к себе.
— А заходили вечером зачем?
— Я же сказал, что мы фактически живем… Мы возобновили наши отношения. А потом я забыл у нее свои часы… То есть думал, что забыл, а на самом деле я мог их посеять на службе. У меня сегодня как бы выходной, но была незаконченная работа.
— После работы вы зашли к Бобровниковой?
— После работы я зашел к Татьяне… Может, сказать, куда я заходил после работы еще до того, как зашел к ней?
— Да, конечно.
— Что конечно?
— Куда вы заходили?
— Вы издеваетесь?
— И все-таки?
— У Якимыча в гараже собирались, звание старшего прапорщика обмывали.
— Еще?
— В ларьке сигареты покупал. А потом уже к Татьяне… Ну вы точно издеваетесь!
— В каком часу вы зашли к Татьяне?
— В половине шестого, если вам так это нужно знать.
— И сразу в детский сад?
— Нет, сначала я зашел домой. Позвонил Татьяне, она не брала трубку, тогда я снова пошел к ней, а затем уже в детский сад. Светку мне не отдали, тогда я пошел к вам. Что еще хотите спросить?
— Татьяна не могла уехать, не забрав ребенка из садика?
— Вы невероятно догадливы!
— Сергей, вы так нервничаете, как будто Татьяна вам жена.
— Почему как будто?
— Конечно, похвально, что вы за нее так переживаете. Даже заявление собирались писать, хотя вы ей не родственник.
— Я люблю ее, неужели это трудно понять?
— И тем не менее Татьяна не один год встречалась с бандитом.
— Это вы нарочно меня укололи?
— Возьмите себя в руки! — тихо, но резко сказал Степан.
Для начала он заехал в детский садик. Светлана Бобровникова находилась там, мать о себе знать не давала. И Лобачев приходил, интересовался, было дело.
И на звонок в дверь Татьяна не реагировала, или дома нет, или там с ней что-то произошло. Инсульт, инфаркт… А может, пуля в форточку залетела, и вовсе не шальная. Степан позвонил оперативному, велел вызвать участкового и слесаря с инструментом. Лобачева он отпустил домой, а сам отправился к Федоту.
— Степан, давно не виделись! — Комов удивленно вскинул брови.
Похоже, он всерьез обосновался у своей новой подружки, футболка на нем чистая, спортивные шорты, волосы влажные, видно, недавно из душа. Он сразу же открыл дверь, приглашая Степана зайти.
— Бобровникова пропала, участкового вызвал, дверь будем вскрывать.
— Ну так это ко мне, отмычки у меня в машине… Может, чайку?
В Комове умер великий домушник, с помощью простой булавки он мог вскрыть замок средней сложности, а набор отмычек открывал ему дорогу в любую квартиру. Отмычки эти находились у него в машине.
— Чайку! — Из глубины квартиры показалась хозяйка, немного полноватая красавица с длинной русой косой.
Глаза голубые, глубокие, на сочных губах мягкая загадочная улыбка. Она провела Степана на кухню, зажгла конфорку под чайником.
— Извините, что подслушала… Татьяна, говорите, пропала?
— Вы ее сегодня видели?
— Точно не скажу, далеко было, но, кажется, была она. Сарафан ее. И ее походка.
— Куда она шла?
— А где рохля ее живет?
— Рохля — это Лобачев?
— А то кто ж!.. В подъезд к нему она сегодня утром заходила.
— Сегодня утром.
— Федор уезжал, я из окна выглянула, смотрю, женщина в бежевом сарафане в подъезд заходит… Ну, может, я ошиблась, но этот сарафан я вчера на ней видела… Или не этот? — задумалась Виктория.
— А походка?
— Ну да, ее походка. Легкая такая, как будто плывет, и при этом бедрами не виляет, само по себе получается.
— А обратно Татьяна не выходила?
— Ну, я не знаю, я же тоже на работу собиралась, мне чуть позже…
Чаю Степан выпил, а затем вместе с Федотом отправился к Лобачеву. И все время, пока они шли к дому, чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Впрочем, он знал, что Лобачев имел обыкновение наблюдать из окна через оптику бинокля. Видно, заметил Степана, взял бинокль, а на душе у него смута, отсюда и вибрации.
Круча с Комовым только входили в подъезд, а Лобачев уже спустился вниз на лифте. На лестничной площадке первого этажа они сошлись лоб в лоб.
— Вы нас из окна видели, Сергей Борисович? — спросил Круча.
— Ну да, смотрю, вы же сказали, что участковый должен подойти.
— А то я иду, чувствую, кто-то меня взглядом испепелить хочет.
— Значит, это не я!
— А кто?
— У меня такое же чувство было сегодня утром.
— Какое чувство было у вас сегодня утром?
— Как будто кто-то наблюдал за мной в бинокль. Мы с Татьяной на кухне были, с улицы все видно…
— В бинокль?
— Ну, это и мама моя могла быть, — с досадой сказал Лобачев.
— А как ваша мама относится к Татьяне?
— Ну, как вам сказать, — замялся мужчина.
— Можете не продолжать, — скривил губы Комов.
Достаточно было глянуть на физиономию Лобачева, чтобы понять, какие чувства его мать питает к Татьяне. Взрослая женщина, с ребенком не совсем понятно от кого, да и репутация, что уж тут говорить, хромает.
— А когда вы ушли от Татьяны?
— Я же говорил, рано утром.
— А когда она ребенка в садик отвела, где были?
— Дома.
— А после того, как Татьяна ребенка в садик отвела, где были?
— Дома… А когда она ребенка в садик отвела?
— А сразу перед тем, как к вам отправиться. Отвела и сразу к вам.
— Куда ко мне? — не понял мужчина.
— К вам в подъезд она заходила.
— В районе восьми утра, — уточнил Комов.
— Она ко мне заходила?
— Вы что-то о часах говорили, которые у Татьяны забыли.
— А-а, часы… Японские Seiko, очень хорошие…
— Вот она вам их и принесла.
— Татьяна?
— Нет, Пушкин! — фыркнул Комов.
— Да нет, Пушкина Сергей Борисович не трогал. А Татьяну возможно.
— Где я ее трогал?
— Не знаю, может, в подъезде, может, на чердак отвели. А может, в квартире разделали, вместе со своей мамой, — недобро улыбался Федот.
— Маму зачем трогать? — поморщился Лобачев.
— Сами разделали?
— Кого разделал? Татьяну?! Что вы такое говорите?
— А квартиру вашу осмотреть можно? — спросил Степан.
— Или санкцию потребуете? — нажимал Федот.
— Да нет… Осмотреть можно…
Степан осмотрел квартиру — ни Татьяны, ни следов ее пребывания. Поговорил он и с матерью Лобачева. Татьяна действительно не приводила в восторг Валерию Михайловну, но женщина зла ей не желала. Степан даже постеснялся спросить, а не могла ли она расправиться со своей потенциальной невесткой.
Степан спустился вниз, сунул руку в карман, достал пачку «Мальборо», а там только одна сигарета. А Комов уже протянул руку, потирая пальчики. Степан покачал головой: последнюю сигарету даже вор не забирает. И сам он
