Но воспоминания воспоминаниями, а странное «толковище» продолжалось. Я одного не мог понять: почему так яростно возражает Миша-островитянин против того, чтобы меня «убрали»? Мы с ним в дружбе не состоим. Зато адвокат Эдик — член евромафии, так и рвется в драку, поддерживая «охотника», — я так мысленно называл старого бандита.
Ситуация прояснялась. Сердце, как метроном, отсчитывало секунды, которые могли стать последними в моей жизни, да и в голове словно тикал часовой механизм, словно в мозг заложили бомбу замедленного действия, которая с минуты на минуту могла взорваться. Но… кто-то, видимо, помимо меня уже принял решение, ибо то, что я мгновение спустя проделал, самому позже показалось дикой выходкой. Я решительно перемахнул через низенькие перила веранды, пересек освещенный холл, ударом ноги распахнул дверь комнаты, где шло «толковище», словно привидение вырос на пороге:
— Здорово, земляки! Не ждали? И ты… Юла, старый воришка! Считал, что в жизни больше мы не встретимся, ан нет! — Я шагнул прямо к «охотнику», который побледнел, как полотно. — Не узнаешь? Решил отделаться от свидетеля? Не притворяйся, что не узнал меня! — Я сыпал словами, стараясь ввести Юлу в замешательство, помня, что внезапные действия всегда бьют сильнее любого оружия. — Мы же вместе были на обеде у господина Василаке, забыл?
— Погоди, погоди, что ты несешь? — Юла привстал, осторожно положил на стол автомат, стал делать вид, будто всматривается в мое лицо. Конечно, я постарел, но его-то я узнал. — Извините, кто вы такой? — Обернулся к адвокату. — Эдуардас, кто впустил сюда этого юродивого русского? Разве наш дом перестал охраняться?
— Да, брось ты, Юла, валять дурака! — Я вошел в раж, в подобном состоянии остановить меня было трудно. — Хотя бы поздоровался, столько лет не виделись, хотя… Руки я тебе не подам, на них слишком много крови.
— Эй, братцы! — позвал он киллеров. — Препроводите-ка этого самозванца в полицию! — Киллеры вскочили со своих мест, но Миша-островитянин остановил их:
— Сидеть!
— В полицию я пойду с охотой, — продолжал я. — Там, после моей исповеди тебя быстро раскусят, и тогда… прощай вилла, прощай Кипр! Возможно, что в русской полиции ты давным давно — международный преступник в розыске. Юльчаев — он Пепаиоану. С ума сойти можно., здорово1.
— В наши частные владения врывается сумасшедший, а вы… — Юла вновь потянулся к автомату.
— Слушай, Юла, ты уже не в том возрасте, когда делают подобные глупости! — Я погрозил ему пальцем, как нашкодившему мальчишке. — Взвесь все последствия! — Откуда это во мне взялось? Все происходило по библейскому пророчеству: «Не думай, что делать, что говорить, когда будешь защищать богоугодное дело. Господь в нужный момент подскажет и слова, и действия». — Ставлю вас в известность: полчаса назад я сообщил господину Василаке и предупредил его о том, что в этом гостеприимном доме на меня готовится покушение, правда, не назвал вас поименно. — Я оглядел лица собравшихся и понял: попал точно в цель. — Думаю, господа, всесильный господин Василаке останется очень недоволен, ведь я — его гость. — Я поманил к себе киллера, что стоял за моей спиной. — Малыш, пожалуйста, подойди ко мне ближе. Не люблю, когда дышат в затылок. Лучше налей мне вина!
Киллер закрутил бычьей шеей, он явно не знал, как ему поступить, смотрел то на Мишу, то на Юлу.
— Наливай, наливай вина, козел! — Миша-островитянин потряс в воздухе пистолетом, загородил собой меня и гневно сказал: — Я же толковал вам, олухи царя небесного, не послушали, переполошились.
— Отец! Ты почему молчишь? Это же смерти подобно! — неожиданно произнес адвокат и дернул Юлу за рукав халата, отодвинул подальше автомат «узи», зная характер отца.
Ого! Час часу не легче, адвокат, оказывается. сын Юлы! Я не ошибся, Юла был отцом адвоката. Что ж, яблоко от яблони недалеко падает.
— А время идет! — напомнил Миша, жестом приказал своим молодчикам удалиться. Киллеры, как мне показалось, выполнили приказ с большим удовольствием.
— Давайте, пока не поздно, улаживать дело! — предложил я, видя, как после моего упоминания о Василаке, задергались Юла и его сын. Я был победителем хотя бы на время. Жаль, что сказанное мной не было правдой, не удалось мне дозвониться до Васи-грека.
— А ты, писатель, не дурак! — враз помягчел Юла, он шагнул навстречу, хотел, было, протянуть мне руку, но, очевидно, вспомнив мои слова, опустил ее. — Лады, садитесь, братцы, покумекаем, откроем карты. — Юла зорким еще глазом оглядел присутствующих. — Эдуардас знает, а для тебя, Миша, проясню ситуацию: да, мы с писателем давно знакомы, лет тридцать, черт бы его взял. К счастью, потерялись, и если бы не Василаке со своими вечными фантазиями, судьба вообще не свела бы нас, но… дело сделано. Но… появился повод выпить и сообща поправить ошибки молодости, договориться.
— Твои ошибки, Юла, всегда нам дорого стоили…
Я почувствовал, как возвращается спокойствие. Хитроумный, пугливый к старости, Юла, задумал какой-то изощренный способ «замочить» меня и вновь обрести спокойствие, но не получилось вскрытую, а действовать откровенно против меня и, следовательно, против Василаке, он не станет, опасно, да и кишка тонка. Эмигрант, он и с миллионами — эмигрант.
В овальной комнате воцарилось молчание. Мой сумасшедший поступок оказался единственно правильным. Юла, да и Миша-островитянин были потрясены. Наконец. Юла вышел ненадолго, вернулся, держа в руках чековую книжку.
А в это время звук сирены уже разнесся по дому. Троица переглянулась:
— Говори сумму, сколько рисовать? — Юла вплотную приблизился ко мне. — За твое молчание дорого заплачу.
— Миша, — обратился я к своему спасителю, — что это за сирена?
— Василаке, — с уважением произнес Миша, — за тобой мчит!
— Скажешь боссу, что ты пошутил, вызывая его! Я понятно говорю? Ты же, Дылда, у нас всегда трахнутым был. Называй сумму!
— О, слава Богу! Наконец-то и я стану хотя бы игрушечным Крезом! Не было ни гроша, да вдруг алтын! — Дурь, озорная дурь вступила в меня, наверное, это был нервный срыв. — Не нужны мне твои поганые гроши, за всю жизнь тебе, Юла, не откупиться!
— Банатурский! — попытался остановить меня адвокат. — Послушайте, вам дело говорят, выгодное дело.
— Ну, хорош глотку рвать! — глухо проговорил Юла, не выпуская короткоствольного автомата. — Или-или. Помнишь, Дылда, на зверобое говорили: «Улитка ползет по лезвию бритвы…» Кто не ошибается? Раскинь мозгами: меня «заложишь» полиции — погибнем оба, какой резон? У моих ребят руки длинные.
— Тоже гориллы, как и ты! Я, между прочим, тебя по рукам узнал.
— Ты вообще молодец, а кошка-дура! Тебе леденец, а кошке… Лады! Своего сострадателя Мишу тоже загубить желаешь? — Юла не брезговал ничем, лишь бы уговорить меня не выдавать их шайку-лейку. — Ты с Мишей поначалу поцапался, потом снюхался, почему со мной брезгуешь? Заруби себе на носу: в тюрьму я больше не сяду, стар стал! — Юла поднял автомат на уровень груди. Адвокат привстал, растерянно поводя глазами. — Итак, последний раз говорю: рожай!
— А ты, однако, за эти годы не поумнел, Юла! Ничуть! Опомнись. Не у меня, у тебя все прахом пойдет. И сыночек, и вилла, и корешей выкинут с острова. С господином Василаке…
Я так и не закончил фразу. Нашу лихорадочную яростную стычку прервали громкие голоса в коридоре, топот ног, звон разбившейся напольной вазы. Тяжелая дубовая дверь, которую кто-то успел прикрыть после моего появления, рухнула, будто была сделана из картона. И в комнату ворвались трое в черном, лиц этих молодцов невозможно было разглядеть, будто вынырнули из моря эти люди-амфибии. Я ожидал короткой стычки, перестрелки, но… в руках людей в черном не было оружия.
— Писатель, — шепнул мне Миша-островитянин, — это наемники Василаке! Охранители!
Один из троицы, самый плечистый, яростно и отрывисто крикнул что-то. Миша-островитянин и адвокат поспешно встали лицом к стене. Двое молодчиков быстро обыскали всех, выложили на стол пистолеты, кастет, холодное оружие. Из рук Юлы буквально вырвали автомат. Никто не оказал ни малейшего сопротивления.
Юла показал на меня. Люди в черном подхватили меня сразу с двух сторон, повели с собой, даже «адью» мне сказать не позволили…
Безумно радуясь в душе, что все так неожиданно и счастливо закончилось, я бодро потопал вниз по ступеням к черному автомобилю. Далее все происходило, как в банальном боевике, разве что без стрельбы и погони. Наглухо задраенные окна. Меня усадили на заднее сиденье, по бокам — охранники. Словом, я почувствовал себя важной персоной. Как быстро все меняется в нашей непредсказуемой жизни! Полчаса назад я мысленно прощался с жизнью, а теперь черный авто с эскортом мчал меня в неизвестном направлении.
