, несоединимыми фактами.
— Да, конечно, — мне стало неловко. В самом деле, чего я пристал к уважаемому человеку? Он ведь и так мне помог сверх всякого ожидания. — Извините, Иван Михайлович. Огромное вам спасибо! — Я сунул соляр в карман. — До свидания.
— Всего хорошего, — кивнул Городихин, снова погружаясь в свои бумаги.
Я вышел из библиотеки весьма окрыленный. Надо же! Дети Солнца, древняя секта снова в действии!.. Но как ее связать с убитым?
Мучаясь над загадкой, я направил свои стопы к зданию главного корпуса Университета, ибо именно там работал мой давний приятель Сергей Калганов. Сергей Васильевич был химиком от бога и абсолютно безбашенным экстремалом.
Еще будучи старшеклассником, Серега влюбился в химию вообще и в неорганическую, в частности. Успехи его по предмету оказались настолько впечатляющи, что химичка пригласила талантливого ученика работать по вечерам лаборантом в школьной лаборатории, помогать ей готовить препараты для практических занятий. Зря она это сделала. Серега, попав в этакое царство изобилия, обалдел и решил самостоятельно провести, как потом выразился, сложнейшую реакцию по очистке благородных металлов от примесей. Уж не знаю, что именно он сотворил, но взрыв в лаборатории получился знатный. Хорошо ещё, что здание школы было старинной постройки, поэтому стены устояли. Но окно вместе с рамой и дверь вместе с косяком вынесло полностью. Самое интересное, что Сергей, во-первых, совершенно не пострадал (где-то успел спрятаться), а во-вторых, сумел убедить всех, что опыт у него удался! И в доказательство предъявил странные вкрапления желтого цвета, залепившие стены и потолок лаборатории.
Потом были отличный аттестат, красный диплом Университета, кандидатская в двадцать три и докторская в двадцать девять. Ныне доктор химических наук Калганов возглавлял отдельную лабораторию химии редкоземельных металлов и являлся экспертом сразу нескольких международных и отечественных комиссий по цветной металлургии.
Вот к этому уникуму я и заявился со своим соляром, потому как было ясно, что в моем паззле с трупом казаха и воскресшими Детьми Солнца не хватает детальки: где и когда изготовлен этот пресловутый кругляш.
Калганова я нашел, конечно же, за лабораторным столом. Маститый эксперт до сих пор не упускал возможности «похимичить» собственными руками.
— Здорово, алхимик! — бодро рявкнул я, входя в лабораторию.
— Привет фантасту, — не растерялся Сергей. — Давненько не виделись?
— Ну, почитай, с Нового года!..
— Нынешнего или прошлого?
— Э-э… — Я «завис». Вот так всегда. Серега обладал уникальной способностью ставить собеседника в тупик самыми простыми вопросами. — Наверное, все-таки нынешнего. А?..
— Принимается, — довольно улыбнулся мой друг. — С чем пожаловал?
— Вещицу одну надо бы протестировать, — я выложил перед ним соляр. — У тебя, говорят, аппаратура — супер. Мне нужно знать, когда и где могли изготовить эту вещь?
— Экий ты быстрый! — Калганов с интересом повертел соляр в руках. — Выглядит новоделом…
— Но?..
— Но явно имеет отношение к какому-то древнему культу.
— В точку! Это нагрудный знак жрецов-солнцепоклонников, предположительно — Детей Солнца. Была такая секта в зороастризме.
— Ух ты!.. Так получается, они и сегодня живут и здравствуют?
— Вот это ты мне и скажи.
Серега снова внимательно оглядел соляр. Поднес его под сильную настольную лупу с подсветкой, закрепил, вытащил из нагрудного кармана рабочего халата острый стальной щуп. Минуты две Калганов возился с моей находкой, наконец изрек:
— Похоже на медно-цинковую лигатуру. Видишь, цвет желтовато-зеленоватый?..
— И что?
— Ну, в старину золото часто сплавляли, помимо серебра, с медью и цинком для придания изделию мягкости и пластичности. А цинк как раз и давал зеленоватый оттенок.
— То есть мы имеем дело со старинным изделием?
— Не обязательно. Такие лигатуры применяют и ныне, как раз для придания новоделам солидного «возраста».
Я почесал кончик носа.
— Ты меня не путай, Серый. Щас в рожу вцеплюсь! Я же — кот. Помнишь?
— Ладно, не кипятись. — Калганов взял соляр и направился в дальний угол лаборатории. Там располагался внушительный агрегат, напоминающий древний вычислитель и пульт космической связи одновременно. Сергей чем-то щелкнул на панели, и аппарат ожил. На большом центральном дисплее заплясали непонятные символы и значки, потом вспыхнула надпись «ready» — «готов».
— Наша гордость! — важно произнес мой друг, открывая неприметный лючок и засовывая туда мою вещицу. — Атомно-абсорбционный спектрометр.
— И как он действует? — подозрительно поинтересовался я.
— Проба нагревается до нескольких тысяч градусов за секунду, образуется атомный пар, через который пропускается световой поток…
— Погоди-ка! Что значит «несколько тысяч»? Ты что, испарить его хочешь?!
— Успокойся, — Калганов хихикнул и сразу напомнил мне прежнего Серегу-химика из далекого школьного прошлого. — Пробоотборник сделает соскоб в пару десятков микрон. Будет совсем незаметно.
Ознакомительная версия.
