— Ладно, — сказал я. — У тебя двадцать минут. Встречаемся в машине. Вот тебе ключи на случай, если я задержусь.
— И не дорогое, — сказала она. — А то я не играю!
— Ладно, ладно!
Когда я вернулся со своим свертком, она уже сидела в машине и улыбалась.
— Ты потратил полчаса! — сказала она. — Тебя дисквалифицируют.
— Беда какая!
Я сел в машину рядом с ней, и мы принялись разглядывать подарки. Мой подарок для нее был упакован в оберточную бумагу, ее был более плоский, в полиэтиленовом пакете. — Угадай, что это! — сказала она. Я подумал, но в голову ничего не приходило.
— Не могу! — с сожалением сказал я.
Она долго разглядывала сверток у меня в руках.
— Три книжки? Три фунта шоколаду? Чертик в коробочке?
— Не угадала!
Мы обменялись подарками и принялись их разворачивать.
— Прямо как на Рождество, — сказала она. — Или на день рождения. Ой, я и забыла, у тебя ведь день рождения на Рождество! Как прикольно… — Она подумала. — Нет, на Рождество все-таки лучше. Но и это тоже прикольно.
Американцы всегда так выражаются. Я открыл сумку, которую она мне дала, и обнаружил, что Даниэль тоже немало узнала обо мне за время нашей прогулки вдоль витрин. В сумке был мягкий, застегивающийся на «молнию» чемоданчик коричневой кожи, в каких обычно носят всякие бумаги, а на крышке было золотыми буквами написано: «Кит».
— Открывай-открывай! — сказала Даниэль. — Я просто не могла удержаться. Ты ведь любишь всякие полезные мелочи, совсем как я.
Я расстегнул чемоданчик, раскрыл его и расплылся в довольной улыбке.
На одной стенке чемоданчика был набор инструментов, а на другой — карманный калькулятор и записная книжка. Все в кармашках, все надежное, отличного качества.
— Понравилось! — обрадовалась она. — Я так и думала, что тебе понравится. И еще с твоим именем!
Она закончила разворачивать оберточную бумагу, и я увидел, что угодил ей не меньше, чем она мне. Это была маленькая старинная шкатулка с выдвижными ящичками. Она слабо пахла воском. У ящичков были крохотные медные ручки, и выдвигались они мягко, как по маслу. Аккуратная, маленькая, добротно сделанная, полезная и красивая — такая же, как чемоданчик с инструментами. Даниэль долго размышляла, потом посмотрела мне в глаза.
— Как странно, — медленно произнесла она, — мы оба угадали!
— Да, странно.
— А ты нарушил правила! Эта шкатулка дорогая.
— Набор тоже не дешевый.
— Слава богу, на свете есть кредитные карточки!
Я поцеловал ее, так же как в прошлый раз. Подарки все еще лежали у нас на коленях.
— Спасибо.
— И тебе спасибо.
— Ну, — сказал я, перекладывая чемоданчик на заднее сиденье, — должно быть, к тому времени, как мы туда доберемся, ресторан будет уже открыт.
— Какой ресторан?
— Тот, куда мы едем.
— По-моему, легче угадать, что ты собираешься сказать, чем то, чего ты говорить не собираешься, — сказала Даниэль.
Мы приехали во «Французский рожок» в Соннинге. Этот ресторан славился своей кухней, и свет из окон освещал плакучие ивы над Темзой. Мы вошли внутрь и уселись на диване, глядя, как жарятся утки на вертеле над открытым огнем, и попивая шампанское. Я потянулся и глубоко вздохнул, чувствуя, как уходит напряжение этой долгой недели. Но мне надо было еще позвонить Розе Квинс.
Я пошел и позвонил. Снова автоответчик. Я сказал:
— Роза, Роза, я вас обожаю! Роза, вы мне нужны. Если вернетесь домой до одиннадцати, пожалуйста, позвоните мне в отель «Французский рожок», телефон 0734-69-22-04. Скажите им, что я в ресторане.
Потом позвонил Уайкему.
— Как мигрень? — спросил я.
— Какая мигрень?
— Ладно, неважно. Как там кобыла?
— Нога болит, но кобыла ест. Жеребец мистера Дэвиса измотан до предела, а у Ледлэма такой вид, словно он и не скакал вовсе.
— У Ледника, — поправил я.
— Чего? И зря ты все-таки шел на нем первым.
— Ему так больше нравится. И потом, сработало же!
— Я смотрел по телевизору. Ты не заедешь во вторник тренировать лошадей? У нас в этот день скачек нет, в Саутуэлл я никого не посылаю.
— Ладно, заеду.
— Ты молодец! — откровенно сказал Уайкем. — Очень хорошая работа.
— Спасибо.
— Да. Кх-кх… Ну спокойной ночи. Пол.
— Спокойной ночи, Уайкем, — ответил я.
Я вернулся к Даниэль, и мы весь вечер разговаривали. Столовое серебро блестело в свете свечей на столах, и под потолком росли плети живого винограда. Мы уже собирались уходить, когда мне позвонила Роза Квинс.
— Одиннадцать уже есть, — сказала она, — но я все же решила попробовать.
— Роза, вы прелесть!
— Несомненно. Что за срочное дело, старина?
— Хм… — сказал я. — Скажите, имя Сол Бредфилд, или Сол Бредли, или что-то в этом духе вам что-нибудь говорит?
— Сол Бредли? А как же! А зачем он вам вдруг понадобился?
— Кто это такой?
— Бывший спортивный редактор «Глашатая». В прошлом году ушел на пенсию… Он был такой, знаете ли, всеобщий добрый дедушка. Старый друг Билла.
— Вы не знаете, где он живет?
— Господи… Погодите, я подумаю. А зачем он вам?
— Все затем же — ищу способ раздавить нашего делового друга, которого мы смотрели на кассете.
— А-а… Ладно, дайте подумать. Он переехал. Сказал, что хочет увезти жену к морю. Я еще подумала, что он там свихнется от скуки, но о вкусах не спорят. Куда же он переехал? В Вортинг, что ли? Нет! В Селси. Да-да, — решительно повторила она. — В Селси, в Суссексе.
— Классно! — сказал я. — И еще — где живет лорд Вонли?
— Обычно в Риджентс-парке, в Нэше. Но у них еще есть дом в Кенте, около Севеноукса.
— А точный адрес дать не можете? — спросил я. — В смысле… я хотел ему написать, поблагодарить за приз «Глашатая» и вообще за помощь.
— Конечно! — спокойно ответила Роза и дала адреса обоих домов, вместе с почтовыми индексами, а заодно и телефоны. — Вдруг понадобятся! В справочнике их нет.
— Я снова ваш должник! — сказал я, записывая телефоны.
— Свои люди — сочтемся!
Я положил трубку, чувствуя себя бессовестным обманщиком, но не раскаиваясь, и пошел за Даниэль, чтобы отвезти ее домой. Было около полуночи, когда я остановил машину на Итон-сквер. На самом деле я предпочел бы отвезти ее в какое-нибудь другое место, но так оно было лучше.
— Спасибо за хороший день, — сказала она.
— А как насчет завтра?
— О'кей.
— Только я не знаю, когда именно, — сказал я. — Мне надо сперва провернуть одно дело.
— Ну позвони тогда.
— Ладно.
Мы еще посидели в машине, глядя друг на друга, хотя, казалось бы, за этот вечер успели насмотреться. «Мы знакомы со вторника…» — подумал я. За пять дней она успела врасти корнями в мою жизнь. Я поцеловал ее — куда более жадно, чем раньше, но она вроде была не против. «Уже скоро…» — подумал я. Скоро, но еще не сейчас. Не раньше, чем это покажется вполне уместным.
Мы еще раз попрощались на тротуаре, и она ушла в дом, держа в руках свой подарок и помахав мне рукой перед тем, как закрыть дверь. «Принцесса, — подумал я, — вы, конечно, будете против, но ведь я обещал, что привезу вашу племянницу домой, и я выполнил обещание. А чего хотела сама Даниэль, я не знаю. Я не могу читать ее мысли, а словами она мне не сказала. Но завтра… Завтра я, быть может, спрошу сам».
Рано утром я отправился на Южный берег, в Селси, и нашел адрес Сола Бредли в телефонном справочнике. Он жил на Си-Вью-лейн, в доме пятнадцать.
Дом был двухэтажный, в псевдотюдоровском стиле, с кремовыми оштукатуренными стенами, перекрещенными темными балками, и смотрелся бы уместнее в лондонском пригороде, чем здесь, у моря. Когда я позвонил, дверь мне отворила седая, материнского вида дама в очках, в цветастом халате, и я услышал запах жарящегося бекона.
— Хью? — переспросила она в ответ на мой вопрос. — Да, Хью еще здесь. Но он еще спит. Вы же знаете, мальчики такие сони…
— Я подожду, — сказал я. Она заколебалась. — Он мне действительно очень нужен, — сказал я.
— Вы входите, — сказала она. — Я у мужа спрошу. Он, наверно, бреется, но скоро спустится вниз.
Она провела меня через прихожую в маленькую кухню, всю оклеенную желтой и белой плиткой и залитую солнцем.
— Вы друг Хью? — спросила она. — Да… мы вчера разговаривали.
Она озабоченно покачала головой.
— Это просто ужасно! Не стоило ему ездить на эти скачки. Когда он вернулся, он выглядел еще более несчастным, чем обычно.
— Я сделаю все, чтобы исправить положение, — сказал я.
Она подошла к плите и принялась перемешивать бекон лопаткой.
— Как вас зовут? Филдинг? — Она обернулась ко мне, лопатка зависла в воздухе. — Кит Филдинг? Жокей?
— Да.
Она не знала, что делать. Это и неудивительно. В конце концов она нерешительно сказала: