– Тапочки... – пискнула хозяйка.
Гость вроде бы не расслышал, уверенно двинулся на кухню, доставая калабаху из кармана. Это была обычная деревянная печать с резиновой пришлепкой, завернутая в полиэтилен и оставившая на прозрачной пленке богатые чернильные пятна. Печать была заслуженная и стимулировала доверие. Маргарита Антоновна метнулась в комнату за бумагой; поскольку успела перепрятать, прошли какие-то секунды – подвинуть стул, забраться на него, вынуть расписку из шкатулки на шкафу. Когда дама вернулась на кухню, гость уже освоился. Но не присел на табурет, а почему-то оставался на ногах.
– Из какой чашки пил капитан "! Не молчать!!! – стал он вдруг напирать на даму.
Маргарита Антоновна крепко перебздела и совсем в другом свете увидела два милицейских визита.
– Вы думаете, это я его отравила"! – Грудь гражданки Курило стала вздыматься в ритме оскорбленной невинности.
– Не молчать! Где его чашка?! Что он ел?
– Только печенье.
– Это?
– Это! – Маргарита Антоновна двинула к гостю блюдце, почти швырнула, будто партизанка фашисту гранату. Потом, передумав, дернула блюдце назад и демонстративно бросила в рот печенюшку, как профессор Плейшнер ампулу с цианидом. Хрусь!
– Теперь успокаиваемся. И показываем мне чашку, из которой пил капитан.
– Одна из... – На глазах прибавившая в возрасте годков десяток дама ткнула пальцем в полку, на которой сверкали вымытые чашки.
– Успели уничтожить следы?! Впрочем, вы вне подозрений. Он пил чай с сахаром?
– Четыре ложки! – пожаловалась по бедности бережливая Маргарита Антоновна.
– Где сахарница?
Маргарита Антоновна наклонилась к дверце буфета, и тут ее горло захлестнул витой шнурок. Ногти обреченной дамочки пропахали по полировке буфета бороздки, куда-то в сторону отлетел отфутболенный убийцей, чтоб не мешал, табурет, Маргарита Антоновна тяжело рухнула на колени, глаза полезли из орбит, как лишенные проволоки пробки на откупориваемых бутылках шампанского. Старуха перед смертью что-то прошипела. Скорее всего желала похожего конца и убийце.
А через какой-нибудь час с хвостиком капитан Вернидуб и майор Горяинов снова встретились в парке. С той лишь разницей, что теперь вызвал безотлагательным звонком капитана майор.
– А почему опять здесь? – еще не подойдя к занятой Горяиновым лавочке, начал возмущаться капитан.
– Ты не сучь ножками, ты толком скажи, начальству уже доложился?
– Как договорились. – Капитан остановился рядом с лавкой.
– Да ты сядь, не маячь.
Капитан покорно сел, аккуратно поддернув брючины.
– А теперь внимательно слушай. Привет тебе от Маргариты Антоновны. ПОКОЙНОЙ.
Капитан поверил в новость сразу и бесповоротно. И подхватился на ноги. Взмели крыльями грязный песок подкрадывавшиеся голуби.
– Сидеть!
Капитан сел.
– Слушать внимательно, второй раз повторять не буду. Покойница передавала привет и отписала мне в наследство бумажку с твоими квартирными обещаниями. Так что ты видишь перед собой человека, застегнувшего на твоей шее ошейник. А я рядом с собой вижу человечка, которому главная теперь по жизни мечта, чтобы кроме нас об этой бумажке никто не знал. Верно?
Капитан поникнул головой. Он прикидывал, что если сейчас броситься на майора, заломить руку и несколько раз трахнуть майорской головой об лавку, компроментирующую бумажку еще можно вернуть.
– Теперь ты работаешь не на меня. У тебя более знатный работодатель – Вензель.
Капитан поник головой еще ниже. Нет, ни за что не решится он ринуться на Горяинова, вокруг люди. Мамаши с колясками, собирающая бутылки бабка, пенсионеры за шахматами.
– Я теперь буду только его распоряжения тебе передавать. А бумажка твоя в его архивы закладной отправится. Это первое. Да что ты, Вася-Василек, голову повесил?
– Я не Вася! – выплеснул остатки гонора капитан, но только на это его и хватило.
– Кем Вензель наречет, тем и будешь. Но зря ты кукожишься. Все остальное – и должность, и Москва – в силе. Я действительно реальный московский майор, и здесь с реальной проверкой. И реально тебя с собой заберу, потому как тесновато стало Вензелю в городе трех революций, и засмотрелся он на столицу. А плацдарм надо кому-то вспахивать. Может, еще мной командовать доведется, если выслужишься. И, кстати, большое спасибо тебе за наколку, где Кудрявцев шнурок для мобильника купил. Теперь это не просто шнурок, а улика. Знаешь, как проверить, насколько человек пьян? Нужно выговорить: «Сиреневенький». Если удалось внятно – бухай спокойно дальше.
* * *
Темно на чердаках ночной порой. Лишь фонарик вырывает у мрака молочно-белый конус, в котором плавают хлопья чердачной пыли. Осторожно ступают по дощатым мосткам, проложенным поверх шлака, двое полуночников.
– Люк. – Пиночет осветил металлический квадрат на полу.
– Свети сверху. – Таныч Соков достал из кармана плаща режущее титановое полотно. Вставил в щель между люком и полом, провел им по всему периметру – полотно нигде не натолкнулось на преграду.
– Что за чертовщина! Как же он закрывается? – Таныч поднял взгляд на подельника.
– Может, он не закрыт? – Пиночет тоже был в недоумении.
– Не может быть.
– Ну-ка, сойди с люка.
Таныч сошел. Скоба для подъема люка давно была выдрана с корнем, голыми руками не справиться. Пиночет отдал фонарик, вытащил из кармана выкидной нож, завел лезвие в зазор, подцепил крышку, приподнял, ухватился за край пальцами и откинул, стараясь производить шума по минимуму.
– Неаккуратно с их стороны не запирать люки, – сказал Таныч. О том, что и с местной сигнализацией сплошные непонятки, Соков предпочел промолчать.
– Посвети сюда. Гляди...
Пиночет, придерживая крышку в вертикальном положении, покачал огрызок металлической пластины, на которую, по идее, должен навешиваться замок. Провел пальцем по ее краю. Пластина была перепилена.
– А спил-то свежий, Таныч.
– Ну?
– Баранки гну.
И без того каждый из них не с большой охоты полез бы в люк первым, подставляя спину подельнику, а теперь и подавно первым нырять в квадратный зев не хотелось – не только в спину, но и в лоб могут закатать девять граммов свинца. Кто его знает, где засел фрукт, так успешно поработавший пилкой?
Вопрос решило то, у кого в руках фонарик. Ведь внизу так же темно, как и на чердаке, и когда один станет спускаться, другой должен подсвечивать сверху. Поскольку фонарик к моменту обнаружения спила оказался у Таныча, в люк первым, сжимая в руке пистолет, полез Пиночет.
Если кто-то захотел бы засесть здесь – внизу – в засаде, то без труда бы засел, укрывшись за продавленным кожаным диванчиком или стульями, сцепленными в тройник. Обошлось. Эта площадка, под лестницей на чердак, использовалась обитателями этажа, как курилка. Спустился Таныч, тоже с пистолетом наизготовку. И, разумеется, прикрыл за собой люк.
– Может, не сегодня кто-то шел нашим путем? Допустим, вчера или даже раньше? – прошептал Соков. Рассмотрел похабный плакат и гадливо сплюнул.
Пиночет пожал плечами и махнул стволом, мол, пошли, чего теперь.
По лестнице спускались не торопясь, сторожко. Фонарик выключили – зачем создавать дополнительные удобства тем, кто захочет прицелиться. А за первым поворотом лестницы надобность в фонарике и вовсе отпала – там на каждой площадке горели ночные контрольные лампы. Тишина в здании стояла, как на подводной лодке, залегшей на дно в поисках спасения от радаров крейсера.
В таком беззвучии Таныча Сокова нервировал даже скрип собственных подошв. Если учитывать только сорванный замок люка – пятьдесят на пятьдесят, что в здании есть еще люди, такие же незваные, как и они сами. Если приплюсовать к загадкам шутку с сигнализацией, вероятность неприятной встречи возрастала до семидесяти процентов. Нервы отставного руководителя службы безопасности секты были напряжены, словно высоковольтные линии.
«Кто? – думал Пиночет. – Простое ворье? Значит, совпадение? Ой, не верится. Тогда остается пехота Вензеля, или Пепел. Если первое – будем стреляться до последнего живого. Если второе – сперва поговорим».
Вход на нужный этаж оказался заперт.
– Этот замок можно запереть и изнутри, – Пиночет, присев, рассмотрел замочную скважину. Хмыкнул. – На пять замков запирай вороного, выкраду вместе с замками. Короче, фигня замок.
Пина достал из куртки набор отмычек. Связку он перебирал недолго, выбранную отмычку засунул в скважину, повернул до щелчка.
– Сам видишь, офисы не грабит только ленивый, – хмыкнул Пиночет, открывая дверь и делая приглашающий жест рукой.
Таныч оценил его предупредительность. Мол, я первым в люк, значит, твоя очередь быть первым в дверь.
Соков перешагнул порог, тут же скользнул вбок и прижался спиной к стене. На любое движение или звук готов был стрелять.
Но обошлось без движения. Также нигде не горел свет, ниоткуда не раздавалось подозрительных звуков. Правда, здесь тишину нарушали негромкие звуки электротехнического происхождения: гудение и пощелкивания.
