Ознакомительная версия.
— Они подтвердят, что видели, когда она домой шла?
— Конечно подтвердят, — вмешалась я. — Я с ними поздоровалась и сказала, сколько на рынке сахарный песок стоит.
Менты на мое вмешательство никак не отреагировали.
— Ну что там в комнатах? — спросил Михалыч.
— Искали что-то, — неохотно признал Ваня.
— Так ничего у вас не пропало? — Теперь они соизволили обратить свои взоры на меня.
— Вроде нет.
— Н-да, очевидно, вошли двое, тут из-за чего-то поссорились, один другого пырнул ножом, испугался и убежал. Иного объяснения я не нахожу, — задумчиво пробормотал Михалыч. — Сейчас врач приедет, еще люди, так надо бы пойти, соседей поспрашивать, кто что видел. Бабушек на лавочке подключить, по квартирам походить.
Я хотела спросить, кто будет ходить по квартирам — если мордатый Ваня, то ничего не получится: увидав его кирпичную рожу, люди и дверь-то не откроют, — но промолчала.
Действительно, через некоторое время квартира моя наполнилась народом, но перед этим у меня выдалась пятнадцатиминутная передышка, потому что Михалыч все же отослал Ваню расспрашивать старушек, а сам разложил на кухне какие-то бумажки и спросил у меня разрешения закурить. Я сказала, что пожалуйста, пусть курит на кухне, только я выйду, потому что не выношу запаха табачного дыма.
— Беременная, что ли? — ворчливо спросил он.
— Уже нет. — Я усмехнулась.
Он посмотрел на меня повнимательнее, видно, заметил мои худобу и бледность да и мешки под глазами. Уж не знаю, какие мысли появились в его прокуренной голове, но он разрешил мне находиться в комнате, только ничего там не трогать.
В комнате все было по-прежнему, только беспорядка еще прибавилось, потому что мордатый Ваня еще больше разбросал книги и газеты. Я на цыпочках прошла в «тещину» комнату и запихнула свою единственную драгоценность в коробку со старыми Лешкиными игрушками. Будем надеяться, что. милиция не станет устраивать в моем доме обыск. Показывать им ценную вещь я не собиралась: еще заберут как вещественное доказательство, а потом поминай как звали!
Возвращаясь обратно, я споткнулась о кипу старых журналов, валявшихся на полу, и увидела, что под ними что-то блестит.
Оглянувшись на дверь кухни, я нагнулась и подняла с пола связку ключей. Это, несомненно, были ключи от моей квартиры, однако совершенно новые. И еще одна странность — ключей было четыре, тогда как замков на, моих двух дверях всего три. То есть четвертым замком мы уже полтора года не пользовались, потому что он не работал.
Ай да Ваня, как хорошо все осмотрел, даже ключей не заметил, а они валялись чуть ли не под ногами! Отдать Михалычу? Я вспомнила, как краснорожий Ваня орал на меня благим матом, а Михалыч делал скучающее лицо и поглядывал на часы. Нет уж, не буду я с ними связываться, а то опять начнут орать. И я спрятала ключи в ту же коробку.
После ухода милиции и когда увезли труп мужика (забыла сказать, что он был совершенно рыжий, прямо морковного цвета), я на негнущихся ногах спустилась к Тамаре Васильевне за Лешкой. Тамара, увидев меня, только руками всплеснула. Вид у меня был, верно, жуткий, да и чувствовала я себя отвратительно. В голове стучали тысячи отбойных молотков, глаза слезились, к горлу волной подступала тошнота.
«Это от стресса, — твердила Тамара, — выпей чаю, тебе станет легче».
Но мне не хотелось чаю, а хотелось вернуться к себе, открыть все форточки и лечь на диван лицом к стене. Тем не менее я посидела немного у соседки, рассказала ей вкратце о моих неприятностях, и мы с Лешкой потащились домой. Лешка не капризничал, быстро вымылся и почистил зубы, а потом отправился в свою комнату и заснул.
Только-только я собралась последовать его примеру, а обо всем происшедшем подумать завтра на свежую голову, как в дверь позвонили.
По этому звонку — одновременно неуверенному и хамскому — я сразу узнала своего бывшего мужа. В нем это вылезло с того самого времени, когда у него появилась та баба. Он стал каким-то растерянным, слабым.
И словно для того, чтобы компенсировать свою слабость, скрыть ее, он стал ужасно хамить, как будто хамство его могло кого-то ввести в заблуждение…
Мне бы, конечно, не впускать его в дом, но после сегодняшних событий, особенно учитывая найденные мной на полу ключи, я очень хотела взглянуть ему в глаза, прижать его к стенке и добиться правды. Поэтому дверь я открыла.
Мой бывший выглядел отвратительно: плохо выбрит, рубашка несвежая, брюки такие мятые, будто он ночевал на вокзале.
У меня он в таком виде из дому не выходил.
В довершение всего этого великолепия от него еще и спиртным попахивало. Пива выпил… У меня он опять-таки себе такого не позволял.
— Чему обязана? — спросила я, демонстративно оглядев гостя с ног до головы. — Или просто соскучился?
— Ишь, размечалась, — рот его расплылся в мерзкой ухмылке, — нужна ты мне!
В зеркало на себя посмотри! Я к тебе пришел за своей фамильной вещью, которую ты у больной старухи украла!
Надо сказать, я здорово разозлилась. Я, конечно, ко многому привыкла, жизнь меня приучила не расстраиваться по ерунде, но сегодня мне уже хамства хватило досыта, один Ваня-мент чего стоил. А тут этот подонок смеет еще про старуху выступать. Да я, можно сказать, только и скрашивала последние бабкины дни, а он, сволочь: «украла»!
— Ты, скотина, говори да не заговаривайся! — перешла я на бешеный шепот. — И не ори тут у меня! Ребенок спит, твой, между прочим, ребенок. Или ты уже забыл о его существовании? А насчет зеркала — на себя бы посмотрел! Рожа небритая, рубашка как из помойки! И про воровство — извини, дорогой, не тебе бы говорить!
— Ты на что это намекаешь? — заорал было он, но, покосившись на дверь Лешкиной комнаты, тоже перешел на громкий шепот. — Ты как мне смеешь такое говорить?
— Ты пафоса-то поубавь! — прошипела я, тесня его обратно к дверям. — Не ты ли тут в мое отсутствие по квартире шаришь?
И не твой ли дружок здесь сегодня хозяйничал? И не ты ли, друг любезный, его прирезал? Ты не очень-то на меня наезжай. А то я живо в милицию тебя сдам, ты еще Ваню моего знакомого не видел! Хамство быстро с тебя слетит, потому что тебе до Вани еще расти и расти!
Услышав мою тираду, бывшенький явно растерялся.
— Какой еще Ваня? Какая милиция? Кто кого прирезал? Ты что мелешь-то?
Я, развивая успех, прижала его вплотную к двери и прямо в ухо зашипела:
— И не делай вид, будто ничего не знаешь! Сегодня у меня в квартире какой-то взломщик хозяйничал, и с ним еще кто-то был. Я думаю, что ты, больше некому, и потом ты дружка своего прирезал прямо здесь, в коридоре! Милиция недавно только уехала, того рыжего увезли, а тут ты являешься. Верно говорят, что убийцу тянет на место преступления.
Он, чувствую, снова наливается хамством, как клоп кровью, и опять начинает меня от двери теснить:
— Ты меня к этим делам не припутывай!
Я про все твои штучки знать ничего не знаю!
Сама небось какого-нибудь уголовника привела, а теперь на меня вешаешь? Не выйдет!
Я у тебя месяц не был, а уж сегодня-то и говорить нечего!
— Не был? — говорю. — Да ты здесь уже два раза без меня хозяйничал — в прошлый четверг точно был. Думаешь, я совсем дура, не пойму, что в доме без меня кто-то был.
И кроме тебя некому!
— Да как я к тебе попасть мог? У меня и ключей нет, ты же сама у меня их забрала!
Как он про ключи сказал, я уж совсем рассвирепела: ключи от моей квартиры, похоже, у каждой второй сволочи есть. Правда, те ключи, что я днем нашла, были не мужнины, но злости моей не убавилось, и я снова оттеснила его к двери.
— Я-то у тебя ключи забрала, да ты-то, сокол ясный, новые себе сделал, это как пить дать! И можешь мне мозги не пудрить, все равно не поверю, что ты у меня не был!
И до сегодняшнего дня был, и сегодня этого рыжего ты убил! И если сейчас немедленно не уберешься, и если посмеешь еще надоедать и жизнь портить, которую ты уже и так раз и навсегда мне испортил, так я тебя, не задумываясь, милиции сдам!
А он вдруг спрашивает каким-то странным голосом:
— Рыжего? Какого рыжего?
— Что? — Я в запале не сразу поняла, о чем он спрашивает. — А, этот рыжий, которого сегодня в моей квартире угробили, морковного цвета, с наколкой на руке…
— Якорь? — переспросил муженек и, видимо, тут же пожалел о том, что у него вырвалось, да слово-то не воробей.
— А, — я даже обрадовалась, — значит, знаешь ты этого взломщика? А только что отпирался.
— Да никого я не знаю! У каждого второго уголовника якорь на руке наколот!
Я вижу, что он очень забеспокоился, сам уже к двери отступает и явно готов убраться вон из моей квартиры. Я, чтобы закрепить победу, его добиваю:
— Думаешь, так я тебе и поверила? Я же вижу, как ты в лице переменился. И про якорь ты наверняка знал! А ну выкладывай, кто такой тот мужик? Наверняка ты этого рыжего знаешь! Если даже не ты убил, то наверняка ты его подослал! Или краля твоя ненаглядная!
Ознакомительная версия.
