Шаги проследовали дальше и остановились возле кровати Иды. В расслабленно висевшей руке пришельца был пистолет, оказавшийся прямо перед безмятежным лицом Иды. Услышав щелчок взводимого затвора, Ида открыла глаза.
— Ты первый мужчина, который вошел в мою спальню без приглашения, — сказала Ида. Она лежала, не шевелясь, и не сводила взгляда с оружия. — И, насколько я могу предполагать, последний.
— Это я убил твоего друга Ангуса, — сообщил голос. — А потом решил, что будет несправедливо, если он умрет один.
Ида медленно повернула голову и взглянула на мужчину, держащего пистолет.
— Я не могла бы даже мечтать о лучшей компании, — сказала она. Она уже полностью проснулась, но лежала все также неподвижно, не вынимая руки из–под подушки, которую обнимала во сне.
— Я так и думал, что ты будешь счастлива, — ответил Джерри Баллистер. — Хотя такая крутая девчонка, как ты, заслуживает лучшего, чем помереть здесь, в лесу, в полном одиночестве. К тому времени, пока тебя кто–нибудь найдет, медведи обглодают твои кости дочиста.
— Я мало кому рассказывала об этом месте, — сказала Ида. — И точно знаю, тебе не говорила ни слова.
— Нужно всего лишь задать подходящим людям нужные вопросы, и обязательно получишь нужные ответы, — пожал плечами Баллистер.
— Да, это обычно срабатывает, если к вопросам приложить деньги, — согласилась Ида. — И если к деньгам тянутся грязноватые ручонки.
Баллистер поднял пистолет на уровень талии и направил его Иде в лицо. Она отвела взгляд от дула и, не вынимая руки из–под подушки, слегка пошевелилась, придвинувшись поближе к краю матраца.
— У меня нет против тебя ничего личного, — сказал Баллистер. — Я еще пацаном слышал о тебе много потрясных историй, а когда подрос, частенько заходил выпить в твое кафе, так что имел возможность посмотреть на тебя.
— Ангус всегда говорил, что я привлекаю внимание неподходящих мужчин. — Ида приподняла голову от подушки. — Вот только я не знала, насколько он прав, пока ты не явился сюда.
В окне позади ее кровати показалось солнце, его лучи упали на бледное лицо Баллистера. Ида поджала ноги и пнула одеяло.
— Мне не хотелось бы умирать в кровати, — сказала она. — Если ты не против, я встану, а потом делай то, зачем пришел.
— Желание леди… — пробормотал Баллистер. Отступив на пару шагов, он смотрел, как Ида выбиралась из постели, опираясь на засунутую под подушку руку.
Ида села и окинула взглядом свою хижину. Это был теплый дом, где было мало мебели, но зато с избытком хватало воспоминаний. Здесь для нее все началось, а теперь, пожалуй, должно было закончиться. Время между уходом отсюда и возвращением сюда она прожила в мире, принадлежавшем мужчинам, которые считали ее равной себе, уважали ее как друга и боялись ее как врага. Для всех них она была Идой Гусыней, самой деловой из женщин, которые когда–либо ходили по улицам нью–йоркского Вест—Сайда.
— Ты позволишь задать тебе один, последний, вопрос? — сказал Баллистер.
— Сделай милость.
— Почему тебя прозвали Идой Гусыней? — спросил он.
— Придется тебе умереть, так и не узнав этого, — ответила она, выхватывая из–под подушки малокалиберный «дерринджер» и направляя его на Баллистера. Глядя ему в глаза, она дважды нажала на спуск.
Первая пуля зацепила ему руку, заставив вздрогнуть. Вторая просвистела над головой и оставила дырку в дверце платяного шкафа.
Баллистер вернулся в свою привычную стихию. Разговоры, вопросы — все кончилось. Он вскинул пистолет и всадил в Иду Гусыню шесть пуль подряд, последняя угодила точно в середину ее лба. Выстрелы швырнули ее к спинке кровати, она полулежала, не доставая ногами пола. Баллистер убрал пистолет в кобуру, отвернулся от убитой им женщины и шагнул к телефону, стоявшему в углу комнаты. Заглянув в вынутую из кармана бумажку, он набрал номер «Кафе Мэриленд». После трех гудков он услышал знакомый голос.
— Вам придется хоронить не одного, а двух друзей, — сказал он, повесил трубку и вышел, оставив переднюю дверь открытой для звуков просыпавшегося мира.
Анджело и Пуддж выехали через несколько минут после звонка Джерри Баллистера в «Кафе Мэриленд». Анджело грохнул трубку на аппарат и повернулся к Пудджу; совершенно пустое выражение его лица сказало тому все, что он должен был узнать.
— Теперь Ида, — сказал он.
Дорога, которая всегда доставляла им такое удовольствие, в этот раз казалась мучительно долгой. Анджело смотрел сквозь лобовое стекло и вспоминал женщину, сделавшую его таким, каким он стал. Она обучила его всему, что знала сама, ее ежедневные уроки должны были подготовить именно к этому дню. Память Анджело вернулась к событию, случившемуся, когда ему было семь лет, несколько месяцев спустя после того, как Пуддж задал ему на улице трепку, перевернувшую жизни их обоих. Он сидел в дальнем углу за стойкой бара в «Кафе Мэриленд» и ел горячий гороховый суп с беконом. Вечер только начинался, народу в баре было полным–полно, спиртное текло рекой, и обстановка была накалена до предела. И действительно, двое мужчин, сидевших за столиком посреди зала, вдруг отшвырнули стулья и вскочили, сверкнули ножи. Было сразу видно: они разъярены настолько, что ссора закончится смертью одного из них.
Ида вышла из–за стойки. Волосы ниспадали ей на плечи, из–под пояса длинной юбки торчала рукоятка пистолета. Уверенной плавной походкой, высоко держа голову, свободно опустив руки, она прошла по залу, и посетители спешили освободить ей дорогу. Анджело не мог оторвать
от нее взгляда. Он даже не мог представить себе никого красивее, чем эта женщина: в свете ярких ламп, освещавших кафе, был хорошо виден румянец на ее щеках, а ее улыбка неизменно заставляла самых грубых мужчин склонять голову в почтительном полупоклоне. Она была королевой преступного мира, державшей свой двор в логове греха. Маленький Анджело в глубокой тревоге смотрел, как она остановилась между двумя мужчинами с ножами в руках и жаждой убийства в глазах.
Ида между тем взглянула на их стол.
— Я весь день готовила это жаркое, и оно получилось ничуть не хуже, чем обычно, — сказала она. — И кому–то из вас будет очень стыдно умереть, не попробовав толком то, что лежит на тарелке. Дайте, я заберу ваши ножи. Они будут у меня за стойкой. Если после моего жаркого вы не потеряете желания убить друг друга, то подойдите, и я вам их отдам. Если кто–то из вас и умрет, то, по крайней мере, на сытый желудок.
Драчуны оторопело посмотрели на Иду, потом на тарелки; их гнев, неожиданно для них самих, улегся, успокоенный словами женщины. Они подали Иде ножи рукоятками вперед, подняли упавшие стулья и вновь сели за стол. Анджело смотрел, как Ида повернулась и направилась обратно к стойке. Там ей сразу же пришлось налить кому–то пива, но она уловила взгляд Анджело, не отрывавшийся от нее все время, которое заняло это происшествие. Она ласково — так мать могла бы смотреть на любимого ребенка — взглянула на него, улыбнулась и подмигнула. В эту секунду Анджело понял, что отныне будет в полной безопасности рядом с женщиной, которая способна отвести от него любую беду.
Анджело и Пуддж глядели на труп Иды. Кровь из ее ран, пропитавшая простыни и одеяло, уже успела загустеть. Похолодевшую кожу облепили черные мухи.
— Я перестелю кровать, — сказал вполголоса
Пуддж. — А потом мы переоденем ее в новую рубашку. Никто не должен увидеть ее такой.
— А никто и не увидит, — ответит Анджело. — Кроме нас с тобой, у нее никого не осталось.
— Она хотела умереть в этом домике и быть похороненной здесь, — сказал Пуддж.
Анджело несколько секунд смотрел на Пудджа, потом кивнул.
— Я соберу ее, — сказал он. — А ты поищи что–нибудь, от чего огонь хорошо займется.
Пуддж остановился перед Идой и погладил ее по щекам. Потом наклонился, нежно поцеловал в губы, повернулся и вышел из комнаты. Анджело поднял убитую женщину, испачкав свой пиджак и рубашку в крови, положил на пол и сменил белье на кровати. Потом он нашел в нижнем ящике комода чистую, по виду, еще не надеванную ночную рубашку, снял с Иды простреленную и пропитанную кровью рубашку и надел чистую. Потом он положил Иду на подушку в чистой наволочке и накрыл ее тонкой белой простыней. Потом сел рядом с Идой на кровати и расчесывал ее волосы, пока не вернулся Пуддж.
