месте, его интересовало то, что она могла видеть. Два садовых дерева между забором и крыльцом дома, несколько кустов, листвы нет, обзор, в общем-то, хороший. Вопрос: как часто Инна Викторовна заглядывала в соседний двор?
— Да, знаю, вы начальник милиции, — кивнула женщина, поправляя очки.
— А здесь меня видели?
— Сейчас вижу.
— А вчера?
— Вчера нет.
— А кого видели?
— Ну, я не так часто к соседям заглядываю.
— А сегодня заглянули?
— Да шум какой-то был.
— Когда?
— Утром поднялась, корова у меня… В половине пятого.
— И что за шум?
— Голоса какие-то раздавались.
— А в милицию вы когда позвонили?
— В половине восьмого.
— А в половине пятого что видели?
— Людей не заметила, а дверь открытую видела. Ну, думаю, закроют. Я корову подоила, завтрак приготовила, Кольку в школу собрала, прихожу, смотрю, а дверь по-прежнему открыта. С улицы зашла, а там и калитка открыта, ну, я заглянула.
— И калитка настежь была открыта?
— Не настежь, но приоткрыта.
— Значит, в половине пятого вы слышали голоса?
— Да, кто-то что-то сказал, потом хлопнула дверь.
Игнат вынужден был закончить разговор: к дому подъехал «РАФ» следственно-оперативной группы. Он передал Осокину Чабанову, а сам пошел навстречу следователю.
— Знакомые люди! — широко улыбнулся Селиверстов, протягивая Игнату руку. — И место знакомое.
— Знакомое.
— Рассказывай!
— Пастухов убит. Пастухов Егор Евгеньевич, шестьдесят четвертого года рождения. Член банды Питона. Принимал участие в похищении Баштана, Подюгина и прочих.
Селиверстов остановился и повернулся к Игнату, его брови медленно приподнялись.
— Ты в этом уверен?
— В похищении Баштана, Подюгина он не признался. Знал, что свидетелей нет. А в похищении моей жены сознался.
— Твоей жены?
— Лена его опознала, — слукавил Игнат.
— И как ты его нашел?
— Здесь и нашел, в этом доме, фактически принадлежащем банде Ульяна. Я часто сюда приходил, смотрел, может, кто поселился.
— Пастухов поселился?
— Сначала Макаркин, потом Пастухов. Макаркина мы задержали, а Пастухова оставили на свободе.
— Макаркина за что задержали? — поинтересовался следователь.
— Чтобы разговору нашему не мешал! У меня появилась мысль завербовать Пастухова.
— Хорошая мысль, — пожал плечами Селиверстов, как будто не совсем соглашался с этим своим суждением.
— Пастухов оказал сопротивление! — Игнат впечатал кулак в свою ладонь.
— И ты его? — Следователь в точности повторил этот его жест.
— Ну не подставлять же левую щеку!
— Бил его?
— Довольно сильно. Днем. А ночью добавил.
— Ночью?
— Да как чувствовал, что сегодня ночью что-то произойдет. Пришел сюда, Пастухов открыл, девушка у него была, курортница из нашего санатория. Забрал ее с собой, в санаторий хотел отвезти. От греха подальше. Пастухов мне надерзил, я его ударил. Каюсь.
— А убили его как? — спросил следователь.
— Я думаю, кулаком. В нос. — Игнат смотрел Селиверстову прямо в глаза.
— Кулаком?
— Это мог сделать я.
— Ты?
— Из-за обиды на жену.
— Он что-то сделал с твоей женой?
— А вдруг?
— То есть ты мог его убить кулаком в нос?
— Ну, может, его убили как-то по-другому. Но я видел сломанный нос. Сломанный хрящ точно до мозга достал.
— После этого удара Пастухов умер?
— Я не видел, как он падал. Я не видел, как он умирал. Когда я уходил, он твердо стоял на ногах. Марина не видела, чтобы я его бил. Марина Мартынникова — девушка из санатория.
— А кто видел? — коварно спросил Селиверстов.
— Убийца видел.
— А кто убийца?
— Вы вправе подозревать меня.
— А Пастухов похищал вашу жену?
— Похищал. И сознался в этом.
— В чем еще он сознался? — хитро сощурился следователь.
— А в чем он еще мог сознаться? — резко посмотрел на него Игнат.
Селиверстов не выдержал, отвел взгляд.
— Я могу поговорить с вашей женой?
— Можете поговорить со мной. Я был страшно зол на Пастухова. И готов был его убить… Но убил не я. Марина Мартынникова может подтвердить, что, когда я уходил, Пастухов был жив.
— А она может подтвердить, что вы не возвращались?
Селиверстов перешел на «вы», дурной знак.
— Это может подтвердить Оксана Фролова.
— Оксана Фролова?.. Это ее подозревали в убийстве Ставридиса?
— Подозревали.
— И где она сейчас?
— У меня дома. Приехала отдохнуть.
— В декабре?
— Оксана находилась в машине, когда мы с Мартынниковой выходили из дома. Мартынникову я проводил в санаторий, а с Фроловой уехал домой. Она была со мной до самого утра.
— В каком смысле была?
— В том смысле, что она все время находилась рядом.
Оксана ушла всего за полчаса до того, как Игнату позвонил дежурный и сообщил об убийстве. Если она это подтвердит, Селиверстов снова останется с носом, а если нет, то дело дрянь.
— Как я могу поговорить с этой Фроловой?
— Я же говорю, она у меня дома.
— Ну что ж, тогда побудьте немного здесь. Никуда не уходите. Я скоро!
Селиверстов подозвал к себе оперативника из райотдела, что-то шепнул ему на ухо, взглядом указав на Игната, и скрылся в доме. А Игнат остался стоять. Дмитрюк не подходил, достал сигарету, закурил.
Игнат не курил, но, может, самое время вернуться к пагубной привычке? Селиверстов щадить его не будет, пришьет к убийству, затаскает по судам, а может, еще и посадит. А как в зоне без сигарет?
Открылась калитка, во двор вошел Чабанов, увидел Игната, махнул ему рукой:
— Товарищ капитан! Там еще один сосед подходил!
— И?
Игнат заметил, как Дмитрюк медленно приближается к ним.
— «Уазик» вчера ночью видели. На перекрестке стоял примерно в четыре утра. Машина под окном у Бубко стояла, спать мешала.
— Номера запомнил? — спросил Дмитрюк.
— Да нет.
— Мои это номера были, — глянув на Дмитрюка, сказал Игнат.
Он ни в чем не винил опера. И даже Селиверстова. Ну был у него мотив убить Пастухова. И уходил он от него незадолго до убийства.
— Да? — удивился Чабанов.
— Был я вчера у Пастухова.
— А в машине кто был?
— Женщина была. А что?
— Бубко мужчину видел. Мужчина у машины стоял, что-то кому-то говорил.
— Давай сюда этого Бубко!
— Так уехал он, на работу.
— Мужчина стоял, говорил? Еще что?
— Задняя дверь открыта была. Он стоял, в дверь говорил.
— А в машину никто не садился?
— Да нет.
— А долго говорил?
— С минуту.
— Не стоял я, — раздумывая, пожал плечами Игнат. — Не говорил в дверь… Но, может, все-таки я был?
— Ну, вы такой высокий, а этот низкий был. Плотного такого телосложения.
— С Оксаной он говорил. Она в машине оставалась. И двигатель работал. Чтобы не замерзла. — Игнат повернулся к Дмитрюку: — Скажи Селиверстову, что я его у себя дома жду. Он как раз туда собирается.
— Так нельзя, сказал! — нахмурился старлей.
— А если очень нужно?
Чабанов не отказал в услуге, Игнат сел к
