В какие-то мгновения перед глазами пронеслись странные и неожиданные образы – мерцающий монитор компьютера, клавиатура, гамбургер… Какое-то женское лицо, наверное, его девушка, которую он бросил тысячу лет назад и имени которой даже не помнил… Потом бутылка пива, чья-то голая задница – он надеялся, что тоже женская, – а потом…
Потом над ним что-то нависло. Он уже почти впал в забытье, но нависший над ним силуэт он запомнил. Это было лицо в черной маске под широкополой шляпой. Какой-то сюр, подумал студент Станислав Елизаров и отключился…
– Что случилось с Катей? – спросил Баранов.
Стас пожал плечами:
– Не имею ни малейшего представления… Все это время, пока меня штормило, я ее даже не видел. Где она стояла, куда она делась, куда убежала и убежала ли – не знаю… Честно не знаю. И я до сих пор не знаю, что там произошло.
Баранов кивнул. Не верить парню оснований не было никаких, тем более что почерк нападавшего был ему знаком. Такое нарочно не придумаешь – чтобы оправдать свое бегство с места преступления, можно было сплести что-нибудь попроще.
– Что было дальше?
– А дальше я просто очнулся. Часов на руке не было, телефона не было… И людей поблизости тоже не было. Зато начинало светать. Я пролежал несколько часов, сильно замерз… Я встал и пошел домой. Это все.
– И судьбой девушки больше не интересовался?
Станислав ответил не сразу, поднял на мента полный вселенской скорби взгляд. Было ли ему стыдно? Да, пожалуй. Испытывал ли он угрызения совести? Несомненно. Но Катерине Соболевой от этого сейчас не легче.
– Я испугался, – выдавил Станислав. – Если бы вы были там, вы бы поняли. Если бы вы только видели это лицо…
Баранов покачал головой. Сейчас ему этот парень нравился значительно меньше, чем в начале разговора.
– Если бы ты знал, мальчик, какие лица мне приходилось видеть на своем веку, – с укоризной сказал он и повернулся к двери, собираясь уходить. – Больше ничего не хочешь сказать?
Стас медленно покачал головой. Потом как будто вспомнил:
– Погодите, есть кое-что еще… Несколько дней назад у меня почти повторился этот приступ, как тогда возле гаражей. Я упал возле уличного кафе недалеко от института.
– Ты кого-нибудь заметил поблизости?
– Нет, никого. Меня скрутило в какие-то секунды, я потерял сознание и очнулся только в больнице.
– И что сказали врачи?
Стас усмехнулся:
– Что нам слишком много задают.
– Понятно.
Баранов открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Прежде чем уйти, он обернулся:
– Ты нам можешь понадобиться, студент, причем в самое ближайшее время. Ты готов?
Тон его не предполагал никаких возражений. И Стас не думал возражать – кивнул обреченно и грустно.
– Не смей выключать телефон, жди звонка и не уезжай из города.
Стас вздохнул.
– Значит, говоришь, шли через школьный стадион и гаражи?
– Угу.
– Все, до встречи.
– До свидания.
Михаил Поречников занимался звукорежиссером Алексеем Кузьмичевым. До начала съемок обязательно нужно было задать ему несколько вопросов, причем без свидетелей.
«Вопросов» – это, конечно, преувеличение. Вопросы ему уже когда-то задавали ребята из следственной бригады, и задавали со знанием дела, но толку от тех разговоров было чуть: Леша ничего не смог сообщить, кроме того, что почувствовал себя плохо, вышел в подсобное помещение и тэ дэ и тэ пэ. Да, Кремер права: они потеряли очень много времени впустую, говорить со свидетелями нужно было иначе и совсем другим людям.
Алексей сидел за столом в кабинете Маришки Садовской. Самой хозяйки на месте не было, вместо нее тут заправлял Миша.
– Алексей, мне нужно кое-что сделать, – сказал Михаил, становясь у него за спиной и разминая руки, словно гестаповский палач, – заранее прошу прощения.
Застенчивый от природы и немногословный парень в ожидании неприятной экзекуции покраснел до корней волос и начал ерзать на стуле.
– Э-э-э… что вы хотите?
– Я хочу сказать, что вам придется немного вздремнуть.
Алексей дернул головой.
– Вы хотите меня загипнотизировать?
– Ну, что-то вроде того.
Кузьмичев вспомнил свои ощущения, когда его наказала за пренебрежение к своим чарам колдунья-неудачница Лера. Неужели та история ничему не научила его? С этими экстрасенсами нужно не просто держать ухо востро – от них вообще надо держаться подальше. От них надо бежать со всех ног… Но сейчас он этого сделать не сможет, потому что отдаться на растерзание Михаила Поречникова ему приказала лично продюсер проекта.
Бежать надо с этой работы. Хорошие звукорежиссеры везде нужны.
– Итак, – сказал Михаил, – я попробую кое-что сделать, потому что мне нужно выудить очень важную информацию о том дне, когда мы снимали отборочный тур в торговом ангаре. Помните?
– Еще бы не помнить.
– Тяжелый был день, не так ли?
Алексей кивнул.
– Я постараюсь сделать так, чтобы он больше не вызывал неприятных воспоминаний. Вы мне доверяете?
Алексей снова кивнул, но на этот раз после небольшой паузы. Очевидно, он все еще сомневался.
– Расслабьтесь и ничего не бойтесь, – сказал Миша, кладя руки ему на плечи. – Я вытащу занозу из вашей головы. Вы не чувствуете ее присутствие, но я знаю, что она причиняет вам боль. Давайте попытаемся от нее избавиться.
Алексей вздохнул. Он расслабился и закрыл глаза.
Миша молча сделал несколько пассов вокруг его головы, затем слегка коснулся шеи и плеч. Он давно этого не делал (впрочем, чего там – не делал еще никогда, но он уже сбился со счету, фиксируя свои «добрые начинания» за последние два-три месяца) и сам волновался, наверное, не меньше своего подопытного кролика.
– Вы меня слышите, Алексей? – спросил он.
Тот кивнул в ответ.
– Мне очень нужно знать, что произошло в тот день. От этого зависит человеческая жизнь, и, возможно, не одна. Вы помните, что там было?
Кузьмичев молчал.
– Алексей?
Парень вздохнул.
– Да, я помню.
– Тогда расскажите.
Алексей помолчал немного и начал говорить…
Баранов дошел до крыльца клуба «Премьер», немного постоял у запертых стеклянных дверей. Опрашивать местный персонал уже не имело смысла – их опрашивали неоднократно при проведении официального следствия и ничего интересного не выудили. Никто ничего не видел, не слышал и вообще не желает иметь ничего общего с этой тухлой историей. Репутация у клуба после загадочного исчезновения девочки-подростка и так подмочена, поэтому, гражданин начальник, чем меньше будет вопросов и ответов, тем лучше.
Баранов закурил сигарету и двинулся по маршруту. По-хорошему сюда бы надо запустить Кремер и Поречникова, но они рискуют засветиться, а действовать надо наверняка, чтобы сразу попасть в десятку и повязать гадюку на месте, чтобы не успела кого-нибудь укусить. Поэтому сначала Баранов решил пройти по маршруту самостоятельно.
Он курил сигарету за сигаретой. Он поравнялся со школой, поглядел на окна. Сейчас там вовсю идут занятия, а летом в здании было пустынно и мрачно, тем более ночью. Гигантские окна спортивного зала выходили на школьный стадион. Баранов постоял возле небольшой площадки с турниками и гимнастическими бревнами, даже попробовал подтянуться. Получилось всего семь раз, на большее его сегодня не хватило. «Расслабился, обзавелся животиком, много куришь. Правильно тебя погнали из органов – с такой физической подготовкой тебе только бумажки в канцелярии перекладывать, а ты несанкционированную операцию в „Лагуне“ устроил, болван…»
Он вздохнул, немного пожалел себя, потом погасил сигарету в торце трубы. Хватит самобичеваний и самокопаний, надо работать. Если экстрасенсы правы и девчонка действительно жива, то ее немедленно нужно спасать, и если похититель хоть что-нибудь чувствует, то счет может идти уже на часы. Кстати…
Он посмотрел на часы. До начала съемок очередного выпуска шоу оставалось три часа. Надо торопиться.
Он прошел по беговой дорожке стадиона. «Беговая дорожка» – это, конечно, громко сказано, это всего лишь полоска потрескавшегося асфальта с неровными краями, упирающаяся в сетку рабицу позади футбольных ворот. Бегать по ней вряд ли удобно, а вот сшибать коленки и получать ссадины – запросто. Да и сам стадион тоже вряд ли позволял получить удовольствие от игры в футбол – сплошные рытвины, засохшая грязь, пыль и жиденькие островки растительности. Баранов обошел ворота и вышел в маленькую калитку с другой стороны.
До гаражей оставалось метров пятьдесят. Сразу за гаражами – жилой дом. Если бы кто-нибудь бодрствовал в ту ночь, он мог бы хоть что-то увидеть, но сейчас уже ничего не узнаешь. Похоже, единственная надежда у родителей Кати Соболевой – это шоу «Ясновидящий», и нет ничего удивительного, что похититель (или похитительница – кстати, кто сказал, что это однозначно мужчина?), обладающий, судя по всему, недюжинными паранормальными способностями, тоже не видел иного выхода, как попасть в число его участников, чтобы спасти собственную задницу. Он знает, кто может его поймать, и тщательно подготовился к этому. Чудовищно трудоемкий процесс, однако и очень филигранная работа…
