Ознакомительная версия.
— А чем он вообще занимался?
— Да всем, что приносило прибыль. Давал ссуды под проценты, под залог имущества, держал фирму уличной и транспортной рекламы, потом вложил деньги в импорт вина. Его фирма получила какие-то сногсшибательные ;льготы в Молдавии и, кажется, в Абхазии. Я точно не . знаю. Молдавские вина, конечно, не ахти какие, но деньги это ему приносило немалые. И я должна была приносить ему прибыль, раз уж он со мной сошелся. А я устала, понимаете, устала приносить прибыль, быть дойной коровой…
— Значит, вы отказались передать ему права на компанию, я правильно понял? — спросил Колосов.
— Да, я его вежливо послала подальше. Сказала, что это не его дело. А он… Он всегда вежливый такой был, галантный, И тут заявил мне тихо так, с улыбочкой — зря, мол, я так с ним себя веду. Что, наверное, за эту вот мою строптивость Гусаров и учил меня кулаками. Но что он не мой муж и хулиганских выходок не терпит, но строптивости женщинам тоже не прощает. У него, мол, принцип такой — всегда наказывать строптивость в женщинах. А способы для наказания есть разные.
— Вы хотите сказать, что он чем-то пытался вас шантажировать?
— Он мне сказал, что он так сильно, так страстно меня любит и всегда любил, что не может просто стерпеть, что оба мои сына — дети Гусарова. Он сказал — младший мой так ему нравится, что он когда-нибудь не справится с собой, с чувствами нахлынувшими не справится и возьмет и намекнет какому-нибудь репортеришке в припадке откровенности, что ребенок этот у меня от него.
— Да он просто дурак был, Студнев-то, — хмыкнул Колосов, — вот болван-то. Он вас к вашему мужу ревновал, только и всего. Нашел чем шантажировать! Смешно даже.
— Вам смешно? — Глаза Авроры вспыхнули и зло сузились. — Ну конечно, вам смешно!
— Да что тут такого? Я не понимаю! Ну, сморозил парень глупость. Подумаешь — это он из ревности хотел вас уязвить.
— А мне вот кажется, что он эту свою глупость где-то кому-то все-таки ляпнул, — многозначительно сказала Аврора, — иначе по какой причине его убили?
Колосов с удивлением взглянул на нее. Помолчал.
— Ах, вот что, — сказал он, — я вот вас все спросить хотел, что вы о его смерти думаете? А вы вон что, оказывается, думаете…
— Я ничего не думаю. Я ничего не знаю. Но мне… мне страшно с некоторых пор. И неуютно. Вот что.
— А зачем вы все-таки его пригласили в тот вечер на ужин в ресторан, если вы уже расстались?
— Ну я не могла Макса вот так сразу отшить, — протянула Аврора, — и потом, он все время мне названивал, просил о встрече, говорил, что нам надо объясниться, я, мол, его неправильно поняла, ему от меня ничего не надо. Когда хотел, он умел уговаривать. У него был такой дар — убеждать женщин, очаровывать, если хотите. И в тот вечер, точнее, накануне он мне тоже позвонил, предложил встретиться. Я не хотела, сказала, что занята. Он сразу: чем занята? Я сказала — у Марьяши друзей собираю. А он: «Можно и я приду?» Ну что мне было делать — сказать: нет, не приходи?
— Я бы на вашем месте так и сказал.
Аврора усмехнулась:
— Вы мужчина. Вам это проще. И вообще, что вы во всем этом понимаете?
— Да, мало что я во веем этом понимаю. Запутано очень. Встречались, потом расстались, потом вместе за столом посидели в теплой компании. Бац — он мертвый, и она даже на его похороны не пришла. Нелогично, — сказал Колосов. — И ко всему еще выясняется, что обиделась она на него, беднягу, именно потому, что он ее ребенка хотел назвать своим, то есть почти усыновить.
— Да это мой ребенок, мой сын! Жизнь моя! — воскликнула Аврора. — Я только сейчас поняла, случись что со мной — мои дети, они же никому не нужны будут. Даже отцу родному. А Студнев, с этой его трепотней, этими улыбочками… Разве можно было такое говорить? Он же такими словами, этой ложью приговор подписал, идиот, и себе, и мне!
— Гусаров, ваш муж, таких откровенных заявлений вашему приятелю не простил бы? — быстро спросил Никита.
— Да что вы о моей жизни с Гусаровым знаете? Я в его доме иногда дышать боялась, не то что…
— Скажите, Гусаров звонил вам в тот вечер, в пятницу?
— Да. По мобильному. Мы все сидели за столом. И вдруг он позвонил.
— А чего он от вас хотел?
— Он разговаривал со мной очень грубо, оскорблял всячески.
— Но ему что-то было от вас нужно? В связи с чем он звонил вам? — допытывался Колосов.
— Наши адвокаты в тот день встречались. Они должны были договориться о выплатах на детей. Он… Гусаров всегда раньше говорил, что будет помогать детям. И я думала, что… что он понимает свои обязанности отца. Но в ту пятницу он вдруг позвонил и… Это было ужасно. Он оскорблял меня по-всякому, угрожал.
— Он отказывался обеспечивать детей? — спросил Колосов. — Что конкретно он вам говорил?
— Ничего, просто… Я же вам объясняю — он словно с цепи сорвался, полный рот ругательств и угроз в мой адрес. — Аврора взглянула Колосову в глаза. — Я смертельно испугалась, понимаете? Да, в последнее время он ко мне относился плохо, очень плохо, но детей никогда не задевал, и тут вдруг… И я подумала, что…
— Что те неосторожные слова Студнева каким-то образом дошли до ушей вашего бывшего мужа? — спросил Никита.
— Да, — кивнула Аврора, — я так сразу и подумала: доигрались мы.
— Но напрямую в той телефонной беседе Гусаров вас в измене не обвинял?
— Нет, он просто орал на меня. Угрожал. Кричал, что я достала его…
— А зачем вы все-таки звонили Студневу в понедельник? — спросил Никита. — Когда я вам по его телефону ответил?
— Я не знала, что мне делать, что думать. Звонок Гусарова меня выбил из колеи. Я тревожилась. И решила позвонить Максу, выяснить однозначно…
— Что выяснить однозначно?
— Говорил ли он что-нибудь о моем сыне кому-нибудь. Мог ли Гусаров как-то услышать эту ложь?
— Аврора, простите, что я задаю вам такой вопрос, — сказал Колосов, — но если уж совсем честно, между нами, вы и Студнев раньше, до вашего развода, никогда… нет?
— Я была верна Гусарову, — ответила Аврора, — смешно звучит, но… И думать не смела о чем-то таком, не то что… Все восемь лет нашей совместной жизни по струнке ходила, как пионерка. Потому, наверное, и живу до сих пор, воздухом дышу.
— Вы о муже прямо как о какой-то Синей Бороде говорите, — усмехнулся недоверчиво Никита. — Ну ладно, хоть что-то выяснил. Извините за дерзости невольные. Мне самому не очень приятно о такой дряни с вами говорить, как убийство. Я о другом бы с вами хотел беседовать: о ваших песнях. Одна мне очень нравится, про любовь… «Любовь, моя любовь, как рассказать мне о ней тебе…» Это кто вам такую музыку классную написал?
— Один парень из Челябинска. Я даже фамилии его не знаю, — тихо сказала Аврора, — они группу свою хотели в Челябе организовать, спонсоров искали. Ну, и в одном клубе попались на глаза Гусарову. Он их послушал, наобещал с три короба и купил сразу несколько песен. Оптом. Я спела «Любовь». Ну и удачно все вышло, хит родился. А тот парень, автор, потом погиб. Вроде пьяный на мотоцикле разбился, а там уж не знаю… Что вы на меня так смотрите? Вы же о песнях моих хотели говорить со мной. А я правду вам о них рассказываю.
— Вы еще будете петь, Аврора? — спросил Никита.
— Понятия не имею. Сложно все как-то стало. Одной очень сложно. Пока у меня планы самые скромные. В сентябре старший мой, Дима, в школу пойдет. Школу надо искать приличную — лицей, гимназию. Потом с квартирой надо как-то вопрос решить. Мы ведь до сих пор у мамы моей на чемоданах ютимся.
— Хотите купить квартиру?
— Да, побольше, попросторнее, чем мамина. Сейчас как раз варианты подыскиваем.
— А Студнев вам не помогал квартирный вопрос решать?
— Его мой быт совершенно не интересовал. Он думал, что я на Луне живу, наверное. А встречались мы… Вас ведь это, конечно, интересует… всегда у него, здесь, в этих богоспасаемых Столбах. Или уезжали за город, на природу.
— Что вы все-таки отмечали в пятницу в «Аль-Магрибе», а? — спросил Никита. — Не пойму я что-то.
— Да ничего я конкретно не отмечала, — Аврора тяжело вздохнула, — так просто решила встряхнуться, не закисать. А то все одна да одна — с детьми, с мамой. А до этого в доме мужа в Немчиновке вообще как в тюрьме была. Все время охранник маячит, куда ни пойдешь. Ничего нельзя. Ко мне из моих знакомых никто не смел приезжать, только гусаровские приятели. Ну и захотелось мне с людьми нормальными, хорошими пообщаться. Марьяша Потехина — я ее нежно люблю. У нее отличный ресторан. Ой, у меня же совсем из головы вылетело… Скажите, а что же теперь будет с «Аль-Магрибом»? — Аврора тревожно заглянула Колосову в глаза. — Потехина боится, что ресторан теперь закроют.
— Не закроют, — ответил Колосов.
— Это правда?
— Правда. Мы не можем, не имеем права закрывать его. Я справку получил из санэпиднадзора — они провели проверку. В самом ресторане ничего такого не обнаружено. Ну, в смысле подозрительного… Я думаю, через пару дней снова начнет принимать клиентов.
Ознакомительная версия.
