Ознакомительная версия.
Они разбудили Уфимского, привели его в чувство. Но свет включать не стали, решив, что для разговора хватит и отсветов уличного фонаря.
– Илья, давай в прихожую! – распорядился Шульгин.
Все правильно, Гарцева в доме нет, но вдруг он появится, а из прихожей хорошо просматривалась калитка. Если вдруг к ней подойдет человек, Романов его заметит и подаст знак своему напарнику. Если Гарцев подойдет к двери со стороны огорода, то и это не станет неожиданностью.
– Где Гарцев?
Шульгин спросил негромко, чтобы звук не прорвался наружу, но Илья услышал его. Впрочем, бояться Диме нечего, на улице ветер в проводах гудит, да и шоссе неподалеку, машины по нему идут сплошным потоком. Шумно снаружи.
– Уехал, – неохотно буркнул Уфимский.
– Куда?
– Да я почем знаю?
Витя, похоже, зевнул. То ли его действительно клонит в дрему, то ли этим он пытается скрыть лезущую из него фальшь.
– А почему я должен верить, что Гарцев был у тебя?
– Ну, был.
– Это ты говоришь, что был. А я откуда знаю?
– Там во дворе машина стояла. Следы на снегу.
– Может, к тебе кто-то из дружков приезжал?
– Говорю же, был Петька.
– На машине?
– На машине.
– Номера какие у машины?
– Номера как номера. Московские номера.
– Ох, и темнишь ты, Витя. Как бы это боком тебе не вышло.
– Да не помню я номера.
– Давно под шконкой не ночевал?
– При чем здесь это, начальник? – разволновался Уфимский.
– А при том, что ты баки мне здесь забиваешь. Сейчас ты расскажешь нам, что Петька твой здесь был, мы тебе поверим, забудем про ствол… Кстати, он про ствол спрашивал?
Пистолет после обыска забрали на экспертизу, а потом встал вопрос, что с ним делать. Ведь ствол Уфимскому оставил Гарцев, и он мог потребовать его обратно. Отсутствие пистолета могло насторожить киллера, вспугнуть, но и оставлять оружие в доме тоже не выход. Мало ли что Уфимскому на пьяный ум придет, может, соседей стрелять пойдет. А если Гарцев кого-нибудь застрелит? Кто будет за это отвечать?.. В общем, пистолет забрали, а Уфимскому предложили легенду – дескать, он пистолет на ящик водки сменял. Неубедительно, но лучше так, чем трупы потом считать…
– Да нет, у него своя пушка.
– Уверен?
– Ну да, с глушителем ствол.
– А кого он убирать собрался, говорил?
– Да, говорит, старые долги.
– Что значит старые долги? – наседал Шульгин.
– Ну, недострелил он кого-то.
– Кого?
– Я почем знаю? Он мне не говорил…
– А что говорил?
– Бабу какую-то выследил, говорил.
– Какую бабу?
– Красивую… Я говорю, сюда ее давай, а он засмеялся. Она, говорит, со мной на один гектар не сядет…
– Ты сам на гектар сядешь, на тот гектар, который за колючей проволокой, – пригрозил Дима. – Вешаешь мне тут лапшу на уши!
– Да нет, не лапша это. Я правду говорю, – обиженно хлюпнул носом Уфимский.
– Номер машины!
– У Петьки какой номер?.. Ну, есть номер… Озозин у него номер…
– Какой озозин? Что ты городишь?
– Ну, первая буква «о», потом цифры «три», «ноль», снова «три», потом опять буквы… В общем, озозин получается…
– Смотри, Витя, чтобы со мной озверин не случился… Откуда у Гарцева машина?
– Как откуда? У него всегда была машина.
– С озозином?
– Ну, номера другие. И машина другая. Он сейчас на «десятке». Угнал, говорит.
– Ладно, сейчас узнаем. Цвет машины?
– Ну, белый. Зима, снег, он для маскировки белую взял.
– Ты еще похохми здесь, хохмач! – одернул распоясавшегося Уфимского Шульгин.
Он достал из кармана телефон, позвонил Круче, объяснил ему ситуацию, попросил проверить указанный номер, назвал марку и цвет машины, взамен получил ценные указание, после чего продолжил допрос.
– Значит, на «десятке» Гарцев приехал?
– На «десятке». Сначала угнал, а потом приехал.
– Где угнал?
– В Москве где-то.
– И по Москве на угнанной машине ездит? Он что, больной?
– Ну, раньше нормальный был, неторопливый, а сейчас тронутый какой-то, нервный. Мне, говорит, бояться нечего. Если гаишники, говорит, остановят, оторвусь от них, а потом пешком уйду. Есть у него, говорит, коридор за границу, по нему, сказал, и уйдет. Ну, если вдруг менты навалятся…
– А чего раньше не ушел?
– Почему не ушел? Там он где-то отсиживался.
– Где там?
– А вот этого он не сказал…
– А про бабу, которую выслеживал, сказал?
– Ну, разговор за баб пошел, он сказал, что за одной бабой по пятам ходит. Ах, какая женщина, какая женщина! – сиплым булькающим голосом пропел Уфимский.
– На комплимент нарываешься? – одернул его Шульгин. – Что за баба, не говорил?
– Да нет. Сказал, что красивая, и все.
– А зачем он ее выслеживает?
– Он не говорил, а я не спрашивал. Он такой, если спрашивать начнешь, и ударить может.
– Когда он к тебе приехал?
– Вчера. Ночь переночевал, а сегодня утром уехал.
– А женщину когда выследить успел?
– Так это, он сначала выследил ее, а потом приехал. Обещал вернуться.
– Скажи мне, Витя, как он в твоем гадючнике ночевать мог?
– Так он не привередливый. Я ему в прихожей постелил.
Илья усмехнулся, легонько ущипнув себя за кончик носа. Прихожая в доме тоже захламлена, но здесь хоть не воняет так, как в комнате. Окна рассохшиеся, мороз с улицы задувает, но это не только холодит воздух, но и вытягивает из него неприятные запахи. К тому же от ржавого котла теплом веет.
– И нам постелешь, – то ли со вздохом, то ли со стоном сказал Шульгин.
Не хотел он оставаться в этом бомжатнике, но делать нечего. Илье тоже не надо было объяснять, что никакие лишения не должны помешать им устроить засаду на Гарцева. Вдруг он вернется к Уфимскому сегодня?
На дворе стоял мороз, но небо было чистым, утреннее солнце светило ярко, своими лучами цепляло за душу, стаскивало с постели. Диана и рада была поскорей подняться, собраться и уехать к Сержу. Но нельзя ей суетиться. Пока Василий не уехал в свой офис, она должна оставаться в постели. Тем более что право у нее на это есть.
Вчера он вернулся домой поздно, трезвый и голодный. Был романтический ужин в сауне – с веничками, мочалками и прочими удовольствиями. Диана хорошо приняла на грудь, чтобы легче было перетерпеть это «прочее», и сегодня у нее похмелье. Не сильное, но все-таки.
– Ты сегодня куда-нибудь собираешься? – спросил Василий, поправляя перед зеркалом галстук.
Он-то доволен вчерашним вечером, а у нее на душе муторно, как вспомнит его ласки, так тошнотный ком к горлу подкатывает. И зачем, спрашивается, насиловать себя?
– Нет, а что?
– Вики сегодня не будет, а я бы не хотел, чтобы ты шлялась по Москве без телохранителя.
– Я сегодня никуда не поеду, – слукавила она.
А разве так не может быть, что сейчас у нее нет никаких планов, а потом они вдруг появятся? У женщин это запросто. Особенно если женщина скучает…
– И правильно… Я сегодня поздно приеду, встреча у меня деловая.
– Я так понимаю, протоколом жены не предусмотрены?
– Ты правильно все понимаешь.
– А любовницы?
Чупраков резко глянул на нее сквозь нахмуренные брови.
– Зачем ты это спросила?
Она не пыталась выдержать его взгляд, отвернула голову, но протестный запал иссяк не совсем.
– Ну а вдруг?
– Я тебя замуж не звал, – отрезал он.
– Это значит, что у тебя могут быть любовницы?
– Это значит, что в этом доме ты хозяйка, а дальше ограды свой нос не суй!
– Нет, если тебя тяготит наш брак, давай разведемся…
Диана должна была сказать это. Но вот она озвучила свою мысль, и так вдруг страшно стало, что глаза сами по себе зажмурились. И не наказания она боялась. Вроде бы и готова она была отказаться ради Сержа от всех благ, но почему тогда душа ушла в пятки?..
– Ты это серьезно?
Она не видела, как Василий смотрит на нее, но почувствовала его колючий взгляд. Как будто стеблем розы по ней стегнул…
– Если ты упрекаешь меня, то да, – выдавила она, осуждая себя за малодушие.
– В чем я тебя упрекаю?
– В том, что ты не звал меня замуж…
– Да, я тебя не звал замуж, но раз уж так получилось… Не будем ругаться, и тебе это не нужно, и мне.
Он снял с плечиков пиджак, но надевать его не торопился.
– Ты ничего не забыла? – спросил он, пристально глядя на нее.
И снова Диане стало противно. Ведь она будто загипнотизированная поднялась с постели, угодливо взяла у мужа пиджак и помогла его надеть.
– Спасибо. Но это было не обязательно, – с лисьей усмешкой на волчьем оскале сказал он. – Я хотел, чтобы ты пожелала мне удачи. У меня сегодня будет трудный день.
– Удачи тебе, дорогой! – пересиливая себя, улыбнулась она.
– Спасибо. Я очень рад, что у меня такая заботливая жена.
Чупраков оправил пиджак, шмыгнул носом и вышел из спальни. Диана не удержалась и показала ему вытянутый вверх указательный палец. Смелый, но жалкий жест. И настолько беспомощный, что ее затошнило от презрения к себе.
Не хватило у нее решимости отстоять свое право на свободу, испугала ее перспектива остаться ни с чем. Но ведь она любит Сержа, и золотая клетка ей до чертиков надоела. Она должна вырваться отсюда и сделает это прямо сейчас.
Ознакомительная версия.
