— Сам не знаю почему, но очень хочу помочь вам. Ну, хотя бы в раскрытии подземных трасс под Москвой, но… сначала скажите, зачем это вам нужно? Дело опасное, ФСБ не любит, когда его щекочут. Хотя… молчу, молчу. У писателей, как и у коммерсантов, свои представления о жизни.
— Мне Миша-островитянин кое-что рассказывал, — замялся я, дивясь в душе той крепкой смычке, что, оказывается, существует в мафиозном кругу, — а нужно мне это для более детального развертывания картины путча в романе «Черный передел», который вышел из печати в сильно урезанном виде.
— Все понял, — с готовностью произнес Блювштейн, — начнем с вождя народов всего мира Сталина, — ехидно ухмыльнулся хозяин дома, — итак, тайное строительство под Москвой развернулось еще в 30-е годы. По указанию Сталина было создано трижды засекреченное управление, в котором создавались проекты тайных правительственных веток метро, автомобильных тоннелей. Со временем под Москвой вырос настоящий город.
— Слова, слова.
— Нужны факты? Пожалуйста. — Блювштейн придвинул к себе красную папку. — Еще до начала войны Сталин вынашивал идею строительства огромного стадиона под землей. Рядом с будущим спортивным объектом был возведен бункер для самого вождя с небольшим залом для выступлений и пешеходным тоннелем к трибунам. Были сооружены две автомобильные подземные дороги с односторонним движением — от бункера к Кремлю (причем въезд в тоннель был расположен непосредственно под Спасскими воротами) и в район станции метро «Сокольники» — там располагался еще один бункер Сталина.
— Я что-то слышал об этом. Вроде бы Сталин выступал на митинге 6 ноября 1941 года в метро «Маяковская».
— Абсолютно точно. А хотите знать, как это происходило? Из Ставки Верховного Главнокомандующего на Мясницкой Сталин прибыл на станцию через сеть тоннелей. Тогда многих удивило, что ни кортежа, ни сопровождения у Сталина не было. Вождь появился неожиданно для всех будто из-под земли.
— Ну и ну. И откуда только у вас взялись такие факты? Живете далеко от России, а знаете все.
— Разведка доложила точно. Скажу больше. К сталинскому бункеру в Кунцево была проложена секретная ветка метро, она проходила под веткой «Площадь Революции — Киевская». Особенно хотел бы сказать об одной из многих автодорог. Подземная трасса, что вела от Мясницкой через Кремль к даче примерно 20 метров в ширину, 16 в высоту. Проходила трасса на глубине 70 метров. Тоннель был выложен тюбингами в полтора раза большими, чем обычные тоннели. Хватит? Или продолжать? — хитровато улыбнулся Блювштейн. Ему явно доставляло удовольствие видеть полную растерянность на моем лице. — Ладно, так и быть, скажу еще о так называемом Метро-2. Секретное метро имеет еще большие размеры и соединяет между собой десятки важных объектов Москвы. Первая ветка (более 30 километров) проходит под Кремлем, бывшей резиденцией Горбачева на Ленинских горах, Академией ФСБ, Академией Генштаба, Раменками. Кстати, в этих же самых Раменках якобы построен был еще и подземный город, способный вместить до 20 тысяч человек. Опуская любопытные детали, скажу, что вторая очередь сверхсекретного метро считается самой протяженной — более 60 километров. Она идет от Кремля к правительственной резиденции Бор.
— Извините, Блювштейн, но…
— Сомневаетесь? — Блювштейн легко читал мои мысли. — Зря сомневаетесь. Вот начнете с нами активно сотрудничать, я подарю вам схему всех подземных автотрасс и железных дорог. Нам эти документы сейчас не нужны, а вам, литератору, пригодятся. — Он вдруг ловко извлек из папки схему и поиграл перед моими глазами. О, это было потрясающее зрелище. Полная карта-схема метро и под ним линии сооружений с особыми знаками… Я успел только прочесть несколько названий и заметил черные жирные стрелки, видимо, обозначающие направления подземных дорог под Москвой.
— Дайте мне копию.
— Всему свое время. Будь я литератором, создал бы крутой криминальный роман о подземной Москве, настоящий бестселлер, одни дороги-призраки чего стоят, но… — Блювштейн тяжко вздохнул, будто проделал большую физическую работу… Я тоже откинулся на спинку стула, чувствовал, как кружилась голова, я уже рисовал в своем воображении потрясающие картины, связанные с подземной Москвой. Был в прострации, забыл, где нахожусь, только смотрел на бутылку с коньяком, будто в нем было прояснение и успокоение. Блювштейн все понял сразу. — Не правда ли, израильский коньяк освежает мозги? Еще по одной?
Я кивнул. Казалось, в жизни не пробовал такого ароматного напитка, тело живо наполнялось энергией, голова прояснялась, уходила тревога, жизнь казалась прекрасной и удивительной.
— Итак, мой друг, для начала расскажите мне ради простого любопытства о руководителях вашего металлургического комбината, о новом совете директоров, их привычках, чертах характера, деловых качествах, хорошо бы знать и о слабостях, ибо человек на две трети состоит из них. И, конечно, о настроениях в народе, в городе. Учтите, в цивилизованном мире любая информация оплачивается.
— Стоит ли, — заколебался я, но тотчас подумал, что в информации, которой я владею, нет никаких тайн. Я неожиданно заговорил, мало того, обрел невиданное доселе красноречие, меня буквально «понесло». Такое состояние бывает, когда человек видит, как его внимательно слушают, заинтересованно поддакивают, поощряют. Нет, я не выдавал коммерческих тайн, просто впервые появилась возможность, если хотите, проверить свою память. По лицу Блювштейна видел: он очень доволен. И как бы в поощрение рассказа хозяин собственноручно подливал в мою рюмку священный напиток солнца.
Когда я, наконец, замолчал, утомленный лавиной воспоминаний, Блювштейн поблагодарил меня:
— Вы даже не представляете, как вы нам помогли, — признался он, — трудно выбрать союзника, не узнав его подноготной.
— Вы глубоко копаете! — польстил я Блювштейну.
— Иначе нельзя. Деньги — это не фантики, их делать — большое искусство. Итак, вы подтверждаете, что Россия и, в частности, Старососненский комбинат почти девяносто процентов металла отправляет за рубеж.
— Что из того?
— За право распоряжаться «металлургическим пакетом» России сегодня действительно яростно сражаются, не щадя себя и друг друга, финансовые группы, крупные банки, мощные концерны, частные инвесторы «новые русские», и, конечно, группировки внутри нашего правительства.
— Хотят разбогатеть за чужой счет?
— Детский лепет на лужайке! — отмахнулся Блювштейн. — Я искренне уважаю русский народ, но постоянно дивлюсь их ребяческой доверчивости.
— Зачем вы так, Семен, — попробовал возразить я, — наш народ тут ни при чем.
— И я об этом. Правительство цепляется за инвесторов, чтобы выжить самим, а народ… — Зрачки под стеклами очков собеседника странно блеснули. — Ваш народ, никому больше не веря, спешит продать акции. Вижу, вы горите нетерпением. Вам следует напечатать еще одну статью под своей подписью. Это и станет началом нашего многообещающего сотрудничества.
— Сотрудничества? — я поднял голову. — Еще одно сотрудничество? И что это за статья?
— Вот она! — Казалось, Блювштейн только и ждал моего вопроса. Мягко положил передо мной несколько страниц с машинописным текстом и стал ждать, когда я закончу чтение. Внутри меня у меня бушевало пламя, хотелось швырнуть в лицо этому наглому бизнесмену его бумажонки, но глаза сами бежали по строкам, выискивая «крамолу», «подводные камни», призванные навредить родному комбинату, но… ничто не вызывало возражений. Со знанием дела повествовалось о том, как старососненсцы дружно распродают акции, боясь, что они подешевеют. Это было чистейшей правдой. И снова глухое раздражение овладело моим существом: «Зачем он дурачит меня?» Далее живописалось об истинах, которые уже набили оскомину, мол, продавая акции, вы перестанете владеть тем, чем владеете. — Ну, как статья? — наконец спросил Блювштейн.
— Солидно написано, со знанием дела.
— Но… А чему это вы улыбаетесь?
— А, ерунда, совсем не к месту вспомнил забавный и грустный эпизод.
— Расскажите, нам все интересно знать.
— Я в деревне ждал рейсовый автобус, чтобы уехать в город. В Капитанщино у меня дачка, так, избушка. В деревне все были мертвецки пьяные, пить самогон начинали с утра мужики и бабы. А на остановке ко мне подсел тоже полупьяненький мужичонка, в прожженной телогрейке, одно ухо его ушанки было оторвано. Он легонько толкнул меня локтем: «Слышь, паря, скоро, люди бают, сюда американцы придут, хозяевами тут будут». «А сейчас кто хозяин вашего развалюшного колхоза?» — задал я встречный вопрос. Мужичонка смутился, подозрительно глянул на меня и отодвинулся прочь.
— Поучительная встреча. Мы должны будем все перестроить, воссоздать, чтобы не швырять доллары в черную дыру.
