— Нет. — Она расстроенно шмыгнула носом. По щеке скатилась блестящая слезинка. — Нет, я тебя не пущу!
«Черт, — вздохнул я. — Еще одно препятствие на пути. Маленькая, только что переломавшаяся наркоманка, которой теперь предстоит в полной мере изведать, что такое жесточайшая депрессия. Ее будет пробивать на слезняк по любому малейшему поводу. И вот, пожалуйста, один из таких поводов». — Послушай, милая Крис, — прошептал я и ткнулся небритым подбородком ей в щечку, — Сейчас ты пойдешь в дом, поужинаешь, выпьешь таблетки, и мама сделает тебе укол. Ты уснешь. И будешь смотреть красивые сны. В них не будет места ни джеффу,[46] ни герычу. Ни похотливым ментам, ни жадным барыгам. Это будут самые обычные сны про нормальную жизнь без приходов и глюков. Про ту жизнь, которая сейчас может тебе только сниться. Но уже скоро… очень скоро, я обещаю, ты окунешься в нее с головой не во сне, а наяву. И не захочешь из нее вылезать. И будешь с ужасом думать: «Какой же я была дурой, что хотела вот так вот взять и отправиться на тот свет. За просто так. За парочку сраных стошечных чеков»… Кстати, утром, когда проснешься, я буду уже сидеть рядом с тобой. И мы будем вместе весь завтрашний день. И весь послезавтрашний. И дальше… и дальше… Договорились?
Она всхлипнула и кивнула.
— Вот и умница, Крис. Я знал, что ты умница. Теперь я пойду. А ты возвращайся в дом и делай все, как я сказал.
Я еще раз поцеловал ее в щечку и чуть-чуть подтолкнул в спину. Она поднялась со скамейки и неуверенной старушечьей поступью поплелась к дому.
«На удивление послушная девочка, — подумал я_ — Но только не надо тешить себя иллюзиями, что будет такой постоянно. Еще даст просраться и Анжелике, и куму, и, думаю, мне. Наркоман на кумарах — это не человек. Это огромный геморрой для окружающих. И что же я за дурак? Зачем влез во всю эту историю? Хотя… нет, я совсем не жалею, что влез, что сумел немного помочь этой девчонке…»
До зоны я шел, никуда не торопясь. Был погожий весенний вечер, и поселковый «Бродвей» был заполнен народом. Полупьяные мужики, топтавшиеся возле нескольких уродливых разномастных ларьков, и обильно намазанные дешевой косметикой девки провожали меня любопытными взглядами, а я с не меньшим интересом взирал на их серенькую, зато вольную жизнь. Но вот поселок закончился, дорога пересекла жидкий сосновый лесок и уперлась в массивные железные ворота зоны. Из проходной навстречу мне вышел прапорщик Паша Шевчук, радостно улыбнулся и протянул руку:
— Привет, Костоправ.
— Здорово. — Я ответил на рукопожатие. Шевчук был единственным цириком, с которым я позволял себе здороваться за руку — как-никак «крестник», которого я вытащил с того света.
— Как погулялось?
Я рассмеялся. Никому не пожелал бы подобных гулянок.
— И не спрашивай. Одна мечта: поскорее добраться до шконки и отрубиться часов на двенадцать.
— Значит, провел время с пользой, — резонно заметил Шевчук и состроил серьезную мину. — Вот что хочу сказать тебе, Константин. Зря ты с Чечевым так обошелся. Теперь будь повнимательнее. Что-то мутит он против вашей докторской светлости. И не он один…
— Кто еще? — насторожился я.
— Я не знаю. Здесь ведь многие держат зуб на тебя. А еще многие знают, как я хорошо к тебе отношусь. Так что во все эти планы меня никто посвящать и не будет.
— Какие планы?
— Я не знаю. Еще раз повторяю тебе, что не знаю. Я лишь обратил внимание на какую-то возню вокруг тебя в последние дни. Разведаю что-нибудь поподробнее, сообщу. А пока ожидай провокаций.
— Паша, это серьезно? — Отличное настроение, с каким я еще десять минут назад вышагивал через поселок, улетучилось, словно туман при первых проблесках июльского солнышка.
— Это действительно очень серьезно, — кивнул Шевчук. — Ладно, хватит нам вместе отсвечивать. Еще раз повторяю: как что-то разведаю, сразу же сообщу… — Он сделал шаг в сторону, освобождая мне путь в проходную. — Давай проходи. Анатолий Андреевич только-только звонил насчет тебя. И… Костя, внимательнее.
Я отметился у дежурного и прошел на зону. На крыльце административного корпуса стояли те же два опера, что и четверо суток назад, когда я валял по асфальту толстого прапора Чечева. Оба, похоже, опять не совсем трезвые. Что за черт! Какое-то наваждение. Время повернуло вспять, сейчас из дежурки выскочит Чечев и начнет меня инструктировать: «Руки за спину… Не базарить и не курить… В лучшем случае — в рыло, в худшем случае — пулю…» Я непроизвольно обвел взглядом окрестности. Никаких толстых прапоров.
Ч-черт! И надо же было устроить себе такой головняк! Нет чтобы четверо суток назад спокойно выслушать хама-прапорщика, послушно заложить руки за спину и позволить ретивому дураку отконвоировать себя через поселок. Так надо же было продемонстрировать свой строптивый характер! И теперь напротив столь долгожданного и уже полностью подготовленного соскока из зоны можно смело поставить большой знак вопроса. Большой и жирный. О, ч-черт!!!
Правда, оставалась еще слабая надежда на то, что все рассказанное мне сейчас — это не более чем туфта, кислый плод непомерной фантазии Шевчука. Как бы хотелось, чтобы это было именно так! Но… Я давно отвык жить сладенькими иллюзиями и во всех жизненных ситуациях принимал за исходный самый мерзкий вариант развития событий. Сейчас этот вариант выглядел так: меня в ближайшее время подставят, чтобы добавить мне сроку и перевести в другую зону. На другой, более строгий режим. И все придется начинать сначала.
Я шел к бараку и матерился сквозь зубы.
Распроклятье! И надо же было так глупо высунуться дураку! Неужели действительно все начинать сначала? Да ведь так мои пятеро «клиентов» в конце концов сдохнут своей собственной смертью! Без моего участия. Не хочу я этого! Не хочу!!! О, распроклятье!!!
Глава 9. Поправка к плану
Но никто меня не трогал целых полтора месяца — до начала июня. Вскрылась ото льда и разлилась Ижма. По большой воде пригнали новый этап. На промзоне три бригады начали составлять первые сплавные плоты.
Погода, начиная с середины мая, стояла солнечная и теплая, и это меня здорово радовало — глядишь, вода в реке к июлю прогреется на один-два градуса сильнее обычного. Дай Бог, чтобы было именно так.
Чечева я встречал почти ежедневно. Он дежурил на КПП, через который я проходил по несколько раз в неделю, направляясь в гости к Кристине и Анжелике. Толстяк общался со мной подчеркнуто корректно и официально. Ни единого замечания, ни единого лишнего слова. Он даже ни разу не попытался меня обшмонать. И лишь заплывшие жиром поросячьи глазки Чечева, когда мне удавалось перехватить его взгляд, говорили о многом. Нет, он ничего не забыл. Он все помнит и лишь ждет подходящего момента, чтобы припомнить мне то, как я опозорил его перед сослуживцами. И он уверен, что такой момент рано или поздно настанет.
А я был уверен в обратном. Хрен я предоставлю этому прапору хоть ничтожнейшую возможность. Предупрежден — значит, вооружен. А я — спасибо огромное, Паша Шевчук! — теперь держал уши торчком. И никому из цириков не давал ни малейшего повода даже к тому, чтобы сделать мне замечание. Ходил разве что не на цырлах. И терпеливо ждал провокации, попутно продолжая нянчиться с Кристиной.
Заботами кума мне был выдан пропуск расконвоированного, по которому я имел право на свободный выход из зоны, начиная с восьми утра и до десяти вечера. Так что все погожие майские дни я сейчас проводил, гуляя с Крис по берегу Ижмы или на опушке еще не просохшего после зимы соснового бора.
Буквально за пару недель моими и Анжеликиными стараниями девочка приобрела вид совершенно нормального человека. Она уже больше не походила на обтянутый бледной кожей скелет.
Взгляд приобрел осмысленное выражение, а походка больше не напоминала старушечью. Даже засыпала Кристина теперь без снотворного. Вот только сны ей снились исключительно наркоманские, и каждое утро она жаловалась, что опять всю ночь покупала чеки с порошком у барыги, потом готовила в ложке над зажигалкой раствор, баяном вытягивала его через ватку, ставилась в капилляр и…
— Не торкало, — чуть не плакала девочка. — Никакого прихода. Кость, у тебя же есть барбитула?
Об этом она спрашивала меня по несколько раз на дню, и каждый раз я ей отвечал, что вернул все лекарства в аптеку больницы, а раздобыть барбитулатов или чего-то другого нигде не могу.
— Да чего ты мне паришь! — психовала Кристина. — Я что, не знаю, что у вас в зоне сплошные барыги. У них же и герыч, и эфедрон… Да чего только нету! Слушай, ну возьми мне один-единственный чек. Только один. И все, больше ни разу тебя не достану. Во, зуб даю, не достану… Ну, Костя! На один только маленький разик! Я тебе денег сейчас принесу. Хорошо? Да слушай же ты! Ну, пожалуйста!!!
