Ознакомительная версия.
Никогда не была легкомысленной со своим счастьем Галина. Всегда бережно относилась к нему, от недоброго слова и лихого ока берегла. Потому и теперь никому его не уступит. День и ночь будет сидеть рядом со своим ладом, и ниточке своего влюбленного взгляда прерваться не даст. Это обязательно поможет! Выживет ее Васенька! Обязательно выживет! А как только глаза свои откроет, как только глянет на свою любимую женушку, то тогда уже никто и ничто их разлучить не сумеет. Здоровье она ему сама вернет — и теплом своего сердца, и искренним лепетом их детишек, и целебными травами карпатскими, силы которых еще никем не измерены и которые в состоянии вливать здоровье в любое тело, даже в старое и немощное. А уж такому сильному организму, как Васенькин, то они, тем более, помогут.
Снуют и снуют мысли в голове у Галины. Приятные воспоминания душу переполняют, наливая сердечным теплом обращенный к мужу взгляд. Будто разговаривает мысленно с ним его жена. И кажется ей, что чело его светлеет от того взгляда, и будто тень его улыбки неуловимо пламенеет на его устах.
Возможно, он действительно чувствует направленную на него силу целебной энергии ее любви? Не может быть, чтобы не чувствовал ее тепла, ее заботы о нем! А если чувствует, то и сам за свое выздоровление бороться будет. Пусть на уровне подсознания, но будет бороться! Не зря ведь ученые люди утверждают, что наше подсознание, то самое шестое чувство, является чуть ли не самым главным и самым сильным резервом человеческого организма. Резервом, который в состоянии самостоятельно включаться в экстремальных ситуациях. Который помогает человеку преодолевать самые тяжелые недуги.
Вспоминается Гале, как Вася приезжал к ней весной, тогда, когда древние Карпаты одевались в нежную зелень осин и берез, когда ручейки лесные чистую родниковую воду в долины несли, птичьими песнями все вокруг полнилось и когда ее девичье сердце тоже соловушкой заливалось, в пылком порыве стремясь к его сердцу. Вспоминается, как говорил ей тогда Вася:
— Очаровала ты меня, милая горяночка! Навек очаровала! Кажется, и белый свет без тебя не милый, и солнце не так греет, и месяц не радует. Полюбил я тебя! С первого взгляда полюбил. Хочу, чтобы ты женой моей стала. Любить, лелеять всегда буду, на руках носить буду! Только бы ты моей стала!
Удивительной была такая речь простой карпатской девушке. Удивительной, но очень приятной. Будто на крыльях, поднесли ее те слова, вознесли в само поднебесье — и властно бросили в необозримый омут любви, в омут, который затянул в себя все ее существо и властно бросил в объятия парня.
— И ты мне люб, Васенька!.. — еле слышно выдохнула из себя. А больше и слова вымолвить не смогла.
Вот так, вроде бы и незаметно, подхватила их река любви. Подхватила, и понесла их к неведомым берегам, где, надеялись, их ожидает счастливое будущее.
— Ой, Вася! Люди увидят… — через какое-то мгновение розовым лепестком выскользнула из его пылких объятий. Застеснялась, порозовела, как маков цвет, и на шаг-два отступила от парня. Потом руки к сердцу приложила.
— Я согласна выйти за тебя замуж. Любить буду, верной тебе буде до конца дней своих. Только бы ты меня всегда любил.
А после тех слов как бы лукавые бесики стрельнули из ее глаз:
— Но должен ты у моей мамы и тата разрешения на брак со мной попросить. Ни одна горянка без родительского благословения замуж выйти не может. Таковы уж наши обычаи. Может, и старомодные, но хорошие. Так у нас с деда-прадеда повелось. И не мне, дочери гор, эти обычаи нарушать.
Хотя, вроде бы, и в шутку это сказано было, но Василий серьезно отнесся к словам любимой. Ведь и он сам не бусурман какой-то. По всей Украине так с давних времен заведено. Не только в Карпатах. Потому и он согласился руку любимой у ее родителей просить.
— Сегодня же с твоими татом и мамой поговорим. Если на то будет их согласие, то в следующем году и поженимся. Я к тому времени институт кончу. На работу устроюсь, чтобы самому семью обеспечивать.
— А если не согласятся тато с мамой? — будто шутя, спросила его Галя. А в самих словах и тревога, и надежда угадывались, и стремление во что бы то ни стало отстоять свое, такое неожиданное, счастье. — Что ты тогда делать будешь?
— А тогда я украду тебя. Украду, и за тридевять земель, в тридесятое царство занесу, — поддержал шутку Василий, хотя и тревожила его возможность родительского несогласия на их брак. — Может, в моих жилах есть немножко татарской или еще какой-то бродяжьей крови. Так почему бы тебя и не украсть, если это для твоего же счастья?…
— Ой, Васенька! — мнимо испугалась Галя. — Я не хочу, чтобы ты меня выкрадал! Хочу, чтобы тато с мамой наш брак благословили. Если они благословят, то и Небо благословит. Не гневи Бога, любимый! Попроси моей руки у тата с мамой…
Долго они тогда еще гуляли над речкой. Молодые смеречки им тихо нашептывали что-то. Может, долю счастливую пророчили? Может, советовали парню, как с родителями девушки разговаривать, чтобы те не отказали? А, может, о чем-то своем, личном, перешептывались между собой, о том, что людям не ведомо, и о чем им знать вовсе не обязательно?…
Вслушивался Василий в тот шепот смерековый, в гомон волн речных, в счастливый смех своей любимой, и сам всей душой радовался. И деревьям, их окружающим, и речке быстрой, и пряному разнотравью, и солнцу высокому над головой. Но еще больше он радовался тому, что рядом с ним, в этом волшебном мире, ступала его королева, его любимая, его будущая жена.
Только время от времени легкая тень озабоченности пробегала по его лицу. Именно тогда, когда он думал о будущем разговоре с родителями Гали. Не то, чтобы он боялся этого разговора. Ведь именно по этой причине он выбрался на день-два в Карпаты. Пугала его неизвестность. Не мог он с полной определенностью угадать реакцию родителей на его брак с их дочерью.
Но все получилось намного проще, чем он сам себе представлял.
— Что-то ты, парень, зачастил к нашему подворью! — будто, шутя, встретила их Галина мама, когда они ранним вечером возвратились с прогулки. — Уж не чар-зелье какое-то на нашем дворе выросло, что мы о нем и сами ничего не знаем? Или горы наши тебе так понравились?…
И такой спокойной, такой уверенной была речь этой еще молодой и симпатичной горянки, что все тревоги и сомнения парня, будто росой утренней смылись. Так спокойно на душе стало. Уверенности в себе, в своих силах будто больше стало. Будто само сердце подсказало, что такая красивая женщина не сможет отказать в счастье для своей дочери. Да и отец Гали, который как раз вышел из хаты, весело подморгнул молодым, как будто пытаясь поощрить их к какому-то конкретному разговору.
Как долго ни готовился Василий к той неизбежной беседе, но все, ранее заготовленный им, слова как бы вылетели из головы, и он сказал то, что первым на ум пришло. А, может, именно то, что само сердце подсказало, а уста только повторить сумели?…
— Мама и тату! Люблю я вашу Галю! Люблю, и она меня любит! Мы хотим пожениться! Отдайте ее за меня!
— Вот тебе и раз!.. — руками ударила себя по цветастой юбке. — Только второй раз приехал, и сразу же — «Отдайте!». Да где же это видано?…
Сначала Василий чуть-чуть растерялся. Но в словах женщины, в интонации ее речи угадывалась такая искренняя радость за свою дочку, что он только смущенно улыбнулся, но таки нашел необходимые слова:
— Можно годами знать друг друга, а потом, в браке, как кот с собакой грызться. А можно только один раз увидеть — и на всю жизнь полюбить.
— А что, дочка, понравился тебе легинь? — молвил свое слово и отец.
— Понравился, тату! Люблю его, как вы нашу маму любите! А, может, и больше! — и зарделась вся, прикрывая личико руками, не зная, куда и деться.
— Ну, что ты, доченька? Мы же не недруги твои, что ты так застеснялась? Или ты в нашей с мамой любви к тебе засомневалась? — отец нежно обнял Галю за плечи. — А, пойдемте-ка в хату. Там и поговорим ладком.
Искренним и откровенным получился тот разговор. На всю жизнь запомнил его Василий. Ведь в семье горян его сразу же сыном признали. Не затем, «который любит все взять», а именно сыном. А после того памятного разговора, уже через две недели, и официальное сватовство было. Родители Василия приехали в горное село с хлебом-солью. А домой возвращались со свадебным рушником.
Николай как раз выводил свой мотоцикл на улицу, когда к воротам подкатил милицейский УАЗик.
— Уж, не в бега ли податься решили, Никола Хведорович? — с явно выраженным сарказмом обратился к нему милиционер, вываливая свое разжиревшее тело из кабины. — От милиции не убежишь!
Обеспокоенный своими собственными мыслями, Николай далеко не сразу понял, чего от него хочет старший лейтенант, который, ни свет, ни заря, явился к нему во двор. Потому и посмотрел удивленно на прибывшего милиционера, не зная, что и сказать. То ли в дом приглашать, то ли здесь, во дворе, несколькими словами перемолвится?
Ознакомительная версия.
