Ух, как тогда покойный дон Антонио орал на своих незадачливых подручных!
Может быть они меня и изнасиловали бы, да времени не хватило. Потому что на фазенду приперся герой Ловкач. А дальше он их начал крошить, и бандюгам стало совсем не до сексуальных забав.
А Ловкача я успокоила: девушкой я от них ушла, девушкой.
Я еще раз посмотрела на сытого и довольного Ловкача.
И поняла: чего тянуть кота за хвост? Вот он, подходящий момент для того, чтобы он узнал то, что ему узнать рано или поздно все равно придется.
Мы сидели друг напротив друга за кухонным столом, возле широкого подоконника, на который после покраски я вернула все его лечебные травки, переложенные старыми газетами. Саша держал во рту незажженную сигарету – курить ему нельзя еще по меньшей мере месяца три. Мы болтали, перескакивая с пятого на десятое.
– А помнишь, Саша, как тебя в больнице Владимир Николаич все по поводу свинцового золота расспрашивал? – небрежно спросила я.
– А то, – усмехнулся он. – Хорош бы я был, если бы поволок эти фальшивые слитки к…
Он резко оборвал себя, и я на него ничуть не обиделась. У мужчин должны быть свои, строгие мужские секреты. И нечего нам, бабам, попусту лезть в них. У нас свои есть. Не хуже.
Саша примирительно улыбнулся и заговорил о том, что золотые слитки действительно все до одного оказались фальшивыми, из свинца с позолотой, но уж очень похожи были на настоящие. Зачем Антону понадобилось переправить их на юг? Почему он так хотел вернуть их назад? Может, его перехитрил кто-то из своих? Никто никогда этого уже не узнает, потому что Антон мертв.
А как именно он умер, нам с большой неохотой, уступив лишь моему настойчивому подлизыванию, рассказал Владимир Николаич. Дон Антонио-Антон отстреливался до последнего патрона. А когда его все же окружили в том самом, памятном мне подвале и предложили сдаться, он громогласно послал всех на русском и испанском к такой-то матери и пустил себе пулю в висок. Последний патрон, да-с, господа офицеры. Мне этого подонка совсем не жаль, нет. Но он поступил как настоящий мужик. А настоящих мужиков я уважаю.
– А ты что думаешь по поводу этого золота? – спросила я.
Саша пожал плечами.
– Ничего. А что?
– Ты только не волнуйся, ладно, – сказала я.
– А чего мне волноваться? – снова пожал он плечами. – Все уже давно быльем поросло.
Я молча встала, подошла к кухонному подоконнику и осторожно сняла старые газеты с травами. Под ними аккуратной поленницей лежали тускло поблескивающие в свете осеннего дня золотые слитки. Все шестнадцать.
Сигарета вывалилась у него изо рта. Выпученные глаза полезли на лоб. Бедный обманутый Ловкач побагровел, начал хватать воздух широко открытым ртом, и я всерьез испугалась, что его хватит кондратий. Я поспешно налила полную стопку водки и сунула ему в руку. Он ее махнул залпом и тут же, уже сам, наполнил стопку снова. Проглотил и ее, и только тогда ожесточенно захрумкал маринованным огурчиком.
Отдышался. Я молчала.
– Значит, это по твоей милости я рисковал своей жизнью ради шестнадцати кусков крашеного говна? – наконец прохрипел он.
– Нет. Ты рисковал ради меня.
– Выкладывай все, – он сверлил меня взглядом.
В общем, мне пришлось ему рассказать все в подробностях. Помните, что когда я впервые увидела эти слитки – ну, когда Ловкач раскурочивал свою "БМВ" в Сочи, то у меня промелькнула мысль, что точно такие же брусочки где-то недавно видела? Так вот, тогда мысль промелькнула и, казалось, ушла. Фигушки, она и не думала уходить! Потому что потом, по возвращении в Москву, когда Ловкач уехал в свой неудачный поход в банк, а я пошла пить чай и снова увидела их здесь, на кухонном подоконнике, я начала активно думать эту мысль. Так ведь я ее додумала! И вспомнила, где я видела похожие слитки.
На столе у Хиппозы, вот где!
Тогда я позвонила Валентине, велела взять ее слитки (она, кстати, приволокла их целых двадцать штук, лишние потом увезла назад) и срочно ехать ко мне. Слитки эти, точнейшие копии настоящих – даже вес был один и тот же – отлили и покрасили ей для съемок рекламного ролика какого-то крутого банка. Ролик отсняли, а слитки Хиппоза забрала себе и оставила лежать на столе. Так, для пафоса.
Когда Валентина приехала, я рассказала ей про свой план и она пришла от него в восторг. Не долго думая, мы подменили слитки, и настоящие я спрятала в грязном ловкачевском белье под ванной. Хотела разыграть Ловкача. Заодно хотела выяснить заметна подмена или нет?
Выяснила: незаметна.
Зачем я вообще подменила слитки? Но я же не знала, что Ловкач сам собирается их слямзить, я думала, он их собирается вернуть хозяину. Я вообще ничего не знала про его грандиозные планы: ни в отношении слитков, ни в отношении меня. И меня задушила жаба – как так, отдавать пол-лимона баксов поганым мафиозам? Которые меня чуть не убили? Да ни за что! Тогда я и придумала свой план. Естественно, что я собиралась все тут же рассказать Саше. Но приехали бандиты, уволокли меня в свое логово и помешали предупредить Ловкача. А что произошло потом, вы и сами знаете.
Вот приблизительно в таких выражениях я и рассказала Саше про то, как настоящие золотые слитки снова оказались под его травками.
Он долго-долго молчал. С очень мрачным видом. Сначала я думала – он меня убьет. Потом решила – выгонит. Потом поняла: сейчас пойдет сдаваться. Но я не угадала. Он взял один слиток, покачал-покачал на ладони, как я когда-то, и сказал, хитро мне улыбнувшись:
– Ну, и правильно сделала.
Глава 14. ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
С того достопамятного дня прошло почти полгода. Ловкач окончательно оклемался, и папуля устроил его на работу в одну солидную совместную контору, которая занимается всякими геологическими исследованиями. В экспедиции он не ездит, сидит в офисе. Так что он отчасти вернулся к своей основной профессии, и, кстати, его считают очень толковым специалистом. А в свободное от работы время он пишет книгу про невероятные приключения перегонщика автомобилей и его случайной подружки-отчаюги. Автомобили, естественно, набиты наркотиками, золотом и бриллиантами. Права на эту книгу у него заранее приобрело одно крупное московское издательство. Убеждена, что книга станет бестселлером.
Дон Антонио-Антон действительно переправлял из Колумбии кокаин. Догадываюсь, что немалыми партиями. Следствие по его делу было таинственно-закрытым, тянулось не очень долго и вины Ловкача во всей этой истории не установило. Впрочем, так же, как и моей. Мы чисты перед законом. Единственное, что Ловкач был вынужден сделать, так это задним числом заплатить кучу налогов. Ведь дон Антонио-Антон не брал с него подоходного.
Владимир Николаич, как вы уже поняли, был внедрен к гангстерам, чтобы их удачнее, с максимальным количеством улик повязать. И повязал бы их без лишнего шума, но тут возникла я, потом Ловкач, и все вышло несколько по-другому. К тому же они вовремя получили мое письмо, которое отвозила Хиппоза. Но я так понимаю, что все вышло как нельзя лучше, потому что Владимиру Николаичу не пришлось долго искать доказательств вины дона Антонио-Антона Мельникова, а также его подручных. Тем, кто остался в живых после Великой Разборки На Фазенде, припаяли кучу статей и упекли в тюрьму. Судьбой их я не интересуюсь.
Папуля и мамуля толком так и не узнали подробностей происшедшего. Я не стала их травмировать. Они меня по-прежнему, если не сильнее, любят.
Мы с Ловкачем часто ездим на могилу Катерины. Он оставляет меня одну, а сам уходит погулять. Я стою и мысленно рассказываю своей взбалмошной подруге все свои новости. Иногда тихонько плачу. Иногда молюсь. И всегда перед уходом прошу у нее прощения. Только вот ответа не слышу.
Еще я написала письмо бабе Ксюше. Ведь Ловкач тогда, в станичной больнице, все же запомнил ее адрес. Баба Ксюша зла на нас не держит. Она мне ответила, звала в гости, и летом мы к ней обязательно съездим. Так же, как и в Швецию.
Хиппоза окончательно сошла с ума и вышла замуж за Пуппи-Хруппи, который вернулся на ПМЖ в Россию. На свадьбе мы с Хиппозой напились до положения риз и оплакивали свою загубленную юность. Хиппоза ужасно помыкает добродушным Пуппи-Хруппи, и мне приходится его защищать. С Ловкачем Пуппи-Хруппи сразу нашел общий язык.
Вы спрашиваете, а где же золото? А что – золото?
Ведь так для всех и вышло: тайну появления фальшивых слитков и исчезновения настоящих бедняжка дон Антонио унес с собой в могилу. А Ловкач и я по этому поводу ничего существенного следствию сообщить не смогли. Так же, как и мудрая Хиппоза, которая даже на хитрого-прехитрого шпиона Владимира Николаича сумела произвести впечатление умственно отсталого ребенка.
Восемь золотых брусков Ловкач тишком положил в папулин банк, в отдел личных вкладов. Так, кажется, это называется. Это такой бронированный ящик, который Ловкач абонировал и в который за исключением нас двоих никто и носа не имеет права сунуть. Ни одна живая душа на свете не знает про его содержимое, кроме нас с Ловкачом. Ну, естественно, и Хиппозы, которая абонирует в этом банке точно такой же ящичек, в котором лежат восемь точно таких же слитков.
