Мы вышли на улицу. Во-первых, у парня закончились сигареты (скорее всего ему хотелось еще выпить), а во-вторых, по его словам, только там он мог мне объяснить и показать, что у него произошло.
Мы сели на лавочку возле супермаркета. Перед нами шумел проспект Ленина, уже почти готовый замереть в вонючей утренней пробке. Справа в пяти метрах от нас располагалась небольшая парковка для посетителей магазина.
Сергей положил расчехленную камеру на колени и молча ждал. В этот момент он напомнил мне охотника, выжидающего наилучший момент для выстрела. То, что Серега собирается именно стрелять, я уже догадался, хотя до сего момента мой приятель не сказал, по сути, ничего.
Кажется, мы дождались.
На парковку с проспекта вырулил сверкающий желтый «хаммер». Я присвистнул и хотел было пошутить над идиотом, который выбрал такой цвет (и над тем, кто так покрасил эту брутальную тачку), но Сергей впился в него взглядом, как ястреб. Вскоре из машины вышел хозяин — полненький мужичок, похожий на главного бухгалтера «Газпрома». Я на самом деле не знаю, как выглядят газпромовские бухгалтеры, и уж тем более понятия не имею, какая у них зарплата, но на бандита или олигарха, способного купить танк, этот мужик не смахивал. Закинув под мышку маленькую кожаную сумку, он запер машину и направился в супермаркет. Как только он совсем исчез из виду, Сергей направил видеокамеру на «хаммер», снял крышку с объектива, нажал кнопку и стал снимать.
Я потянулся за сигаретой. На какое-то время меня почти отпустили мои сегодняшние горести — настолько я был увлечен этим похмельным безумием. В голову даже пришла глупая мыслишка: сейчас из объектива аппарата вырвется сноп огня — и «хаммер» разнесет на мелкие запчасти. Кажется, я хихикнул.
Серега снимал около минуты. Затем выключил камеру, осторожно прикрыл объектив и поставил аппарат рядом на скамейку. Прокомментировать свой перфоманс он не удосужился.
— И где бесы? — спросил я.
— Смотри.
Мы молчали и ждали. Несколько минут ничего не происходило. То есть абсолютно ничего. Только улица продолжала шуметь, кто-то раздраженно сигналил нерасторопному участнику движения, а рядом на тротуаре мамаша отчитывала малыша, упавшего лицом в цветочную клумбу. Лето, черт возьми, благодатное время. Миша, тебе нравится лето?.. Да, извини.
Когда я уже устал ждать и начал думать о напрасной трате времени, из магазина появился хозяин тачки. Он открыл брелоком замки и сел в салон. Некоторое время он там ковырялся, что-то выкладывая из пакета на заднее сиденье, потом, очевидно, сунул ключ в замок зажигания.
Машина не завелась.
— Ннн-на, н-на… — пытался выдавить Сергей.
— Начинается, — закончил я вместо него, — не волнуйся.
Водитель попробовал еще раз. Он погонял стартер несколько секунд, но результат был тот же. Внешне вполне нормальный джип, который десять минут назад бодренько подкатил к бордюру, как будто умер.
— И что происходит? — поинтересовался я.
— Ничего. Моя камера его убила.
Я фыркнул.
Водитель предпринял еще одну попытку запустить желтого монстра, но на этот раз под капотом что-то мерзко взвизгнуло, и сразу стало понятно, что в ближайшее время машина никуда не поедет.
«Газпромовский бухгалтер» тут же выскочил на тротуар и принялся терзать мобильник.
— Сейчас он будет прыгать вокруг, кудахтать как кура и крыть матом проклятых америкосов, — с каким-то мрачным удовольствием заметил Серега. — Аб-бажаю этих идиотов. Носятся со своими машинками, как мальчишки с пипи… пипи…
— Я понял.
С Мишей Поречниковым, как и с упомянутыми Виктором женами, тоже творились метаморфозы, на расшифровку которых уходило немало времени.
Началось все это еще в ту пору, когда Михаил изучал отечественную историю и методику ее преподавания в том же самом педагогическом университете, в котором работал сейчас. Он был, пожалуй, одним из самых способных студентов на факультете за все время его существования. Поступив в университет с замечательным школьным аттестатом, в котором самой малости не хватило до золотой медали, Михаил с первых дней обучения запал в головы и души преподавателей как «чертовски талантливый и таинственный молодой человек». Разумеется, имя и фамилия сыграли отнюдь не эпизодическую роль в его репутации — среди преподов было полно молодых и незамужних женщин, регулярно смотревших телевизор . В кои-то веки Миша был благодарен своему далекому и недосягаемому Даже-Не-Однофамильцу.
Вступительные экзамены он сдавал довольно своеобразно. Никто не видел его взволнованным и потерянным, суматошно перелистывающим ворованные конспекты у стены в коридоре за минуту до того, как войти в аудиторию. Никому, даже его товарищам по вступительным испытаниям, не удавалось заметить, пользовался ли он шпаргалками или какими-нибудь техническими приспособлениями. Ничего подобного просто не было, но!..
Михаил спокойно входил в аудиторию, без единого движения мускулов на лице выбирал билет, так же равнодушно зачитывал номер и пробегал глазами текст вопросов. Затем он садился на первую парту, для приличия брал в руки ручку, что-то черкал на тетрадном листе, но сосредоточенный взгляд прищуренных глаз был устремлен куда-то вниз, в пол. Одновременно средним пальцем левой руки Михаил потирал висок. Преподаватели позже в один голос твердили, что испытывали в этот момент какое-то странное чувство, будто уже досрочно верили в способности этого парня и в то, что он ответит на «отлично».
— Картина маслом! — рассказывала Зинаида Храмова, замдекана дневного отделения, присутствовавшая на вступительном экзамене по истории. — Это было что-то вроде «Оставь меня, старушка, я в печали!». Посидел, почесал голову, потом встал — и убил наповал своей трактовкой Февральской революции!
— Что, неверная трактовка? — интересовались коллеги.
— Отнюдь! Трактовка просто роскошная. Я думаю, если бы Поречников взял на себя труд предварительно записать свой ответ на листке, это были бы готовые тезисы для кандидатской! Но у меня сложилось впечатление, что после того, как я поставила ему пятерку, он тут же обо всем забыл.
Слухи о красавце и умнице абитуриенте Михаиле Поречникове пронеслись по рядам преподавателей именно после этой эмоциональной презентации Зинаиды. Следующие несколько экзаменов у парня прошли как по маслу. К нему уже приглядывались, принюхивались и, кажется, даже приценивались, и когда он раскрывал рот, чтобы ответить на вопрос очередного экзаменационного билета, равнодушных в аудитории не оставалось.
Это было семь лет назад, в далеком переломном двухтысячном. В последующие годы Михаил Поречников в соответствии со всеми признанными законами природы со страшной скоростью завоевывал все новые и новые территории. И если персонажам актера Пореченкова для подобной экспансии требовались пистолеты, автоматы и недюжинная харизма, то у Мишки-студента все получалось элегантно и как будто между делом. Более того, он ничем не выдавал своего желания осваивать захваченные территории, все происходило само собой.
Ну во-первых, конечно, девушки! С первого курса они проявляли к нему недвусмысленный плотский интерес, поскольку парень он был довольно симпатичный — высокий, крепкий, с глубоким взглядом и завораживающим голосом. Попадая на этот крючок, девицы впоследствии обнаруживали и возможности его интеллекта, а также то, что ничто человеческое ему при таком интеллекте не чуждо — он, как и все, любил иногда попить пивка возле фонтана на площади Революции, изредка ругался матом, ходил в «Мегаполис» на боевики с Брюсом Уиллисом и заглядывал на порносайты. Обработав всю полученную о нем информацию, девицы приходили к выводу, что Миша Поречников — не иначе как очередное воплощение Мужчины-мечты, которое периодически прилетает на нашу планету откуда-то из подмышек Вселенной и бродит в поисках своей единственной возлюбленной.
Во-вторых, разумеется, преподаватели. Михаил вел с ними продолжительные научные беседы, делился своими соображениями относительно «обустройства России» и иногда, пользуясь их расположением, позволял себе расслабиться — например, не явиться на лекцию или не сделать вовремя реферат или курсовую. Впрочем, он мог бы вообще ничего не писать, поскольку преподавателям вполне хватало его устных выступлений. На семинарах, зачетах и экзаменах, усевшись на первую парту, он сосредоточенно вглядывался в пол, потирал висок средним пальцем левой руки — и через несколько минут он был уже не студентом Мишкой Поречниковым, он был оратором, который мог повести за собой толпу… и вот уже зачетная книжка в синей корочке, которую он протягивал в раскрытом виде, выглядела как нелепый анахронизм.
Завистники появились сразу, и в достаточно большом количестве. «Нормальные-тыкие-пыцаны-кыроче», попавшие в университет по недоразумению или по блату, Михаила сторонились, считая его слишком странным, непредсказуемым и, возможно, даже опасным. Его потенциальные конкуренты по борьбе за расположение преподавательского состава — все эти зубрилы, ботаники и вечные карьеристы — мечтали о том, что в один прекрасный день Поречников облажается. Ну так ведь бывает: перепил, забыл, не пришел, проспал, понадеялся, возомнил о себе слишком много или просто понес откровенную ахинею… Но поскольку ничего подобного не происходило — Михаил, конечно, лажал, но на нем это практически никак не отражалось, — потенциальные конкуренты вскоре тоже махнули на него рукой.
