Я практически лег на дно: не открывал дверь и подходил к телефону, только если звонила Аделаида. Это время я употребил на то, чтобы вычистить свой дом сверху донизу. Не хватало еще оставить отпечатки пальцев или волоски, чтобы Д.Б. мог меня подставить! Не то чтобы я всерьез ожидал от него такой изобретательности, но эта работа отвлекала и занимала мое сознание, иначе мамаша свела бы меня с ума.
Мертвая мамаша в голове. И еще боюсь, что она сведет меня с ума. М-да…
Это была самая долгая неделя в моей жизни. Раньше я никогда по-настоящему не боялся смерти — видимо, потому, что, кроме жизни, терять мне было нечего, — но теперь испытывал настоящий ужас. Мне всюду мерещились враги. Я чуть не подстрелил какого-то типа в супермаркете, потому что он покупал то же, что и я, поворачивая за мной в каждый проход. Наконец наступил вечер пятницы, и я позвонил Аделаиде, чтобы узнать, как прошел ее последний рабочий день, но наткнулся на автоответчик. Я повторил «возьми трубку, это я» раз десять, прежде чем на звонок ответили.
Я услышал рыдания.
— Что? Что случилось?
— Кто это? — Голос Джеки.
— Иан. Где Аделаида?
Сначала я был не слишком встревожен — у Джеки вечно глаза на мокром месте.
— Ох, Иан, какой ужас…
— В чем дело?
— Аделаида… Ох, Иан…
Кровь отлила у меня от лица, а сердце заколотилось, как сумасшедшее. Все воображаемые страхи последней недели внезапно ожили и столпились вокруг меня.
— Что случилось, Джеки? Скажи мне! Что с Аделаидой?
— Она в больнице… в реанимации… я не знаю, как она…
— Что случилось?
Мне пришлось повторить это несколько раз, прежде чем Джеки достаточно пришла в себя, чтобы ответить.
— Ее сбила машина… сегодня вечером… возле паба.
— Паба?
— Мы зашли туда выпить на прощание, мы и другие учителя. Она пробыла с нами всего час и сказала, что ей пора. И пока шла к машине, на нее… наехали… Ох, Иан, что же делать?
— Как она… — Мой голос прервался, и по щекам потекли слезы. — Как она? Жива? — спросил я почти шепотом.
— Не знаю. Мне сказали только, что она в реанимации. Я не родственница, мне ничего не говорят… Ох, Иан…
Я снова пьян.
Очень пьян.
Не помню, сколько выпил и даже где нахожусь — знаю только, что напился в стельку, и… причину, по которой напился. Как неприятно. Ведь пил я, чтобы забыть, и это частично сработало. Мне удалось забыть все, кроме того единственного, что надо было забыть. Слишком велико оно, слишком незабываемо. Как больно! Краткая передышка — вот все, чего я добивался. Хотя бы пара часов — потом я снова взвалю на себя этот тяжкий груз, обещаю! Всего час или два. Хоть полчаса. Хотя бы на мгновение забыть. Забыть…
Прихожу в себя на кухне и сразу ощущаю боль. Сначала физическую — настоящая приходит потом. Но средство есть, хорошее средство. Выпить еще. Пара минут — и я снова пьян. Снова рвота. И снова пить, пить…
Вот и ночь прошла. Или день. Не важно — какая разница. Надо пить, вот и все… Как только приближается трезвость — пить еще. Открыть новую бутылку и пить.
Мы были так близки… Как несправедливо, как больно! Почему я не настоял, чтобы мы уехали во вторник? Были бы сейчас вместе, далеко отсюда…
Пей! ПЕЙ! Не думай ни о чем, только пей!
Несправедливо, неправильно… Боже мой!
— А что такое справедливость? — спрашивает мать. — Ты же думаешь только о себе! Справедливо… несправедливо… Что ты знаешь о справедливости, эгоист? Все, что ты знаешь, — это дай, дай, дай! Ты всегда был эгоистом! Никогда не думал ни о ком, кроме себя! «Несправедливо — мне не с кем поехать в отпуск!», «Несправедливо — меня никто не любит!», «Несправедливо — Аделаида попала под машину и нарушила мои планы!» Послушай-ка сам себя! Ты подумал о ней, о ней? Только о себе, только о себе!
— Неправда, я люблю ее!
— Ха! Любовь! Ты никого не любишь, кроме себя! Ты гадкий мальчишка, ты думаешь только о себе!
— Нет! Я не такой!
— Не такой? А какой? Может, скажешь, что ты и меня любишь?
— Пошла к черту! Я тебя ненавижу!
— Ну конечно! Ненавидишь собственную мать! Ту, которая подарила тебе жизнь, дала тебе все, пожертвовала всем ради тебя! И ее ты ненавидишь?
— Это ты научила меня ненавидеть! Я любил тебя, а ты…
— Я научила?! Когда же это, интересно? Может, когда горбатилась на тебя день и ночь? Или когда жертвовала ради тебя своим счастьем?
— Хватит врать! Хватит меня мучить!
— Мучить? Я всегда отдавала самое лучшее своему ребенку! Мечтала о том, чтобы ты был счастлив!
— Я не ребенок, я мужчина!
— Мужчина? Да какой ты мужчина? Мужчины заботятся о ближних. Они любят своих матерей. А ты ребенок — неблагодарный, злобный, гадкий мальчишка! И всегда таким останешься!
— Неправда, неправда!
— Он опять говорит о любви? — презрительно усмехается Анджела.
— Говорит, что любит Аделаиду, — фыркает мамаша.
— Любит?! Да что он знает о любви? Ты что, любишь ее так, как любил меня?
— Больше, намного больше! Я ее так люблю… — всхлипываю я и пытаюсь убить их обеих большим глотком виски, но оно не помогает.
— Ну да, конечно. Так же, как «любил» меня. Как Роуз. Как Брина, Гарри, мистера Эштона, Бена, Алекса, Сью, их соседа, Фостера, Адриана, Мэтта, Тома, Катрину, сэра Филипа, Брайана, Клайва, Пенни, ее сестру и того водителя такси, другого Мэтта, Ранджита, доктора Адамса, маленького Макса, Дженет, Фрэнка и Мэнд, Чарльза, мисс Марпл, Алана, Дуга, мою маму, Тода, Клэр, Пола, Джорджа и Люси, Найджела, Теда, тех рыбаков, Коннолли, Жюля, Билла, двух полицейских, людей на улице…
— Этих я не убивал! — протестую я.
— Конечно, не убивал — ты их «любил», не правда ли? Ты «любил» их всех, так же как сейчас «любишь» Аделаиду — до гроба!
— Нет, я ее правда люблю!
— Заткнись! Ты не знаешь, что это значит.
— Знаю!
— Ты убьешь ее, и она возненавидит тебя так же, как и все!
— Нет, никогда! Я докажу ей…
— Ты любишь меня? — спрашивает Роуз.
— А меня? — улыбается Дженет.
— А меня? — вступает Пенни.
— Скажи, что хочешь меня! — усмехается Катрина.
— Скажи, что хочешь нас всех! — хохочет Клэр.
— Мой приятель угадал пять чисел, а получил всего две тысячи, — удивляется Джордж.
— Хватит! Хватит! — рыдаю я и бегу, шатаясь, в гостиную, но они не оставляют меня и там.
Плюхаюсь в кресло и чувствую под боком что-то твердое. Мне не больно — я слишком пьян, — просто неудобно. Шарю за спиной и достаю из-за подушки маленький короткоствольный револьвер. Все остальное, как всегда, в сейфе, а ключ — на почте. Так я всегда делаю, когда пью, чтобы мне в руки случайно не попало оружие — вот как сейчас. Заряжен или нет?
Заряжен.
Анджела, Роуз, Клэр, Пенни, Дженет, Катрина, мамаша и Джордж наблюдают за мной, затаив дыхание. Скоро к ним присоединяются Люси, Дуг, Алан, Ранджит и все остальные. Они заполняют гостиную и обступают меня тесным кольцом. Стоят и бормочут, бормочут, все более возбуждаясь.
— Это легко, — говорит Анджела, — и совсем не больно, поверь!
— У тебя получится, старина! — подбадривает меня сэр Филип.
— Давай, давай! — подзуживает Тед.
— Ну пожалуйста! — Роуз ласково смотрит мне в глаза. — Ради меня. Сделай это, и мы вечно будем вместе.
— Выпей! — кивает Коннолли. — Стаканчик на дорожку, и пошли!
Я смотрю на револьвер, потом на бутылку и делаю большой глоток.
— Вот и славно! — радуется Тед.
— Сделай это, и мы квиты, — обещает Анджела.
— Правильно! — поддерживает ее рыбак в желтом плаще.
— Давай! — кричат все хором.
— Не согласен, — ворчит Брин, но его тут же заставляют заткнуться.
— Давай, ты сможешь! — улыбается Анджела. — Я верю в тебя. Докажи нам, что ты не эгоист.
— Докажи, что любишь Аделаиду! — шепчет Роуз.
— Только так ей можно помочь, — присоединяется Пенни.
— Ты должен, если любишь, — кивает ее сестра.
Я взвел курок.
— Отлично!
— Давай! Одно мгновение — и все! Ничего и почувствовать не успеешь.
— Это не больно.
— Возьми дуло в рот.
— Ну пожалуйста, ради нас всех!
— Ради Аделаиды!
— Давай!
— Скорее!
— Пока смотришь на него, уже давно бы сделал и освободился!
— И боль пройдет!
— И никаких больше убийств!
— Ты все сразу забудешь!
— Чего тебе ждать?
— Приставь его к виску!
— Давай, вперед! Ну давай! Ну давай! Ну давай! Пожалуйстааа! — всхлипываю я, дрожащей рукой поднося револьвер к лицу. — Пожалуйста! Ну пожалуйста! Сделай это наконец…
* * *
Вода.
Она льется по лицу, попадая в рот и глаза, и просачивается сквозь одежду. И свет — болезненно яркий, очень неприятный. Я поднимаю руку, чтобы заслониться от воды и света, но это не помогает. Кажется, это душ. Пытаюсь дотянуться до кранов, но не могу — резкая боль в голове мешает двигаться.
