Ознакомительная версия.
— Я тоже рад, — Егор смотрел на бывшего друга, гадая, как тот поведет себя дальше. «Человек в двенадцатом номере», — сказал тот, у помойки, не назвал только имя, но теперь все встало на свои места.
— Дружок твой, что меня встречать вышел, там остался. Может, выживет, а может, и нет, — сказал Егор. Игорь чуть скривил губы — плевать, мол, не моя забота, глянул на Егора и привалился к стенке.
— Ты сказал Ритке меня сюда привезти?
— Нет, — голос у Игоря был гнусавый, с хрипотцой, но спокойный, обычный голос, даже уставший, как показалось Егору. Ждал его Игорек и заранее знал, кого этот бандерлог сюда притащит, знал, кто привезет, все знал, гаденыш. Но соображает хорошо, быстро, понимает, что отпираться и разыгрывать радость от внезапной встречи не просто глупо — опасно, вот и сидит паинькой, смотрит так, словно знает, что все будет по-его, и никак иначе.
— А кто? — Игорь снова покривился, шмыгнул носом и поправил сбившуюся толстовку. Из-за ее ворота выпала здоровенная золотая «якорная» цепь, обвитая еще десятком, если не больше, мелких, но тоже из благородного металла, цепочек. На среднем пальце правой руки блеснули камни в здоровенной печатке, из-под рукава показался желто-белый браслет тяжелых дорогих часов. Егор осмотрел Игоря с ног до головы — весь цацками обвешан, а одет скромно: джинсы, серая толстовка, малость замазанная кровью, черные ботинки на тонкой подошве. И выглядит неплохо, только вид такой, словно не выспался, взгляд мутный какой-то и безразличный, что ли.
— Да какая разница — кто, — проговорил Игорь, — что это изменит? Если узнать что хочешь, так ты спрашивай, не стесняйся.
Тон и голос ничего хорошего не сулили, Игорь не дергался, руки держал на виду, не суетился, и объяснение было только одно. Тот, во дворе, хоть и с серьезной «игрушкой» в кобуре, — это прикрытие для чего-то важного, сложного, для того, с чем рыхлому Игорьку справиться не под силу, у него другая задача. И что бандерлог у помойки сейчас лежит носом в землю, ничего не меняет, сюда в любую минуту налетит группа поддержки, подорванная по тревоге той же Риткой, если уже не на подлете. Вот дружок бывший и не дергается и даже демонстрирует готовность к диалогу.
— Ждал меня зачем? Что тебе от меня надо? — спросил Егор. Игорь снова смотрел в потолок, аккуратно держа себя за кончик носа двумя пальцами, но перед тем, как задрать голову, глянул косо на сумку, что лежала у Егора под ладонью. Тот взгляд перехватил, расстегнул «молнию» и обнаружил внутри коробочку со шприцем и две ампулы с прозрачной жидкостью. Впрочем, шприц уже был готов к употреблению, внутри плескалось что-то вроде воды, Егор надавил на поршень, и несколько капель упали на покрывало.
— Это что? — Игорь не шевелился и по-прежнему смотрел вверх, шмыгая носом.
— Аминазин, мощное седативное и в зависимости от дозы снотворное средство. Снижает двигательную активность и угнетает условные рефлексы, сознание при этом полностью сохраняется, пациент адекватен происходящему…
— Пациент, — зацепился за последнее слово Егор, — пациент, говоришь. Мне приготовил? Спасибо, друг. И за три года спасибо, и за мать, и за все прочее. Все сделал, как я просил, век не забуду.
Желание встать и медленно, не торопясь и не отвлекаясь на посторонние раздражители, разбить поганцу башку о подоконник стало непереносимым, Егор прикусил костяшки пальцев и смотрел в пол. Посидел так с минуту, потом бросил на протертый половичок шприц и ампулы, растоптал, откинулся к стене, выдохнул и посмотрел в окно. Парковка, как и предполагалось, была прямо перед окнами, «бычок» никуда не делся, Риткина иномарка тоже, и пока никто не орал, не метался у вонючих бачков, обнаружив среди них бездыханное тело, но это вопрос времени. Найдут бандерлога, и очень скоро, шухер поднимется до небес…
— Заткнись, Чалов, — прогнусавил Игорь, — ты думаешь, мне тут легко было? Думаешь, тебе одному досталось? Я того мужика только полгода как во сне видеть перестал, да что там во сне, он мне наяву являлся. Ржешь? — он перехватил усмешку Егора и вмиг озверел, лысина и шея пошли красными пятнами, глаза сощурились, а голос стал еще глуше и злее.
— Я два года на нейролептиках сидел, думал, сторчусь на фиг, галлюцинации начались, бессонница, паранойя — полный набор. По улице идти спокойно не мог, везде мне этот Яковлев с дырой в башке мерещился, и днем и ночью. Пить пробовал — не помогло, препараты ненадолго тревожность и страх убрали, но потом только хуже стало. Помню, как я в гараж пошел, а Яковлев этот там меня ждет, сидит в машине и бутылка у него из башки торчит, а он сидит, сука, и улыбается, рожу бородатую скривил, глаза выпучил… А сам дохлый, весь в трупных пятнах, в башке черви… Я вешаться пытался, но крюк из стены вылетел, — Игорь говорил так спокойно, точно книжку читал, и Егору вдруг стало не по себе. Оба они, что ворюга многодетный, что Игорь, друг друга стоили, только Яковлев сгнил давно в могиле, а вот Игорю пока отсрочка вышла.
— После этого я у нас в стационаре полежал, прокололся, курс прошел, вроде полегчало. Случай замяли, сделали вид, что ничего не было, да и я на поправку пошел. А потом, где-то через полгода уже, домой с работы ехал, в Пашкин день рождения как раз и… Не знаю, откуда этот урод пьяный взялся, сам на велосипеде мне под колеса въехал. Правда, менты его на обочине нашли, но он от удара отлетел, я помню!
У него снова пошла из носа кровь, но Игорь не обращал на нее внимания, тер рукавом толстовки верхнюю губу и, опершись локтями на коленки, смотрел на Егора, на пистолет, что лежал на покрывале. Смотрел, кривился, как от водки, и говорил, глядя в стену за плечом Егора:
— Я плохо соображал тогда после лечения, но ехал тихо, я помню. А тут — менты, «Скорая», труп в мешке, подписка о невыезде. Я не убивал его, не убивал, это случайно получилось, я просто ехал домой…
Он просто ехал домой, обдолбанный, как последний нарколыга, и случайно убил человека. Перепугался так, что запил бы, если бы не препараты, на которых прочно и давно сидел, перепугался так, что начисто перестал соображать, взял отпуск и прятался от всех, в том числе от собственного адвоката, а тот принес благую весть. Родственники погибшего, люди небогатые и вообще недалекие, шли на мировую, но с условием в несколько сотен тысяч рублей, и взять их Игорьку было негде. Больной сын, безработная красавица жена, сам только-только из депрессии выкарабкался, ну какие деньги, о чем вы… И светила Игорьку тюрьма, настигала, подлая, с опозданием в полтора года, но тут за дело взялась Ритка. Деньги волшебным образом нашлись, и очень быстро, их даже не надо было отдавать, ни проценты, которых не было, ни сам долг, что списался сам собой. О деньгах вообще никто не говорил, потребовалось другое.
— Услуга за услугу, как говорится. Я ставлю диагноз и подписываю документы на определенного человека, дальше наблюдаю за ним, пока…
— Пока он не умрет, — закончил Егор. Ярость удалось кое-как подавить, он даже мог говорить не сквозь зубы, а почти нормально, только слегка невнятно — язык плохо слушался, и губы немели, словно укололся-таки аминазином, и теперь, невосприимчивый к внешним раздражителям, наблюдает за Игорем, как за чужим и ничего ему плохого не сделавшим человеком. Но справился с собой, выговорил кое-как:
— На тебе теперь двоих кровь, как отмаливать собираешься? Ты уже двоих убил, да какое там, двоих… Сколько всего на тот свет отправил, ты считал, паскудник? Скольким ты смерть прописал, скольких в ду́рке своей угробил? Ты считал, спрашиваю?
Получалось неубедительно, интонации исчезли, смыло их злостью, отвращением и чем-то вроде брезгливости. Игорь вытер с лица кровь, улыбнулся снисходительно и с жалостью, даже с состраданием посмотрел на Егора.
— Не считал, это не мое дело. Мне человека привели, я осмотрел и подписал, что сказано, а дальше не моя забота. Мне платили, я подписывал и снова подпишу, если понадобится. Я ж не для себя старался, Чалов, я для Риты, для Пашки, для сына. Он болен, ему врачи хорошие нужны, лекарства, операция, сказали, помочь может, он ходить будет. Да ради сына… я бы и мать твою шизофреничкой сделал, и тебя самого, и… Да плевать мне, кого, лишь бы Пашку на ноги поставить.
Снова смотрел задумчиво и безразлично, вытащил из кармана джинсов мобильник и принялся набирать номер. Егор трубку у него из рук вырвал, вытащил аккумулятор и зашвырнул под кровать. Посмотрел на Игоря, представил Ритку рядом с ним, Лерика этого, что видел раз в жизни и рожу его плохо помнит, представил в красках, в цвете и объеме, усмехнулся, перехватил тревожный взгляд дружка-паскудника.
— Что?.. — Егор оборвал его, не дал сказать, взялся за пистолет, и Игорь напрягся, не сводил с оружия глаз.
— Да не трясись ты, стрелять я в тебя не буду. Я не об этом… Ты в курсе вообще, что Пашка не твой сын? Нет? Странно, я думал, ты знаешь. Кинули тебя, Игорек, кинули, Ритка кинула, как и меня. А ты обрадовался, подобрал сучку с начинкой, думал — твоя, а оказалось… Да еще и урод вдобавок. Нет, ты серьезно не в курсе? Твою ж маму, как мне повезло, три года — это я еще дешево отделался.
Ознакомительная версия.
