Ознакомительная версия.
Сам он старался как можно чаще бывать за городом, находя там успокоение и то умиротворение, что помогает обрести душевный покой. Прошедшая зима стала для него в какой-то степени переломной. Он устал. Не от работы, нет. С работой как раз все было нормально. Но вот в личной жизни произошли такие перемены, что впору задуматься о смысле существования. Нет, Юрий не подумывал о том, чтобы наложить на себя руки. Так далеко депрессия не зашла, но подавленность и нежелание к чему бы то ни было стремиться овладели им. Он порвал с прежними подружками и старательно избегал новых знакомств. Вся эта нелепая суета вокруг примитивного физиологического вопроса настолько наскучила, что все чаще в выходные он уезжал куда-нибудь за город и проводил время в полном одиночестве. Вполне обоснованные мысли о том, что, возможно, стоит завести собаку, чтобы избавиться от тягостного одиночества и в то же время не обрекать себя на сосуществование с совершенно не нужной ему женой, посещали Юрия Дмитриевича все чаще. В самом деле, кто лучше всех поймет его в минуты грусти, кто всегда с восторгом разделит радость, кто с нетерпением станет ожидать его возвращения с работы и с несказанным удовольствием сопровождать на прогулках? Только сильный, своенравный и в то же время преданный зверь. Вон как спокойно и счастливо долгие годы жил Андрей! [4] Его рыжая псина, всегда искренняя и верная, не требовала от него ничего, кроме ответной любви. Сколько раз Юрий Дмитриевич видел, как Андрей разговаривал с Дашкой. Рассказывал ей о своих неудачах, делился тем, что никогда не сказал бы ни одному, даже самому близкому человеку. А все потому, что был уверен: собака не человек, она никогда не предаст и не изменит. Такой друг и нужен был Юрию Дмитриевичу. Слишком много уже накопилось в душе, слишком тягостно становилось долгими зимними вечерами, когда хотелось только простого живого тепла. Он частенько представлял себе, как на ковре сидит рядом с могучим зверем, запустив пальцы в густую шелковистую шерсть. Как рассказывает о проблемах, глядя во внимательные, такие чуткие карие глаза. Ему ведь ничего не нужно, только понимание и…
Черт! Он вдруг осознал, что его поразило в Марии. Глаза! Внимательные, чуть настороженные, безгранично теплые и трогательные. Беззащитные и нежные. Именно ее глаза тронули его, зацепили за живое, именно из-за них он здесь! Да, у него появилось неистребимое желание видеть их, всматриваться, улавливать малейшие изменения их выражения. Делать все возможное, чтобы их них исчез навсегда плещущийся на дне затаенный, глубинный страх.
Ваня, зацепившись, с размаху рухнул на влажную землю. Ударился не сильно, но перепачкался основательно. Юрий Дмитриевич в одно мгновение оказался рядом, подхватил, поставил на ноги, отряхнул с курточки и брюк перепревшую прошлогоднюю листву.
– Руки-ноги целы? – спросил он мальчика.
– Да! – коротко ответил Ваня и потянулся грязным кулачком к глазам, явно собираясь разреветься.
Юрий Дмитриевич рефлекторно остановил движение, поддернул лицо мальчишки за подбородок вверх и строго сказал:
– Парень, не дури! Мужчины не плачут!
– Мама ругаться будет! – загнусил малыш, и крупные, чистые, словно хрусталь, слезы навернулись на глаза.
– Что случилось? Господи как же ты перемазался! Ты не ушибся? Как мы с тобой теперь домой доберемся? Я же это никогда не отстираю! Тебе не больно? Что ты ударил? Что же ты за ребенок такой! – запричитала подбежавшая Мария, задергала из стороны в сторону сына, пытаясь отряхнуть, убедиться, что цел. Походя отвесила ему подзатыльник и тут же расцеловала в перепачканную, заплаканную мордашку.
– Да не расстраивайтесь вы так, Мария Федоровна! Ничего страшного не произошло! Подумаешь, грязь! Постирать, да и только, к утру высохнет! – вмешался Юрий Дмитриевич.
– Что вы понимаете! – вдруг разозлилась Мария. – Ему завтра целый день дома сидеть из-за этого!
– Все ясно! Бегом к машине! Вернее, не так. Идите быстро по аллее к выходу из парка, а я сейчас вернусь! – приняв решение, коротко бросил Юрий Дмитриевич и побежал к стоянке.
Не думая о последствиях, Юрий Дмитриевич объехал шлагбаум, преграждающий путь, и, вильнув между деревьями, выскочил на пешеходную аллею. Распугивая гуляющих старушек, помчался навстречу Марии и Ване. Возле них развернулся, выхватил из багажника плед, закутал в него мальчика и буквально затолкал на заднее сиденье.
– Садитесь! – почти крикнул он Марии и сел за руль.
До своего дома Юрий Дмитриевич домчался быстро. Распахнул ворота во двор, припарковался возле крыльца и помог выбраться из автомобиля женщине. Ваня, закопавшийся в пледе, не успел даже слова сказать, как очутился на руках у Юрия. Одной рукой отперев дверь, он подтолкнул Марию и вполголоса подсказал:
– На второй этаж!
– Но мы… – начала было она.
– Без разговоров! Вперед! – приказал Юрий Дмитриевич и решительно двинулся вверх по лестнице.
На то, чтобы распеленать мальчика, снять с него куртку и брюки, понадобилось меньше минуты. А спустя еще несколько минут стиральная машина уже загудела, принимая в свое чрево воду.
Мария наконец-то осознала произошедшее и теперь нервно топталась в прихожей, не зная, что предпринять.
– Ну, что вы стоите? Раздевайтесь, проходите. Машина отдаст Ванины брюки только через час. Пока он походит в моем халате, – совершенно спокойно сказал Юрий Дмитриевич.
Все же в больнице есть кое-что положительное. Например, чистота. Виталий всегда страдал при виде грязи или несвежей одежды. Мать приучила его к порядку с раннего детства, и теперь, когда ее нет, он предъявлял повышенные требования к домработницам. Сколько их поменялось за последние годы! И почти всех рассчитывали из-за неаккуратности. В больнице все по-другому. Достаточно только сказать старшей сестре, и санитарки забегают с тряпками и щетками. Здесь, очевидно, тоже привыкли к идеальному порядку. Что ж, это приятно.
Виталий вытянулся на постели. Заложив руки за голову, закрыл глаза и попытался продумать дальнейшие действия. То, что Мария бросилась его спасать, было, несомненно, положительным фактором. Жаль, что она до сих пор не навестила его, как положено любящей жене. Но об этом позаботится Юрий Дмитриевич. Кажется, так зовут того седовласого врача. Он вроде не слишком умный, не слишком въедливый, относится к своим служебным обязанностям как к надоевшей рутине. Это очень хорошо. Значит, будет выполнять все требования Виталия. Главное, давить на него грамотно. Не перегибая палку. Как тогда на заведующую ЗАГСом. Ведь согласилась поставить печати в отсутствие невесты. Всего-то и понадобилось – сунуть ей в карман немного денег да пообещать, что, если заартачится, отец вышвырнет ее с насиженного места в одну секунду. И согласилась! Как миленькая! Действительно, что ей было делать. Ведь не вести же, в самом деле, в ЗАГС Марию! Она не слишком хотела возвращаться в дом Виталия. Даже царапалась, пыталась кричать, до тех пор, пока он слегка не наказал ее.
В тот вечер во дворе было малолюдно, только несколько старух сидели на лавке. Школьный товарищ, одноклассник, сын районного прокурора Валька Сомов терпеливо ожидал в машине, когда Мария с пацаном появятся поблизости. Виталий скрывался за кустами и внимательно наблюдал за подъездом. Подходящее время они вычислили после нескольких дней наблюдения. Когда Мария вышла, Валька запустил двигатель, а подбежавший Виталий в одну секунду затолкал обоих на заднее сиденье. «Шестерка» сорвалась с места и помчалась, подпрыгивая на колдобинах. Мария попробовала что-то говорить, просила вернуться, чем только вызвала смех Вальки. Он уже несколько раз предлагал Виталию поделиться, но тот пока только отмалчивался. Валька не видел, как ходят желваки на скулах Виталия. Предложения школьного друга было настолько оскорбительными, что первым желанием было тут же убить товарища. Виталий сдержался, но решил, что Валька не останется безнаказанным.
Когда город остался далеко позади, Мария стала кричать. Музыка, гремевшая в салоне автомобиля, уже не заглушала ее крик и плач мальчишки. Виталий не выдержал, попросил остановиться, вытащил женщину за волосы, немного наказал. Постучал по почкам и несколько раз добавил для острастки ногой по ребрам. Аккуратно, так, чтобы ничего не сломать. Мария заткнулась и обмякла. Он затолкал ее обратно в салон, пару раз хлестнул мальчишку по щекам, но это вызвало лишь новый взрыв плача. Махнув рукой на заходящегося в плаче ребенка, Виталий включил музыку громче и махнул Вальке рукой, мол, поехали.
Сменяя друг друга, они ехали всю ночь, а поздним утром, загнав «шестерку» в подземный гараж, Виталий выволок упирающуюся Марию и потащил за собой в подготовленную для нее комнату. Единственное окно он сам забил толстыми досками, на стенах и полу пушистые мягкие ковры, чтобы она, не дай бог, не разбила себе голову. Посреди комнаты кровать. Простая, железная, с внушительным матрасом. Валька, тащивший щенка, замешкался на лестнице и сдуру затянул его сюда же.
Ознакомительная версия.