— Ну уж, какой-никакой! Для тебя-то он самый лучший, вон как сияешь.
Все у вас хорошо?
— Да, одинокая жизнь не для меня оказалась, видно, надо нам обратно сходиться, он-то прямо мечтает об этом.
— Значит, так договоримся. Вечером звоните мне на квартиру к тете Нюре, я там буду, а потом решим.
Я шла по подземному переходу, вокруг стояли лоточники, продавцы газет, котят, щенков и разной прочей мелочи. Их рекламные выкрики сливались в один ровный гул:
— А вот котеночек персидский, отдам недорого!
— Лотерея, лотерея!
— Дама, вытащите за меня билетик, у вас, я знаю, рука легкая!
— Щенки кавказской овчарки с родословной! Вот фотография матери!
Фотография была подлинной, только мать явно не та и родословная фальшивая, но щеночки симпатичные.
— Граждане! Покупайте газету «На дне» — единственную газету городских бездомных!
Я проскочила было вперед, но что-то заставило меня затормозить, потому что голос, кричавший про газету, был мне хорошо знаком. Эти блеющие интонации… Я подошла поближе к продавцу и не поверила своим глазам: передо мной небритый, в рваной одежде сидел на ящике Лерин муж, держа в руках стопку газет. Возле него сидела огромная немецкая овчарка, такая же неухоженная.
— Привет!
— Дама, купите газетку! — Он делал вид, что не узнает меня.
— Я тебе так денег дам, собачке на пропитание, опять же, помыться, побриться ей не мешает.
Он понял, что я не отстану, и поднял голову.
— Ну, чего тебе?
— Давай, что ли, побеседуем, интересно мне.
— Ну ладно, отойдем отсюда ненадолго.
Он повернулся к торговке семечками.
— Абрамовна, постереги тут газеты, да смотри, семечки свои в них не смей заворачивать, они подотчетные.
— Абрамовна — семечками торгует? — изумилась я.
— Это псевдоним, — важно ответила старуха. Мы отошли в сторону, присели на гранитный парапет. Мой Собеседник выплюнул окурок.
— Что ты куришь такую дрянь? Я тебе хороших дам!
— Я и сам тебе могу хороших дать, — обиделся он, — это я на работе только хабарики докуриваю.
— Ты где живешь-то теперь?
— Я — официальный бомж, нет у меня жилья.
— А ночуешь где?
— Так, по подвалам… Интересно, знаешь, такие подвалы под городом, оказывается, есть, я раньше и не представлял себе.
— Не боишься, что кто-нибудь тебя узнает, вот как я сегодня?
— Не, не боюсь, устал я бояться. Да к тому же это ты смелая, а другой побоится к бомжу подойти или побрезгует.
— Значит, совсем с прежней жизнью решил завязать?
— Не я так решил, судьба за меня распорядилась. Все бабы эти…
— Да, но их-то обеих уже на свете нет, а ты живешь — не тужишь.
— А я не виноват в их смерти, за что же мне в тюрьму садиться? А менты фиг мне поверят!
— Это точно, но ты не беспокойся, я тебя закладывать не буду, мне это ни к чему. А ты так все и бросил, как же квартира, имущество?
— Барахло все бросил, черт с ним, а квартиру я продал, чтобы Леркиным родственникам она не досталась. Продал и оформил задним числом, сама знаешь, все можно сделать. Квартира хорошая, на Петроградской. Те было сунулись, а им — хрен в томате!
— А деньги куда дел за квартиру? — неосторожно спросила я.
Он посмотрел подозрительно.
— А тебе что? Живу пока на них. Собаку вот завел, — он кивнул на свою овчарку, которая показалась на выходе из перехода. — Сейчас иду, Архимед!
Видишь, волнуется, ждет меня. Хороший пес, мне раньше Лерка не разрешала. Ты, если чего надо тебе, приходи сюда, я тут почти каждый день, а если нет, то Абрамовна скажет, где меня найти. У меня к тебе претензий нету, я добро помню.
Я даже не нашлась, что ответить, надо же, как человек изменился!
Я направилась было по своим делам, а потом вернулась и окликнула его:
— Слушай, ты говорил, что выручишь, вот у меня к тебе одна просьба.
Надо сегодня ночью в одном месте покараулить, чтобы жулики не сбежали. Если ты в парадной посидишь, на тебя никто не подумает, мало ли бомжей сейчас по парадным сшивается. А если соседи выгонят, то уж не обессудь. Собаку с собой возьми на всякий случай.
— Я без Архимеда никуда! А это какое место-то?
Я назвала ему место.
— Ну, так у меня там знакомый поблизости работает. Не волнуйся, все будет в лучшем виде, считай, с тобой мы договорились!
К вечеру Надежда позвонила сама.
— Знаешь, пока все тихо. Сосед дома, жена его на работе, ничего особенного не происходит. Я уж не знаю, может, зря я вас взбаламутила?
— Еще чего! Я тебя в это дело втянула, мы сейчас приедем, одну тебя на ночь там не оставим! А как ты со своим мужем сумела договориться? Что ему сказала?
— Не спрашивай, — вздохнула Надежда, сказала, что у мамы сегодня буду ночевать, но если он что-нибудь пронюхает, не сносить мне головы, семейная жизнь висит на волоске.
— Не горюй, я буду свидетелем, клятвенно присягну, что, кроме моего Борьки, с которого я глаз не спускала, единственным ночевавшим рядом с тобой существом мужского пола был кот Тимоша, и тот кастрированный.
— Пошути мне еще!
Часам к семи мы подъехали к дому на Петроградской. Из подъезда как раз выскочил человек в темном костюме и при галстуке. Воровато озираясь и пряча букет цветов, он бросился за угол. Я узнала ненормального соседа тети Нюры.
— Подожди-ка, Боря, я за ним сбегаю. За углом соседа дожидалась довольно приличная машина, из окошка высунулась женская рука с маникюром, которая махнула, приглашая садиться. Тот погрузился в машину вместе со своим букетом, они газанули и уехали.
— Вот это да, даже на такого чокнутого кто-то польстился!
Из автомата на углу я позвонила Надежде.
— Машину поставьте в стороне, а сами поднимайтесь по одному, чтобы вас никто не видел, — последовали указания.
Мы все сделали как надо, при этом я осмотрелась в подъезде, и мне показалось, что в глубине мелькнула фигура Лериного мужа, но собаки при нем не было. Я рассказала Надежде, что чокнутого соседа ждала дама на машине.
— И ты веришь, что кто-то с этим ненормальным захочет время провести?
Ох, не просто все это!
Надежда пока что ходила по квартире открыто, она официально попросила ключи у соседки Митревны и теперь вытирала пыль в комнате у тети Нюры, поливала цветы и вычесывала кота. С нашей с Тимошей первой и последней встречи он зарастил шерстью лысое место на боку, тщательно вылизался не один раз, наверное, и произвел на моего мужа неизгладимое впечатление. Борис взял его на колени, кот не сопротивлялся, видно, соскучился по общению. Борька расчувствовался и заговорил нежным голосом:
— Ну ты какой красавец, умница моя, мурлычет как громко! Милка, давай кота заведем? А то скучно как-то дома.
Вот, пожалуйста, ему со мной уже скучно. Не успел вернуться, уже ему чего-то не хватает.
— Давай, заводи, — вздохнула Надежда, — он всю любовь на кота перенесет, тебе мало что останется.
В коридоре послышался шум — вернулась соседка Алевтина, она подрабатывала вечерами, вела при жэке кружок мягкой игрушки для детей и ковроткачества для взрослых. В комнате у тети Нюры была ниша, там стоял старый диван с валиками и много всякого хлама. В проеме ниши висела плотная занавеска, так что если ее задернуть, то нас не заметят. Мы с Борисом затаились в нише, а Надежда вышла на зов Алевтины.
— Надежда Николаевна, вы мужа моего не видели, куда он запропастился?
— Да вышел он куда-то часа полтора назад.
— Как — полтора часа? А где же он так долго ходит? У него же куртка здесь.
— Да он в костюме вышел, я еще удивилась. Алевтина заскрипела дверцами шкафа.
— Костюм выходной надел, рубашку белую, — донесся ее растерянный голос.
Надежда зашла к нам в нишу и зашептала:
— Времени десятый час, я буду собираться. Где-нибудь минут через сорок меня впустите обратно.
В коридоре зазвонил телефон. Алевтина послушала, вскрикнула, потом опять долго слушала. Надежда выскочила в коридор, оставив дверь открытой, так что нам был слышен весь разговор.
— Что с вами, Аля, вы плачете?
— Звонили из больницы, четвертой психиатрической. Мурат у них в тяжелом состоянии, бредит, меня зовет.
— Да куда же вы на ночь глядя? Ведь это, наверное, далеко?
— От Веселковичей автобус ходит, она мне все объяснила.
— Да кто она-то?
— Женщина-врач звонила, такая внимательная. Говорит, если я приеду, это может помочь вывести его из критического состояния, так как же я могу не поехать? Говорили ведь мне люди, — Алевтина заплакала, — своди его к психиатру, поставь на учет, а я все жалела его, колебалась.
— Пойдемте вместе, я вам помогу машину поймать, а то ночью одной ехать…
Их голоса стихли за хлопнувшей дверью. Мы с Борькой вышли из ниши в темную комнату. Кот сидел на буфете, сверкая оттуда зелеными глазами. Было неуютно и страшновато — сидим в темноте в пустой квартире и ждем неизвестно чего. Борька тихонько на цыпочках сходил на кухню, попил там воды из чайника и вернулся. Я из-за занавески тайком осматривала двор. Стояло там несколько машин, но были ли в них люди, рассмотреть невозможно. Борька взял меня за руку и вывел в коридор, где почему-то было окно, выходящее на лестничную площадку.