А остатки моей пенсии в сумме сорока рублей она взяла уже сама, видимо, когда я заворачивал в газету чайник. Но полчаса было хорошо, людно, весело.
Как бы в молодости ни было плохо, я всегда знал, что скоро будет хорошо. Как бы мне теперь ни было плохо, я знаю, что будет еще хуже.
Позвонил я однокашнику по техникуму, тоже старичку ветхозаветному: «Приходи завтра в гости». – «Господь с тобой, я же диабетик». – «Ну и что?» – «Какой из меня гость: ни выпить, ни закусить».
Сегодня вышел в сквер и поднял камень, кусок гранита с таким свежим изломом, что жилки видны. Держу его в руке. Ему, наверное, миллиард лет, а мне семьдесят. Он еще пролежит миллиард, а я от силы проживу лет пять. Так кто кого из нас держит в руках?
Кряхтю, или кряхчу, а зарядочку посильную сделал. Кряхтю, или кряхчу, а квартиру подмел. Побрился и умылся. Выпил кефир. А потом чего-то задержался у зеркала... Боже, что это? Шея-то не моя, а ощипанного гусенка: голубоватая, складчатая, в пупырышках и, ей-богу, с остатками перьев. Тогда к чему и кефир?
Лев Петрович Сидорин, с коим мы в сорок первом мокли в болотах, тоже давно на пенсии. Он задумал большое дело – оставить после себя архив. Купил махонькую пишущую машинку. Режет из газет, клеит из журналов и пишет-пишет... Хочет запечатлеть время. Я заглянул. «Поднялся в шесть утра. Светило солнце. Пели птички...» И так далее. Занятие полезное. Только зачем он в архиве врет насчет поющих птиц? У него под окнами электричка бежит каждые полчаса. Ревущего быка не услышишь, а не то что птичек.
Сперва мне жизнь не удавалась. Смотрю, уже за пятьдесят. Она и потом не удавалась, но как-то стало уже все равно.
5
Адрес Матвея Устькакина Леденцов сообщил по телефону через час. Я тут же послал курьера с повесткой, пригласив тунеядца в прокуратуру к десяти часам следующего дня. Но пришел следующий день, минуло назначенное время, минул и полдень с обеденным перерывом – Устькакина не было. Не бегут к нам граждане с повестками, тем более тунеядцы.
В криминальных романах трудности следственной работы описываются частенько. Их много: преступника не поймать, доказательства противоречивы, свидетели врут, трупа не найти, с руководством конфликты... Эти тяготы глобальные, что ли, а поэтому и не обидные, поскольку присущи следственной работе. Но есть препятствия мелкие и до того изнуряющие, что оборачиваются теми же глобальными. Например, вызов свидетеля. К телефону я обращаюсь редко хотя бы потому, что на твое сообщение: «С вами говорит следователь прокуратуры Зареченского района» – может последовать: «Вам отвечает прокурор республики». Как-то не успел и договорить, как меня перебили: «Ты следователь, а я Кинг-Конг». Поэтому шлешь повестку. Человек не явился. Повестка не дошла, свидетель уехал, заболел или не желает почтить визитом? Если последнее, то закон разрешает принудительный привод через милицию. Но для этого опять-таки надо знать причину. Больного ведь не поведешь.
В три часа я обозрел календарь: пришли все иные свидетели, кроме Устькакина. Тогда я глянул в окно, где еще не зашло зимнее солнце, ставшее от морозца и городского дыма каким-то узким. К вечеру этот Устькакин может накачаться пивом. А на улице морозец, узкое солнце, и живет он в нашем же районе.
На всякий случай заготовив повторную повестку и отметившись в журнале уходов-приходов, я вышел из прокуратуры. И потопал пешком, якобы одну остановочку. Потом вторую, третью... Пока не вспотел. Пока узкое солнце совсем не затерялось в морозных туманах у горизонта. Пока не заплутал в каких-то арках и проездах. Я плохо ориентируюсь, потому что всегда о чем-нибудь думаю.
Впрочем, сейчас отыскать нужный дом помешало воображение и моя, особая, логика, полагавшая, что тунеядцу с желтым носом больше пристало жить в убогом доме. Передо мной же стоял двенадцатиэтажный красавец, облицованный голубой плиткой, жемчужно мерцавшей в остатках узкого солнца. Я забыл о прекраснодушной уравниловке, когда пьяница и труженик живут в одинаково хороших квартирах.
Оба лифта горели красноглазыми кнопками. Наконец один мягко опустился. Из лифта вышла женщина. Я скоренько шмыгнул в него, оказавшись в синих пластиковых стенах и томном запахе духов. Разумеется, аромат исходил не от стен, а остался от женщины. Я решил подняться на последний этаж и топать вниз, отыскивая нужную квартиру.
Лифт шел неспешно. Запах духов...
Меня вдруг задело необъяснимое беспокойство, которое набегало скорее хода лифта. Я оглядел пластиковые стены, точно хотел увидеть, откуда оно, это беспокойство. Но в лифте ничего, кроме запаха духов, не было. Духи, женщина...
Женщина была в белой песцовой шапке.
Я нажал на «стоп», а затем на кнопку первого этажа. Мне показалось, что лифт сперва постоял и подумал. По крайней мере, когда я выскочил из парадной, женщина в песцовой шапке была уже далеко и выходила на проспект.
Бежать мне казалось неудобным. Возраст, портфель, очки... Я зашагал с предельной скоростью, благо ходьбой уже был разогрет. На проспекте мешали люди, иногда закрывая женщину. Все-таки песцовая шапка приближалась. Я уже прикидывал, что сделаю, догнав женщину...
Но песцовая шапка пропала, напоследок мелькнув слишком бело, как последняя вспышка упавшей звезды. Сперва я не понял, куда она делась. Отошедший от поребрика автобус все объяснил.
Я огляделся, видимо, с некоторой досадой. Еще бы: бросил лифт, спешил, прикидывал... Глупо припускать за первой увиденной песцовой шапкой. Теперь почти все женщины в мехах. Нельзя же придавать значение тому, что женщина в песцовой шапке вышла из дома, где жил тунеядец Устькакин?
Мое секундное топтание у поребрика было замечено. Возле меня вкрадчиво остановился «Москвич» и, по-моему, спросил сам, без помощи человека:
– Шеф, куда?
Я влез. Человек в машине оказался веселым разбитным парнишкой в очках.
– Мастер, жми вон за тем автобусом.
– Догнать, что ли?
– Догнать, но не перегнать.
– А как?
– Держаться сзади.
Парнишка усмехнулся, но машину повел ловко и скоро. Через одну-две минуты мы уже ехали впритык к автобусу. На остановках я таращил глаза и прижимал стекла очков к глазам, боясь упустить женщину. Уже стало сумеречно, а фонари еще не зажгли. Белая шапка могла стать не белой, поскольку в темноте, как известно, все кошки серы; наверное, и песцы.
– Шеф, автобус будет ходить кругами.
– Человек выйдет, – нехотя сказал я.
– Кого-то ловим?
И тогда я догадался использовать его зоркие глаза. Коли нанял.
– Мастер, смотри выходящую женщину в белой меховой шапке.
– Украла?
– Что украла?
– Шапку-то меховую.
– Ну да. Почему и гонюсь.
«Москвич» сразу заурчал, словно овчарка, и пошел напористее; мне даже казалось, что он пригибается по-человечески. Мы уже неслись вровень с автобусом. Парнишка бросал взгляды на его стекла, высматривая белую шапку.
– Детективы люблю, – плотоядно поделился он.
Автомобиль вздрогнул, упершись в асфальт заклиненными колесами. Парень жал на тормоза, видимо, изо всех сил – иначе бы мы клюнули автобус. Но я уже ни на что не обращал внимания, потому что из передней двери вышла женщина в песцовой шапке. Сунув водителю пятерку, отложенную на книги, я покинул машину и осторожно пошел за ней.
Но тут произошло непредвиденное...
Сперва за моей спиной агрессивно хлопнула дверь. Потом мимо прогарцевал водитель, оказавшийся длинноногим и скорым. Он настиг женщину в считанные мгновения и заступил ей дорогу. Позабыв про портфель и солидные очки, я тоже припустил. На мой бег ушло больше мгновений, поэтому начала разговора я не услышал.
– Снимай шапку! – радостно требовал водитель.
– Ты пьяный или на учете? – возмущалась женщина.
– Сейчас органы подойдут, – пообещал парень.
– Пропусти! – взвизгнула женщина.
Органы, то есть я, уже подошли, вернее, подбежали.
– Заметает следы, – сказал мне водитель.
– Помогите избавиться от хулигана, – сказала тоже мне женщина.
– Молодой человек, отстаньте от гражданки! – сурово прикрикнул я, опасаясь, что шапку он сдернет с ее головы.
Очки водителя изумленно нависли над моими очками. Его глаза, плохо различаемые в сумерках, диковато чернели под стеклами. И тогда я подмигнул ему. Парень ответил смекалистым кивком.
– Дожили, что психи по улицам шляются, – бросила женщина мне как спасителю и пошла плывущей походкой; по крайней мере, ее белая шапка льдиной плыла в темном людском потоке.
– Расходимся по одному, – гнусаво шепнул я и поспешил за женщиной.
Она свернула в переулок. И тут же пропала. Ей было некуда деться, кроме как исчезнуть в обнаруженной мною проходной какого-то предприятия. Я заглянул: окошко бюро пропусков, турникет, охранница... Следовало выяснить название предприятия, дабы знать, где работает песцовая шапка.
