Олли раскрывает двери, мы видим красный «форд» и понимаем, что ошиблись.
— Значит, не шестнадцать, а все-таки семнадцать, — бормочет Олли.
— Придурок, — говорю я.
Можете себе представить: и семнадцатый, и даже восемнадцатый гараж оказался не тем, который мы искали. Нам был нужен гараж номер девятнадцать.
Принадлежал гараж дядьке Парки. Машины у него не имелось, так что Парки хранил здесь вещи, от которых не мог избавиться сразу. У нас с Олли тоже есть подобный тайник, мы называем его камерой. Это сарай, расположенный на территории имения его деда.
У Парки в гараже хранилась куча всего ценного: видаки, телеки, стереосистемы — результат обчистки по меньшей мере трех домов. Сам Парки не мог больше радоваться богатству, ведь три дня назад его посадили. Попался бедолага просто невероятным образом, во всяком случае, так рассказывали. Спокойно занимаясь в том последнем доме делом, он случайно обернулся и увидел чудака с видеокамерой. Как выяснилось позднее, за текущий месяц этот тип стал жертвой ограбления аж в четвертый раз, поэтому-то и принялся с готовностью снимать Парки на камеру, как главного героя какого-то фильма.
Естественно, Парки тут же двинул ему по морде, отобрал видеокамеру и дал деру.
А через несколько дней чудак указал на него на опознании. Бедный парень.
В общем, после того как Парки забрали, Олли решил, что в вещах, которые лежат у него в гараже, наш приятель все равно больше не нуждается и что нам непременно следует их забрать. Полиция в любом случае вскоре разузнала бы о существовании этого гаража, и на Парки повесили бы еще несколько дел. Короче, приняв решение присвоить его аппаратуру, мы посчитали, что тем самым только облегчим ему жизнь.
Вещи сложены у задней гаражной стенки, на них старое одеяло, пропахшее плесенью. Олли отбрасывает одеяло в сторону, и мы рассматриваем, что у Парки есть. Мини-стереосистема, три фена, пустой аквариум для рыбок, два черно-белых телевизора, пылесос, велотренажер…
— Постой-постой! Посмотри-ка на этот пылесос, — говорю я.
Олли вытаскивает пылесос и подставляет его под луч моего фонарика.
— Вот скотина! — восклицаю я.
— Что? — спрашивает Олли.
— Да ведь это наш пылесос!
— Наш?
— Да, наш. Мы украли его в том бунгало в Хаскин-Гарденс. Потом заглянули в «Льва» выпить по кружечке пивка, и пылесос исчез из фургона вместе со всем остальным, помнишь?
— Ты уверен?
— Еще как уверен, черт побери! Ты только взгляни на эту царапину! Вспомни, как ты случайно выронил из рук фомку. Эта та самая царапина!
— Думаешь, Парки украл у нас пылесос?
— Твою мать! А ты сомневаешься? Конечно, украл. А вместе с пылесосом и все остальное: велотренажер, телек — все! Скот! Скот! А мы считали его своим другом!
Олли смотрит на меня растерянно.
— Ну да, считали…
— Значит, он первый нас обокрал, — говорю я.
— Да, но ведь мы об этом ничего не знали!
— И что?
— Ничего.
— Ты, как всегда, в своем репертуаре.
— Только ничего не говори ему про пылесос, когда увидишь после освобождения, — предупреждает Олли. — Он сразу поймет, что это мы обчистили его гараж.
— Не беспокойся, — отвечаю я, хотя мне ужасно хочется, чтобы Парки узнал о том, что нам известно, кто нас обворовал тогда, и о том, что его обокрали именно мы.
В таком случае и ему, и нам все стало бы понятно, и никаких объяснений не потребовалось бы.
Жизнь удивительно смешная штука.
Мы несем и грузим вещи в фургон. Олли быстро осматривает остальные три гаража, которые мы по ошибке вскрыли, надеясь и в них найти что-нибудь стоящее, и возвращается с зарядным устройством и набором инструментов.
Мы забираемся в машину, Олли заводит двигатель, трогает с места и протягивает руку за кассетой.
Я закуриваю.
— Твари! — восклицает вдруг Олли.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Кто-то стащил у нас магнитолу.
— Что? — Я таращусь на то место, где до недавнего времени находился мой «Блаупункт», и вижу лишь пару проводов. — Недоделки! Если мне удастся до них добраться, я… (и так далее).
Ладно, ладно, я с вами согласен: я врун, вор и лицемер. Если хотите, настучите на меня копам.
Мэл куда-то запропастилась. На этой неделе я трижды звонил ей, но Мэл ни разу не оказывалось дома. Девица, с которой они живут в одной квартире, говорит, что целую неделю ее не видела. Может, так оно и есть, а может, она просто врет. Причин ей верить у меня нет; к тому же я прекрасно знаю, что девчонки вечно друг друга покрывают.
Я догадываюсь, куда запропастилась Мэл. Наверняка умотала к мамочке и папочке. Она возвращается к ним каждый раз, когда мы с ней ссоримся: льет перед ними слезы, рассказывает, какой я кретин, и лопает мамины пирожки. Но в последнее время мы, кажется, не ругались. По крайней мере я ничего подобного не помню, хотя случается и такое, что я просто не замечаю, что мы поссорились. Я узнаю об этом только тогда, когда Мэл хлопает дверью, уходит на второй этаж, громко топая ногами, или начинает плакать.
Мне чертовски не хочется ехать к ее предкам; они всегда на стороне дочери, а из меня делают законченного злодея. Но я сгораю от желания трахнуться с Мэл.
Поэтому принимаю душ, надеваю чистую рубашку и сажусь в фургон.
Дверь открывает Тони. Мэл с мамашей не показываются, но я точно знаю, что обе сидят на кухне, запихивая друг другу в рот куски шоколадного пирога.
— По всей вероятности, ты совсем потерял стыд, раз отважился явиться сюда.
— Могу я поговорить с Мэл?
— Убирайся! — Тони выходит на крыльцо и приближается ко мне вплотную. — Держись подальше от моей семьи, мерзавец, или я точно сверну тебе когда-нибудь шею!
— Подожди, подожди, — бормочу я, пятясь назад. — Какого хрена… Вернее, в чем, собственно, дело? Я не совершал ничего плохого, поверь…
— Я не шучу, — гремит Тони, делая еще один шаг в мою сторону. — Я переломаю все твои проклятые кости, щенок!
Я сажусь в фургон, выезжаю за ворота, выхожу и закрываю их за собой. Тони продолжает осыпать меня бранью, но уже стоит на месте, не пытается ко мне приблизиться.
— Я доберусь до тебя, так и знай, мерзавец! Подонок! Ничтожество! — орет и орет он.
На окнах в соседних домах раздвигаются шторки: всем интересно посмотреть, что происходит.
— Скажи хоть, что вас всех во мне не устраивает, старый болван? — кричу я.
Физиономия Тони становится багровой; он пулей устремляется в дом и тут же возвращается с бейсбольной битой. В моей голове проносится мысль взять в фургоне лом, но я сразу отказываюсь от нее. Если я обработаю этого кретина, помириться с Мэл мне вообще не светит.
Поэтому я просто запрыгиваю в фургон, кручу у виска пальцем, глядя на Тони, и спокойно уезжаю.
Черт его знает, что я натворил. По всей вероятности, что-то ужасное.
Я иду в кабак, встречаюсь там кое с кем из ребят. Они наперебой советуют мне, как быть, но я пропускаю их слова мимо ушей. Пару часов спустя я еду к Олли, дома его не застаю, некоторое время бесцельно катаюсь по улицам и направляюсь в тот квартал, где Мэл снимает квартиру.
Я знаю, что ее там нет, но надеюсь, что та девица, Речная Собака или как там она себя называет, наконец расскажет мне, в чем я провинился перед Мэл.
Я звоню в дверь.
Речная Собака, или как она там себя называет, наверное, думает, что ее хипповый вид всех очаровывает. У нее в волосах бусины, юбки вечно сидят на бедрах, а еще эта девица слишком часто повторяет словечки типа «обалденно», «детка» и придумывает для себя разные тупые названия — Речная Собака, Горный Козел или что-то в этом духе, я не запоминаю такие глупости.
Даже если бы и запоминал, то не подавал бы вида.
— Ее все еще нет, — говорит Речная Собака, открыв дверь.
— Знаю. Я пришел к тебе.
— Ко мне? Не понимаю.
Речная Собака стоит в дверном проеме; ее красный шелковый халат легонько колышется на сквозняке. Я прихожу в замешательство.
— Мне нужно с кем-нибудь поговорить, — бормочу я, пялясь на ее ноги.
— Я занята, — отрезает она, намереваясь закрыть дверь.
— Пожалуйста… — Я не отрываю взгляда от ее ног. — Послушай, я в отчаянии. Знаю, что я тебе не нравлюсь, но очень тебя прошу, удели мне хотя бы несколько минут. Мэл не хочет со мной разговаривать, а я не понимаю почему. И мечтаю с ней помириться.
— Хорошо, — произносит Речная Собака, отступая в сторону. — Пять минут, не больше.
Я прохожу в гостиную и опускаюсь на диван. Речная Собака спрашивает, не хочу ли я чая, и я говорю, что хочу. Она уходит и через несколько минут возвращается с чашкой некрепкого ароматизированного чая, который они с Мэл обожают. Я не знаю, выпить его или расплескать по полу — как будто случайно.
Речная Собака садится по-турецки на пол к расположенному напротив меня камину и берет в руки чашку с кокосовыми шариками. Полы ее шелкового халата разъезжаются в районе талии, и я таращусь на темные пушистые волосы внизу ее живота. Она небрежным движением поправляет халат, а я делаю глоток чая.
