Но улица жила обычной, спокойной жизнью, болтала, жевала, глазела, плыла от «Детского мира» к ГУМу и обратно. И нигде, нигде Корсак не видел Гектора. «Значит, все-таки пошел в переход, — решил он. — Куда ж еще? Конечно, в переход. Самое оживленное место». Убийца вбежал в переход, быстрым шагом дошел до «Площади Революции», остановился, озираясь. Жертвы не было и здесь. Он задумался. Насчет «осветителя» можно было не волноваться, Бателли своего не упустит, а «режиссер»… Корсак вдруг улыбнулся. Он знал, куда тот направился. Знал, где искать и его, и слепого. На вокзале. Само собой на вокзале.
Отойдя в сторонку, Корсак выудил из кармана редингота телефон, набрал номер:
— Алло, Беркович? Это Корсак. Они ушли. Да, все трое. Нет, никто не пострадал. Нужно срочно перекрыть вокзалы. Хорошо. И автобусные станции. Жду известий от Бателли. Ладно. — Он сунул телефон в карман.
Девчонка. Как же он сразу-то не сообразил? Стареем, братцы, стареем. Почему на вокзале? Да очень просто. «Режиссер» — отец-одиночка, это ясно, иначе не рискнул бы тащить дочь на встречу. А девчонка взрослая и не в курсе дел отца — он побоялся отправлять ее на вокзал одну. Они в этом возрасте сильно самостоятельные, вполне может и «сдернуть». И потом, кто же впутывает детей в такие истории? Лично он, Корсак, ни за что бы не впутал. И девчонка именно его, а не слепого. Послушалась сразу, а к «оператору» обратилась на «вы»: «Пойдемте?» В такой ситуации постоянно таскать дочь за собой, значит, подвергать смертельной опасности. Проще отослать к каким-нибудь родственникам, в другой город. Сумку, опять же, «режиссер» кидал? «Режиссер». А ушла с сумкой именно девчонка. И сумка хорошая, вместительная такая сумка, тяжелая. С вещами, надо думать. Видок у «режиссера» — так себе, прямо скажем. За билет на самолет выложить кругленькую сумму он, конечно, не в состоянии. Да дочке надо что-то с собой дать. На машине она тоже не поедет — мала еще, прав наверняка нет. Да и вряд ли у них есть машина. Руки у «режиссера» без характерных следов ПП и ТО. В смысле профилактических процедур и технического осмотра. Стало быть, остается либо поезд, либо автобус. Все просто, как яйцо вкрутую.
Корсак усмехнулся и направился к метро.
* * *
Гектор вышел из ГУМа и осмотрелся. Убийц не было. Ушли? С чего бы? Это вовсе не успокаивало. Даже, наоборот, пугало. Почему не ищут? Значит, им что-то известно… Что? Надо быть предельно осторожным и осмотрительным.
Подняв воротник плаща, он направился к кишке перехода, прошел мимо воющей «хардом» палатки звукозаписи, мимо броских витрин, остановился на лестнице, готовый в любой момент сорваться с места и побежать, побежать, уводя убийц за собой, но… Их не оказалось и здесь. Ни приметно-красивого высокого, ни его комичного лысого спутника. Лысый либо повис на Славке Руденко, либо… О худшем думать не хотелось, хотя было самое время. Борька Жукут ведь так и не появился.
Повернувшись, он нарочито неторопливо спустился сквозь плотный строй бабулек-торговок по ступенькам и свернул направо, к метро…
— Да, так все и было, — утвердительно мотнул головой «гость».
— Я и не сомневался, — невесело ответил старик. Он посмотрел на часы и сказал: — Почти одиннадцать. Без пятнадцати. У нас мало времени.
— Вы куда-то торопитесь? — поинтересовался Непрезентабельный.
— Что? — Аид взглянул на монитор и вздохнул: — Да. Нам надо закончить одно дело.
— Нам?
— Именно нам. Однако пока еще рано об этом говорить. Продолжим…
— Ну… Не хотите говорить — не надо. Дальше, дальше… Ах, да! Дальше ничего и не было.
— Ничего? — переспросил старик.
— Ну да. Мы разбежались, — сообщил «гость». — Поэтому я не в курсе деталей.
— Мне это известно, — остановил его старик. — К счастью, я знаю гораздо больше вас. Намного больше. Но сейчас меня интересует ваш взгляд на произошедшее. Даже если вы и не знаете каких-то мелочей.
— Хорошо, — пожал плечами Непрезентабельный. — Я готов рассказать вам.
— Рассказывайте, — произнес, почти приказал, старик.
— Но сперва мне хотелось бы узнать о том, что делали вы после звонка Жнеца. Как говорится, долг платежом красен.
— Пожалуй. Это справедливо, — сказал Аид. — Давайте станем рассказывать по очереди. Так мы получим более полную картину событий и удовлетворим взаимное любопытство.
— Отлично, — согласился «гость». — Вы начинаете.
Аид закончил говорить по телефону и положил трубку на консоль. Ему стало немного легче. Человек, с которым он только что разговаривал, занимал очень значительный пост в Федеральной службе безопасности, многое мог и был кое-чем обязан как организации в целом, так и Аиду в частности.
— Жнец? — спрашивал Значительный. — Нет. Никогда не слышал о таком. Кто это? Рэкетир какой-нибудь? Так вы скажите, мы его быстро к ногтю прижмем и раскрутим на всю катушку.
— Нет, — отвечал Аид. — Меня интересует только информация. Я хочу знать, известно ли что-нибудь вашему ведомству о человеке с таким прозвищем. Но мне нужны только проверенные факты. Никаких версий и домыслов. Исключительно подтвержденная информация.
— Сейчас поинтересуюсь. Но если он вам мешает, — басовито, на горле, гудел Значительный, — так вы только скажите. Мы его возьмем и все выясним. Когда родился, где крестился, женился. Всю подноготную на блюдечке принесем. Мне докладывают, что у нас на него ничего нет. А вы уверены, что этого парня называют именно Жнец? Уверены? Ну тогда я сам проверю. Но, сдается мне, вас кто-то пытается водить за нос. Хорошо, я посмотрю и перезвоню. Не беспокойтесь. Если такой человек существует в природе, через два часа вы будете знать о нем все.
Повесив трубку, Аид почувствовал некоторый душевный подъем и даже улыбнулся. Он уже не сомневался: Жнец — один из четверых «погибших» компаньонов. Во-первых, звонивший знал номер специального телефона, во-вторых, ему были известны кодовые имена людей, входивших в ядро организации. Ну и в-третьих, Жнец сумел открыть замки сейфового хранилища, не повредив их. Кстати, смерть — самое лучшее прикрытие. Впрочем, кем бы он ни был, ему удалось невозможное. Всего за одну ночь этот безумец уничтожил организацию практически полностью. Сломал все, что строилось с таким трудом. Мысли же этого человека наталкивали на ассоциацию с изъеденным термитами бревном. Только вместо бревна был его разум, а вместо термитов — паранойя.
Аид, конечно, подозревал, что в их защите есть уязвимые места, но он и подумать не мог, что обмануть системы безопасности настолько просто.
Теперь, даже если похитителя матрицы удастся найти, о дальнейшем осуществлении проекта не могло быть и речи. «Совершив ограбление именно сейчас, Жнец, сам того не желая, оказал нам своего рода услугу, — рассуждал мысленно Аид. — По крайней мере, у нас еще есть возможность что-то предпринять. Кто знает, чем обернулось бы дело в дальнейшем? Этот маньяк мог украсть матрицу, когда „внедрение“ уже закончилось бы. „Гекатомбу“ так или иначе следовало уничтожить. Только сделать это нужно было гораздо, гораздо раньше. И абсолютно необходимо предать историю огласке».
— Надо быть начеку, — пробормотал он негромко.
Положив пистолет на консоль, Аид потянулся за телефоном.
* * *
Пока они ехали в метро, девушка постоянно оглядывалась, изучая толпу за спиной. Случившееся в ГУМе показалось ей забавным происшествием. Слова отца о грозящей им опасности не воспринимались всерьез — взрослые вообще склонны к преувеличениям, а родители — особенно. А потом она заметила пистолет. Точнее, рукоять пистолета, «выглядывающую» из кармана плаща лысого. Лидка немного разбиралась в оружии, в основном благодаря спортивным увлечениям отца, и пистолеты ей доводилось видеть не только в кино. Выстрела она не слышала, а наличие у лысого оружия само по себе не могло встревожить или напугать девушку. Ну подумаешь, «пушка». У кого их сейчас нет? Напугало другое. Сработал классический «голливудский» стереотип: в карманах пистолеты таскают только плохие. Убийцы. Люди, которым приходится стрелять много и быстро. Как ни странно, но именно этот давно набивший оскомину и не имеющий ни малейшего отношения к истине шаблон вызвал у нее настоящее чувство тревоги.
Лидка занервничала. Ей стало не по себе. Девушка думала об отце, оставшемся в магазине, и практически совсем не думала о себе и о слепом. На Трубецкого Лидке вообще было наплевать. Он ей кто? Родственник?
— Не волнуйтесь, — сказал вдруг Трубецкой. — С ним ничего не случится. В магазине много народу, а за розыгрыши у нас дают пятнадцать суток максимум.
— А я и не волнуюсь. С чего это вы взяли?
— Конечно, волнуетесь. Все время волнуетесь. Оглядываетесь. Дышите неровно. Кстати, дети, как правило, беспокоятся за родителей куда больше, чем родители за них, только в силу возраста и социального статуса не говорят об этом вслух. Вы — наглядное тому подтверждение.
