Ее ребенок не будет жить в красивом доме. Все, что она сможет дать ему, — это улица, где он с равным успехом может стать либо честным тружеником, либо вором. И в том, и в другом случае доставаться ему будут крохи, и жизнь его будет жалка и убога. Ни к чему это, ни к чему! Ее охватывает тоскливое предчувствие. Впервые чьей-то жизни предстоит прерваться по ее вине.
Ей кажется, что дело именно в этом. Какое-то время она шмыгает носом, но заплакать не получается. У нее слишком много дел, чтобы тратить время на пустые слезы.
В квартире сверху к ссоре Мэри и Джозефа прислушивалась некая Элизабет Прейтир. В ветхом доме с рассохшимися половицами трудно хранить секреты — при желании Элизабет могла даже заглянуть в комнату соседки через щели в полу. Не стоит осуждать Прейтир — у нее не так уж много развлечений, и она с сожалением вздохнула, когда Барнетт, наконец, хлопнул дверью. Элизабет Прейтир подошла к окну и увидела, как тот уходит по узкому проходу к Дорсет-стрит. Женщина прислушивается к звукам, доносящимся снизу. Мэри, кажется, плачет? Нет, показалось. Прейтир пожимает плечами и забирает с подоконника котенка.
— Диддлз, Диддлз!
Он уже знает свое имя.
«— Добрый день, господа, — на губах знаменитого литератора играет улыбка. — Пять минут назад какой-то мальчишка назвал меня Шерлоком Холмсом!
— Это неудивительно, учитывая заслуженную популярность ваших рассказов. Однако признайте, что далеко не всегда сыщик располагает таким количеством убедительных улик, как это бывает с мистером Холмсом.
— Иногда достаточно всего одной или двух улик, чтобы выстроить логическую цепочку, и именно так работает Шерлок Холмс. Что касается полиции, то, при всем моем искреннем уважении к этим джентльменам, я уверен, что при расследовании преступлений зачастую игнорируются детали, которые не укрылись бы от зоркого глаза.
— То есть вы считаете, что нашей полиции следует взять на вооружение дедуктивный метод?
— Я не хочу давать советы полицейскому управлению, но думаю, что повышенное внимание к подготовке детективов и поощрение наиболее талантливых из них непременно принесут достойные плоды.
— Что вы думаете о Потрошителе, мистер Конан Дойл?
— Мне трудно судить об этом деле, ибо я не располагаю всеми фактами. Я могу сделать одно предположение, исходя из известных мне обстоятельств. Убийца, как мне кажется, вполне мог переодеться в женское платье, чтобы подобраться к своим жертвам. В этом случае никто из них не почувствует угрозы, пока не будет слишком поздно!
— Да, мы знаем, что ваш Шерлок Холмс — мастер переодевания, однако на практике человеку не так-то просто притвориться кем-то другим.
— Для этого нужно всего лишь быть хорошим актером, и почему бы не предположить, что Потрошитель именно таков? Кроме того, на улицах Ист-Энда по ночам стоит кромешная тьма, фонарей мало, и они дают мало света. Из-за холодной погоды женщины надевают на себя много одежды, которая скрадывает фигуру. Если убийца способен к импровизации и использует дамскую шляпу, скрывающую его лицо, он может беспрепятственно пройти по улице и ни один констебль не обратит на него внимания…»
— Чушь! Бред! — Джеймс Монро в ярости отбрасывает газету— Теперь этот человек собирается давать советы лондонской полиции. Кто он такой? Что он знает о полицейской работе?!
Миссис Монро мягко улыбается.
— Он всего лишь строит предположения. И потом — разве его слова так уж невероятны?!
Монро скептически улыбается.
— К сожалению или, может быть, скорее уж, к счастью, — настоящие преступники имеют мало общего с теми гениями преступного мира, которых любят описывать писатели. Боюсь, все гораздо проще — нашему убийце достаточно показать одной из этих женщин монету, и ее доверие будет обеспечено.
— Полиции не удалось напасть на след?
— Пока у нас нет ничего, что могло бы пролить свет, — говорит Монро, который по-прежнему рассуждает так, словно работает в полицейском управлении. — Боюсь, что если этот человек не совершит ошибку, то мы и дальше будем блуждать, как слепые впотьмах.
Седьмого ноября Мэри Келли покупает в магазине Джона Маккарти свечу за полпенни. Добродушный торговец не напоминает ей о долге и окидывает ее пристальным взглядом с ног до головы, не смущаясь присутствия других клиентов. На Дорсет-стрит не придают большого значения вопросам этикета.
— Тебе не холодно по ночам? — осведомляется он.
— Хочешь мне подбросить угольку?
Джон Маккарти похабно скалится.
— Я слышал — у тебя новая подружка завелась, — его взгляд затуманивается.
Мэри забирает свою свечку и выходит из магазина, чувствуя спиной его похотливый взгляд.
Она действительно пускала к себе две последние ночи проститутку по имени Мария Харви, с которой познакомилась в одном из пабов. Харви угостила ее выпивкой — это было именно то, в чем Мэри Келли нуждалась больше всего: предстоящий аборт вселяет в нее ужас.
Как раз седьмого Мария перебралась в отдельную комнату в соседнем переулке, и Мэри Келли опять осталась одна. На нее засматривается один из помощников торговца — Томас Боуер по кличке Индеец Гарри. Боуер — отставной солдат, присматривающий за имуществом и помещениями Маккарти. Он молодится и считает себя вполне обаятельным джентльменом. Слухи о том, что Мэри Келли рассталась со своим прежним ухажером Барнеттом, вселяют в него надежду.
На следующий день, в четверг, восьмого ноября, Джозеф Барнетт приходит к Мэри Келли в половине восьмого вечера. Несмотря на разрыв, он ежедневно навещает девушку и приносит ей еду.
— Лучше бы ты дал мне денег! — просит она.
— Чтобы ты их пропила? Нет уж!
Мэри Келли не одна, Барнетт застал ее в компании Лизи Олбрук. Лизи — соседка, живущая в том же дворе, и единственный человек помимо Мэри Кокс, с которым Мэри Келли решилась поговорить об аборте. Мэри слышала, что полгода тому назад Олбрук избавилась от ребенка.
— Да, пришлось вот… — Олбрук вспоминает об этом не очень охотно. — Я тогда нашла себе кавалера и думала, что выйдет что-то путное, а зачем ему лишняя ноша?!
Несмотря на эту жертву, жизнь Лизи Олбрук сложилась неудачно. Она собирается зарабатывать на улице подобно Мэри Келли — ей это кажется теперь наилучшим выходом.
— Нет-нет, — торопливо уговаривает ее Мэри. — Это убьет тебя, посмотри на меня. Мне нет и тридцати, у меня больное сердце из-за такой жизни, и, если бы только у меня были деньги, я уехала бы в Ирландию, к своим родным!
Барнетт проводит немного времени с женщинами, отдает Мэри хлеб и уходит. По пути он сталкивается с Индейцем Гарри, который прогуливается по Дорсет-стрит. Мужчины приветствуют друг друга кивками и расходятся в разные стороны.
Лизи оставляет Мэри Келли в восемь. Вскоре после этого Томас Боуер стучится и входит без приглашения.
— У тебя долг в тридцать шиллингов, — напоминает он.
Главной обязанностью Боуера на службе у Джона Маккарти было напоминать его постояльцам о задолженностях. Томас Боуер мог выбить долг из заартачившегося жильца, если был уверен, что тот способен заплатить. В противном случае он просто выбрасывал его на улицу вместе со всем скарбом. Однако Мэри Келли — другое дело. Он посматривает на нее, на огонь, который еле теплится в камине, на разбитое стекло.
— Я скоро заплачу, — обещает Мэри.
— Стекло надо вставить, — говорит он.
Мэри Келли быстро собирается, делая вид, что не замечает его присутствия. Но Боуер по-прежнему стоит близ дверей, и, когда Мэри проходит мимо, солдат придерживает ее за локоть.
— Ты же знаешь, у меня есть деньги! — говорит он, зная, что об остальном девушка догадается сама.
Мэри ожидала этого предложения. Томас Боуер — не самый приятный мужчина из тех, с кем ей приходится иметь дело, но и не самый отталкивающий. И она слишком много задолжала, так что выбирать не приходится. Если только, конечно, сам Маккарти не пожалует к ней за любовными услугами.
— После, — обещает она, — сейчас я должна идти!
Боуер согласно кивает.
Мэри Келли выходит на вечернюю улицу и быстрым шагом направляется к пабу супругов Ринджерсов «Британия», где без труда находит себе приличного спутника на ближайшие несколько часов. Похоже, это какой-то клерк. Он хорошо одет, у него темные аккуратные усы, а еще он очень молод и, очевидно, редко встречается с женщинами. Мэри Келли нравится его стеснительность, она подтрунивает над ним. Молодой человек заказывает ей выпивку, и к одиннадцати часам Мэри уже совершенно пьяна.
Ее спутник все чаще смотрит на часы — приближается время, когда на Дорсет-стрит лучше не появляться.
— Не терпится? — спрашивает Мэри и прищелкивает языком.
Ей не хочется покидать паб и возвращаться к себе, а молодой человек нетерпелив и, убедившись, что Мэри затягивает время, он решает найти себе другую спутницу. Вернувшись к столику с очередной кружкой, Мэри Келли обнаруживает, что кавалер ушел. Очевидно, сейчас он проклинает ее за потраченное впустую время, но Мэри нет до этого никакого дела.
