— Кто по профессии ваши герои?
— Заурядные, но очень красивые душевно люди. Он — журналист, она — врач. — Меня заинтересовало, как отреагирует на эту нехитрую уловку Ольга Михайловна, догадается ли, на что я намекаю?
— Врач у вас, надеюсь, от Бога? Обязательно сделайте его верующим, пусть он знает не только курс медицинских наук.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Хотите, расскажу недавний случай, который взбудоражил полгорода?
— С удовольствием послушаю.
— Месяц назад в нашем городе хоронили восемнадцатилетнюю гречанку, дочь известного адвоката. А ровно 18 лет назад в их доме был на постое старый врач. Неожиданно в дом постучали. Хозяйку дома, а она была фельдшерицей, вызывали принять роды. Старый врач сказал: «Сейчас вы примите роды, на свет появится девочка, она несчастна». «Почему несчастна?» «Увидите сами, только… прежде чем идти в дом, выгляните в окно, на кухне первого этажа». Женщина так и сделала. Заглянула в окно кухни и увидела… девушку в петле. Женщина, конечно, промолчала. Прошло ровно 18 лет, и предсказание странного врачевателя сбылось. Спросите, зачем я вам это рассказала. Отвечу: краем уха слышала, будто и вы предсказываете судьбу.
— Человеку многое дано, — ушел я от прямого ответа.
— Попробуйте отгадать мою судьбу? — игриво попросила Ольга Михайловна. И у меня от ее колдовского голоса, казалось, остановилось сердце. Опоила, видать, меня красотка зельем или сглазила, или я совсем оглупел под этим нежным солнцем.
— Не стану оглашать ваши финансовые возможности, — лихо начал я фантазировать, — остановлюсь на личных проблемах.
— Оно! Уже «тепло», — заулыбалась Ольга Михайловна. — Это главная моя боль. Продолжайте, милый лжец!
«Милый лжец!» — да что она со мной делает? Слово «лжец» я мысленно опустил, а «милый» оставил. И впрямь, когда мы влюблены, мы — глупы.
— В вашей жизни, мадам Ольга, вскоре произойдут большие перемены. Сначала в лучшую, потом в худшую, а уж потом, окончательно, в самую лучшую сторону. Дайте вашу руку! — Я с трепетом взял ее мягкую ладонь, сделал вид, будто рассматриваю линию жизни. — О, тут есть одна заковырка.
— Выкладывайте! — требовательно проговорила женщина.
— Вряд ли стоит… однако если вы требуете… одна из дальних поездок обернется бедой, а потом счастье воссияет над вашей прекрасной головой. Вы запечалились?
— Сразу все хорошо не бывает, — Ольга Михайловна одарила меня загадочной улыбкой. И неожиданно призналась: — Странные существа, мы, — женщины. Когда одиноки, мечтаем о суженом, боготворим любую посредственность, убеждаем себя, что будем горячо, страстно любить, угадывать все его желания, а как только ухватим мужчину за штаны, мгновенно улетучиваются из наших ветреных голов мечты и идеалы.
Мы замолчали, подошли к окну, наблюдали, как темнело море, отражая береговые огни. А когда подул свежий ветер, я затворил окна. Наверное, со стороны мы могли показаться сумасшедшими: сидели напротив друг друга и беспричинно улыбались, попивая кофе со сливками. А вскоре гостья покосилась на крохотные золотые часики, встала:
— Ну, провидец, спасибо за беседу. Мне пора! Гора с горой не сходится, а человек с человеком обязательно сойдется при одном условии.
— Нельзя ли узнать это условие?
— При остром обоюдном желании, — Ольга Михайловна встала таким образом, что спиной загородила дверной проем, осторожно протянула мне узкую полоску бумаги. И, поправив перед зеркалом, вышла с гордо поднятой головой. Я сразу догадался: женщина проделала этот трюк, чтобы закрыть собой «глаз» электронного сторожа, который нагло следил за каждым нашим движением, такой же «глаз» я заметил и на балконе.
Держа в ладони клочок бумаги, я вошел в туалетную комнату. Прочел записку: «Ночью никому не открывайте двери. Вам грозит опасность. Особенно не волнуйтесь, я доложу общему другу. Записку немедленно уничтожьте…»
Я смял записку, изорвал в клочья, выбросил в унитаз, спустил воду. Что-то опять все не складывалось. Все смешалось, перепуталось, трудно было разобрать, что происходит. Кажется, я нужен буквально всем. Василаке надеется с моей помощью отыскать фамильный алмаз. Блювштейн желает стать членом совета директоров нашего металлургического комбината. Адвокат Эдик и Миша-островитянин также имеют на меня свои виды. А Ольга Михайловна? Стало очевидным: она навестила меня не ради обмена полушутливыми глупостями, решила предупредить меня об опасности. С какой стати? Ей-то что от меня нужно? Глупец! Осмелился предположить, что я ей не безразличен.
Прикрыв окно, проверив запоры, я вернулся к столику, налил в чашечку холодный кофе, однако пить не стал. Вытянув ноги, закрыл глаза и попытался проанализировать ситуацию. Мне угрожает опасность. Откуда она идет? Возможно, адвокат «растаял» там, на яхте, выложил мне слишком многое об евромафии. И, чтобы эти сведения не ушли за пределы Кипра, меня хотят убрать. Да, но кто мог доложить об этом вышестоящим мафиози? Миша-островитянин вряд ли пойдет на предательство, а больше поблизости никого не было. Отпадает. Мой визит к Василаке? Пожалуй, загвоздка в этом. Кому-то не понравилось, как тепло принял и обласкал меня всесильный Хозяин. Предположим, адвокат Эдик, иже с ним Миша-островитянин — конкуренты Василаке, и тогда… Нет, они в разных весовых категориях. И еще. Первыми потребовали у меня досье на бывших зверобоев именно эти хозяева дома, где я нахожусь. Стало быть, выполняли приказ Василаке. Блювштейн! Нет ли тут какой-нибудь взаимосвязи? Тоже сомнительно. Василаке ведет судостроительный бизнес, Блювштейн — прибирает к рукам металлургию. Имеет свои виды и тот странный гость, что был у Василаке, подумать только: его людишки скупают мягкую рухлядь у сибирских и уральских охотников. Стоп! Сосредоточимся на этом… назовем его «охотником». Почему-то он вызвал у меня странное чувство? Знакомый голос, лицо, неловкие движения, весьма своеобразные руки, как у гориллы.
Почувствовав сильное желание сосредоточиться на этом субъекте, я опустился в глубокое кресло, плотно закрыл глаза, стараясь ни о чем больше не думать. Привычно заломило затылок, боль растеклась по вискам. Захотелось закричать, вызвать людей, но я терпел, зная, что начинается приступ, за которым, возможно, я увижу истинное лицо этого «охотника». Очень быстро исчезли очертания комнаты, растворился балкон, перед моим мысленным взором почему-то появилось бушующее море, очертания знакомого судна, волны швыряли его, как соломинку. Сам я стоял на берегу, укрывая лицо от ветра, а люди на палубе, их было четверо, выкрикивали что-то, но вот один из них с гориллообразными руками, выхватил нож и приставил его к горлу помощника капитана. Волна с силой ударила в правый борт, и тот, что был с ножом, обернулся, хватаясь за скользкие леера. И, о Боже! Я узнал его! Потом все пропало в сумрачном урагане, который рвал деревья на берегу, валил матросов с ног. Я упал, а когда поднял голову, увидел, как ураган оторвал зверобойное судно от берега и понес его в открытое море! Я страшно закричал и… очнулся от видения. Вытер с лица холодный пот. Я точно узнал его! Отчаяние завладело мной. Кто-кто, а этот, мой первый враг, не выпустит меня отсюда живым, пусть даже охраняют меня люди Василаке, Клинцов со своим другом, израильским капитаном. Нечистая сила занесла меня в самую настоящую ловушку. Я заметался по комнате, как загнанный зверь. Если увиденное мной — правда, то… Василаке и этот «охотник» заодно, двое из пропавших без вести четверых членов экипажа. Они не утонули во время урагана, как мы думали. И какую помощь я могу получить от Василаке, если они заодно? Оставаться в неведении просто не было сил. Будь, что будет, я должен приоткрыть завесу, но пока я только успел приоткрыть дверь комнаты. На вилле царила тишина. Ни единой живой души. Это не успокоило, наоборот, больше растревожило. Ольга Михайловна предупредила о грозящей опасности, Клинцов тоже дал сигнал. Им легко предупреждать, а мне что делать? Вилла в стороне от города, полиции не дозовешься, сигнальное устройство с красной кнопкой… я чуть не забыл про него. Однако… вызывать подмогу я имею право только в случае смертельной опасности.
Я вернулся в комнату, закрыл дверь, стал осматриваться, ища какое-нибудь оружие, даже кухонного ножа не обнаружил, нечем будет отмахнуться от непрошеных гостей, если они придут по мою душу. Оставалось только молиться и уповать на Господа. Жаль, что на улице шел дождь, и звезды, Божьи глаза, меня не видели.
Постепенно меня начали посещать мысли, одна шальнее другой. Страх медленно отступал, душа наполнялась непонятной решимостью. «Почему это я, бывший военный моряк, журналист, писатель, повидавший виды, сижу в этой роскошной комнате и дрожу, как корова, привезенная на убой. Нужно действовать, но как? Вспомнил слова шаманского сына, капитана Зайкова: «Из каждого положения, однако, есть ровно пятьдесят шесть выходов. Шибко ищи и найдешь».
