Стас закрыл лицо руками. Ему было одновременно и страшно, и стыдно за то, что страшно, и он не знал, какое из этих чувств сейчас предпочтительнее. Если бы его видела Катя…
Катя, Катя…
– Можете не говорить о серьезности дела, – сказал Елизаров с глубоким вздохом. – Оно у меня до сих пор дрожь вызывает.
– И что у тебя дрожит?
– Не иронизируйте.
– Я и не думал. Что именно у тебя дрожит и почему? Ты будешь удивлен, но это важно.
Стас помолчал. Может быть, действительно рассказать все как есть и его наконец отпустит? Может, он перестанет падать на улице от потери сознания, ведь в следующий раз рядом может не оказаться сердобольной тетки, способной вызвать «скорую помощь». Что, если этот ненастоящий мент – его шанс на спокойную жизнь?
– Рассказывай, – приободрил его Баранов. – Как все было?
– Ничего страшного не было… Сначала. А потом я ничего не помню.
– Совсем ничего?
– Почти.
– Ну, выкладывай, что помнишь.
Стас снова помолчал. Хороший вопрос – «что помнишь?». Что-то он помнил, а что-то видел во сне, а что-то ему до сих пор мерещится наяву. Какое блюдо вы предпочитаете на завтрак, сэр?
– Мы познакомились с Катей за несколько дней до концерта в клубе «Премьер». Мы обедали в кафе, разговорились, прогулялись до ее дома. Она живет здесь недалеко, кстати…
– Я знаю. Дело говори.
– Ну вот… У нее были куплены билеты на «Чай вдвоем», она пригласила меня после концерта посидеть в клубе или потанцевать. Честно говоря, я не большой любитель этих дел, но с Катей было интересно…
– Посидели?
Стас отрицательно покачал головой.
– Сразу после концерта ей позвонила мать и, видимо, погнала домой, хотя в деталях я разговора и не слышал, хоть и встречал ее в фойе клуба…
…Катя смутилась. Вернее, даже не смутилась – она была взбешена, как никогда в своей жизни. Когда-нибудь это обязательно бывает в первый раз, и обычно в ее годы это и случается. Только что она была самостоятельная и взрослая девушка, красивая и счастливая, и вдруг – трам-трам-парарам, телефонный звонок! – и она превратилась не в Золушку даже, а в Дюймовочку, которая может потеряться в траве.
– Мама, – шепотом сказала она, отойдя чуть в сторону от стойки гардероба, – мне уже шестнадцать, а не шесть…
– Вот именно! – бурчала мать. – Шестнадцать, а не двадцать шесть! Ты на часы смотришь?
– Я все время смотрю на часы… Всю жизнь смотрю на часы. Они мне надоели, я их выброшу, мам!
Катя бросила отчаянный взгляд на Станислава. Парень стоял у другого конца стойки, вертел в руках свой мобильный телефон и глядел по сторонам. Он просто излучал титаническое спокойствие. Роскошный парень…
– Милая моя, – продолжала гундеть мама, – время уже за полночь, отец выгоняет машину. Стой там, никуда не ходи, он скоро приедет.
– Нет, – выдавила Катя.
Мать ее не расслышала.
– Что ты говоришь?
– Я говорю «нет».
– Что – нет?
Катя словно проглотила ком.
– Не надо присылать машину, пусть папа сидит дома. Меня проводит молодой человек…
На мгновение мама потеряла дар речи. Термин «молодой человек» слишком редко фигурировал в их разговорах, чтобы она смогла на него оперативно среагировать.
– Э-э-э, кто что с тобой сделает?
– Никто ничего не сделает, мам. Меня проводит до дома молодой человек. Он хороший, взрослый, живет рядом. Я тебя потом с ним познакомлю. Может быть, даже завтра…
Мама помолчала немного, очевидно, набирая в легкие воздуха, но сказать ничего не успела. Катя просто не дала ей возможности:
– Мама, в общем, я больше ничего не хочу слышать. Не порть мне настроение, пожалуйста! Я хотела еще посидеть в клубе, попить молочного коктейля, но так и быть – я иду домой. Но иду сама! Все, мам, пока, я скоро буду!
И она захлопнула крышку телефона. Пожалуй, чуть энергичнее, чем требовалось…
– Что было дальше? – поторопил Баранов, когда Стас, что называется, завис, как навороченная «Виста». Он смотрел в зеркало перед собой, изучая собственное отражение, но смотрел не в глаза, а чуть ниже. В глаза ему смотреть не хотелось.
– Она не сказала мне ничего, но, судя по ее настроению, домашние порядочно ее накрутили. Она только обмолвилась, что когда сама станет мамой, то никогда…
– Никогда – что?
– Ничего. Просто так и сказала – «никогда» – и умолкла.
– Понятно. – Баранов закрыл свой блокнотик, сунул его обратно в карман. Психологическая атака прошла успешно, Стас начал рассказывать, и большего давления не требовалось.
– Мы по дороге до ее дома мало разговаривали. Катя молчала…..и кусала губы. От той девчонки, которой Стас втайне любовался, счастливой и воздушной, не осталось почти ничего. Рядом с парнем теперь брела всего лишь затюканная отличница, одна из тех, что украшают школьные доски почета. Кстати, таких и у него в институте было полно. Стас просто поразился стремительности перемены.
– Что случилось, Кать? – на всякий случай спросил он, хотя догадывался, в чем дело. – Концерт не понравился?
Она покачала головой, отвернулась. Получалось довольно глупо – ни за руку ее не взять, ни за талию, ни анекдот рассказать. Весь природный магнетизм, присущий Мужчинам Мечты, в такой ситуации был столь же востребован, как и новогодняя елка первого января.
В конце концов, он все-таки аккуратно взял ее за руку, точнее, за кончики пальцев, немного потеребил. Она не отстранилась, повернулась к нему, улыбнулась. Наверное, она была благодарна ему за такую поддержку – во всяком случае, самому Стасу так показалось, – и он почти воспарил.
– Ничего страшного, – сказал он, – все это пройдет, вот увидишь.
Она кивнула, все еще продолжая благодарно улыбаться.
Путь к ее дому лежал через школьный стадион, а затем сквозь ряды бетонных гаражей. Днем в этом унылом пейзаже не было ничего ужасного, но вечером всегда хотелось пробежать эти триста метров бегом.
Когда они ступили на беговую дорожку стадиона, девушка сжала его руку.
– Боишься? – спросил он.
– Нет.
– И правильно. Тут везде полно света.
Катя посмотрела по сторонам. В здании школы дежурный свет горел только в коридоре на первом этаже, а в соседних пятиэтажных жилых домах бодрствовали, наверное, только законченные сетевые тусовщики. Единственный уцелевший в округе фонарь стоял где-то за углом школы, освещая кусок зеленого газона.
Где тут «полно света»?
– Тебя отругают дома? – спросил он.
– Не знаю. Наверно, отругают… Ну и пусть. Мне надоело быть хорошей девочкой.
– Хочешь быть плохой девчонкой?
Она не ответила, и Стас тут же прикусил язык. Вопрос прозвучал не очень. Какая, на фиг, «плохая девчонка» в шестнадцать лет с перспективой получения золотой медали и попыткой поступления в МГУ? Ее ожидало полное самоотречение и аскетизм.
Они обошли стадион, вышли на бетонную дорожку, ведущую к ее дому. Впереди тянулись два ряда гаражей. Они почти пришли – это была финишная прямая, вряд ли тут что-то могло их напугать, потому что окрашенные в серебро ворота гаражей неплохо отражали свет.
– Ну вот… – начал было Стас.
За спиной кто-то закашлялся.
Студент вздрогнул и рефлекторно прибавил шагу, хотя никаких поводов тому вроде бы не было. Его спутница тоже начала нервничать.
– Что? – спросила она.
Стас не ответил.
Сзади снова закашлялись.
Он обернулся. В свете бьющего от школы фонаря он увидел человеческий силуэт – картина, достойная фильма ужасов, эдакий «человек тьмы» в шляпе и с забинтованным лицом. Сейчас он сделает несколько шагов вперед, вынет из-за спины свой полукруглый тесак и начнет кромсать на мелкие лоскуты…
Ничего подобного Станислав, конечно, не увидел. Он ничего и не мог увидеть – фонарь слепил глаза. Он успел различить только шляпу и плащ. (Плащ жарким летом? Странно.) Потом Стас отвернулся.
– Что такое? – снова спросила Катя.
– Ничего страшного, просто прибавим шагу.
Они так и сделали… но далеко уйти не успели.
Они миновали всего три бокса, когда Стас упал. Он неожиданно остановился, отпустил руку девушки и сначала припал на колено, упершись руками в землю. Его начало рвать. Внутренности просто выворачивало наизнанку, спазмы следовали один за другим, и вскоре Стас потерял счет времени и потерялся в пространстве. Его просто рвало и рвало, и он уже не чувствовал, что из него что-то вываливается. Он рухнул наземь чуть в стороне от лужи собственной рвоты, завалился на бок, потом перевернулся на спину. Над ним теперь нависало черное, в каких-то серых пятнах небо. Абсолютно непроницаемое, без единой звездочки. Рвота прекратилась, но от этого легче не стало – перед глазами все плыло. Стас даже не пытался встать, потому что подумал, что умирает и дальнейшее сопротивление бесполезно.
В какие-то мгновения перед глазами пронеслись странные и неожиданные образы – мерцающий монитор компьютера, клавиатура, гамбургер… Какое-то женское лицо, наверное, его девушка, которую он бросил тысячу лет назад и имени которой даже не помнил… Потом бутылка пива, чья-то голая задница – он надеялся, что тоже женская, – а потом…
