и не обратил внимания на легкий шорох и на тень, скользнувшую вдоль забора. Полозов тщательно запер калитку и дверь своего нового жилища, принял душ и, так ничего и не поев, прошел в спальню, из которой доносился храп Колосова, и, как подкошенный, упал на соседнюю кровать. Завтрашний день обещал быть трудным.
Село Керменчик, 1941
Они уже въезжали в село, со всех сторон окруженное горами. Когда повозка остановилась у маленького ветхого домика, Мария спрыгнула на землю и постучала в дверь.
– Мама, это я, – тихо сказала она.
Дверь быстро отворилась, словно мать стояла за ней в ожидании дочери, и на пороге показалась худая изможденная женщина средних лет.
– Машенька, – ее морщинистое лицо расплылось в улыбке. – Вернулась, доченька…
– Помоги, – распорядилась Мария, стаскивая с повозки мешок с картошкой. – Дядя Моисей дал нам гостинцев, – она рассмеялась. – Никогда не думала, что наступят такие времена, когда мы будем рады печеной картошке.
– Что делать, доченька, – женщина покосилась на Розу. – А кто эта девушка?
Мария взяла за руку новую подругу и повела к матери.
– Это Роза, – сказала она. – Родственница дяди Моисея. Он попросил, чтобы мы приютили ее на время.
На лбу матери собрались морщинки. Женщине было невдомек, зачем мужу ее сестры присылать к ним какую-то свою племянницу, о которой она даже не слышала. Знает ведь, что им самим есть нечего. Но, видно, этой племяннице еще хуже, чем им. Вон как ужасно одета, прямо какая-то оборванка.
– Она поживет у нас, хорошо? – В голосе дочери было что-то властное, и мать не стала спорить.
– Да, конечно, доченька, пусть поживет.
– Спасибо, мама, – Мария повернулась к Розе: – Знакомься, это моя мама Ида Адамовна. Можешь называть ее просто тетя Ида.
Женщина протянула Розе руку, которую та пожала, растерявшись.
– Вот и познакомились, – расхохоталась Ида. – Ну, девочки, заходите в дом. Сейчас картошку будем кушать.
– Прекрасно. – Девушки зашли в дом. Мария открыла дверь в кладовку и вытащила старое платье.
– Переоденься. Завтра подберем тебе что-нибудь из верхней одежды. Все же зима на дворе.
Роза прижала руки к груди. На глазах показались слезы.
– Спасибо, – пробормотала она. – Я никогда этого не забуду.
– Завтра пойдем зарегистрируемся, – продолжала караимка, не обращая внимания на слова благодарности. – Если мы помогаем партизанам, значит, здесь должны сидеть тише воды ниже травы, чтобы нас никто ни в чем не заподозрил, правильно? Вот почему ты сразу устроишься на работу. Что ты умеешь делать?
– Там, у себя, я работала на МТС, чинила немецкое оружие, – сказала Роза.
– Это и расскажешь на бирже, – констатировала подруга. – Не знаю, найдется ли тебе подобная работа в нашем селе. Я работаю в прачечной, стираю обмундирование немецких солдат и офицеров. И они не жалуются. Пока… – Она заливисто рассмеялась. – Ладно, ступай умойся, и пойдем есть, а потом ты приляжешь. Представляю, как ты себя чувствуешь после всего, что пришлось… – Она оборвала себя на полуслове и потащила подругу за стол. – Извини, но рацион у нас скудный.
Ида раскладывала горячую картошку по тарелкам.
– Когда-то мы готовили блюда караимской кухни, – мечтательно проговорила она. – Машенька очень любит караимские пирожки. Твой дядя Моисей их тоже любит. Ваша семья, наверное, тоже часто их делала?
Роза пробовала караимские довольно давно, поэтому помедлила с ответом.
– Моя мама готовила другие кушанья.
– Какие же? – не отставала Ида и вдруг произнесла длинную фразу на языке, похожем на крымчацкий и крымско-татарский. Роза ничего не ответила, и женщина пристально посмотрела на нее.
– Ты же не караимка, правда? И к моему брату Моисею ты не имеешь никакого отношения.
– Это не так, – слабо запротестовала Роза, но Ида не отставала:
– Чем больше я на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что в тебе нет ничего нашего. Ты или еврейка, или крымчачка… Я угадала?
– Мама! – гневно произнесла Мария, и женщина повернулась к ней:
– Мне неприятно, доченька, что ты не доверяешь родной матери, – сказала она с укором. – Неужели ты подозреваешь меня в том, что я решилась бы выдать эту девочку? Разумеется, мы скажем всем, что она наша родственница из Симферополя. Так кто же ты, доченька?
Роза подняла на нее черные глаза.
– Я почти поняла ваш язык, потому что я крымчачка, – гордо ответила она.
– Я встретила ее на дороге, – призналась Мария. – Розе удалось спастись от расстрела, и она скрывалась в лесу. Ее мать и тетку расстреляли во рву на десятом километре Феодосийского шоссе.
Ида всплеснула руками.
– Ах, душегубы! – проговорила она с чувством. – Тебя, деточка, сам Бог уберег. Знаешь, если Бог дает человеку такой шанс, значит, для чего-то это нужно. Ты еще совершишь много полезных дел в этой жизни. Ты ешь, ешь, не стесняйся, – она совала ей еще горячие картошины. – А потом мы тебе баньку натопим, помоешься – и спать. Сколько же ты горя перенесла! А лет-то тебе, наверное, не больше, чем моей дочурке, – шестнадцать.
Роза кивнула, прожевывая сухую картофелину:
– Мне через месяц шестнадцать.
– Наверное, и школу не окончила, – причитала караимка. – Моя Машенька хорошо училась, мечтала поступить в медицинский. Все проклятая война перечеркнула. Ты ешь, ешь.
– Я тоже мечтала поступить в институт, – Роза еле сдерживала рыдание. – Мама и бабушка хотели, чтобы я стала учительницей. И мне нравилась эта профессия.
Ида погладила ее по курчавой голове.
– Сбудутся ваши мечты, девочки, вот увидите. Кончится война – и все вернется в прежнее русло.
Ее добрый ласковый голос убаюкивал. Роза почувствовала, как слипаются глаза, и через несколько минут уже спала, положив голову на пахнувшую мылом скатерть. Ида посмотрела на дочь:
– Машенька, отведи подружку в комнату. Ей нужно поспать. Скоро придет Яков.
Роза словно очнулась от забытья:
– Кто такой Яков? – сонно прошептала она.
– Мой брат, который работает у немцев и тоже помогает партизанам, – пояснила Мария. – А теперь вставай, дорогая. Пойдем в кровать.
Симферополь, наши дни
Утром Олег поднялся раньше своего приятеля-полицейского. Андрей еще спал, как-то по-детски всхлипывая по сне. Полозов натянул брюки и вышел в сад. Крымское утро встретило его мягкими лучами солнца, легким ласковым ветерком и пением птиц. Учитель сделал утреннюю гимнастику и решил пройтись по участку. Он не сразу заметил лежавший неподалеку от забора листок бумаги, исписанный мелким, но разборчивым почерком. Олег поднял его и прочитал: «Мы знаем, где вы находитесь, потому что следим за каждым вашим шагом. Этой ночью мы могли бы завладеть картой, но нам не нужно напрасное кровопролитие, поэтому мы предлагаем вам встретиться. Приезжайте
