Скорее всего, когда пассажиры Дорис путешествовали по гротам, Погребижская была на арендованной лодке где-то поблизости, следила издалека, выжидая удобный момент… И он настал — Светлова оправилась в тот злополучный грот в одиночку, а Погребижская выступила в роли южного ветра.
Она уже не первый раз была в Дубровнике, хорошо знала эти места. К тому же наверняка воспользовалась монашеским платьем.
Благодаря нелепому стечению случайностей и недоразумений — профессор Хензен, боясь ожечься о воду, дул на молоко! — все списали на его несчастного пациента. Этот парень, который, как теперь стало ясно Ане, наверное, и вправду, был молодцом: шел на поправку и никого убивать не собирался. Словом, никакого отношения к покушениям на Светлову не имел.
А успех, который Светлова приписывала своей ловкости, был на самом деле мнимым. Дамы пошли на знакомство с ней, преследуя одну цель: Погребижская хотела узнать, что Анна хочет от них.
— Ой.
Светлова-то думала, что сама ведет игру, а вела ее Погребижская. Она разыгрывала эту партию не Светлова.
* * *
Наконец позвонила Наташа Кошкина.
— Приезжайте в гости, — пригласила она к себе Светлову.
— Ой, как здорово, — обрадовалась Аня.
— Только попозже… Часов в десять вечера — я поздно возвращаюсь с работы.
Уходила Светлова из дома Кошкиной, когда город уже затих и на небе загорелись яркие звезды.
Разговор с психологом оказался крайне интересным, но опять прояснил немного…
— А можно ли говорить о тяжелом заболевании автора этих текстов? О потере рассудка? — спросила Светлова.
— Не думаю, — разочаровала Аню Кошкина. — Более того, я уверена: автор в полном рассудке. Причем соображает отлично. Никакого сумасшествия там и в помине нет. Но я бы сказала, что у главного героя приключений — этого львенка Рика — в последних книгах явно прослеживается комплекс человека, которым пренебрегли. Прежде были Другие особенности.
— Пренебрегли?
— Да.. Знаете, мальчики, которыми пренебрегли, иногда всю жизнь доказывают что-то.
— Он не мальчик, он львенок… — пробормотала Анна.
* * *
Светлова возвращалась от психолога Наташи Кошкиной по бульварам. Под ногами похрустывал едок. Прохожих уже почти не было видно.
"Значит, львенком пренебрегли… Кто-то… — невесело размышляла Анна.
— И он таки просто озверел в последних порциях приключений… Косит, так же, как сама Погребижская, всех налево и направо. Уже скоро будет не «Звездная страна», а звездное кладбище…"
Светлова подняла голову: небо было таким звездным сегодня… Прямо над ее головой горела яркая-яркая звезда.
Вот все-таки не вмещает разум человека всю сложность мира, все его чудеса… — подумала Светлова.
Вот эта звезда, возможно, погасла давно, а свет все добирается до Земли…
То есть, ты видишь то, чего нет. Видишь то, чего на самом деле уже нет.
Разве так может быть? Нет, не может! А вот получается, что так оно и есть.
Светлова вдруг вспомнила «неувязочку», которая ее уже давно мучила.
Ну, ладно, на людей взъелась… А собаки, которых Погребижская всегда вроде бы обожала, чем ей помешали?
Всему с трудом, но можно все-таки найти объяснение. Селиверстова убили, эту журналистку Ну, хорошо. То есть не хорошо, конечно, но объяснимо — чужие люди!
На саму Светлову покушения — понятно Страх разоблачения.
Пусть и доктора убила. Ладно, допустим. Такие больные часто воспринимают врача как врага, который может, например, лишить их свободы.
Даже отравление Леши Суконцева можно объяснить. Ополчилась на вес мир!
На все человечество. На человечество…
А собаки?
Почему она избавилась от собак?
Какая муха ее укусила? Точней сказать, может, собака ее и укусила?
В общем, столь существенные изменения в характере в состоянии заметить только близкие люди, рассудила Анна…
И потом… Никогда не надо думать, что узнал от свидетеля всю подноготную, выпотрошил подчистую. Никогда «просто разговор» не бывает лишним, что-то да выплывет еще. Просто, когда неспешно беседуешь, и вот так — слово за слово…
В расчете на это Светлова и отправилась снова в гости. На этот раз к золовке Погребижской.
И не прогадала — ее радушно угостили чаем «Ахмад» и даже домашним печеньем.
— Елизавета Львовна, вы не припомните, может, были в характере у Марии Иннокентьевны и даже какие-то странные черты? — «Откушав чаю», как сказал бы помещик Федуев, поинтересовалась Светлова. — Ну, точнее сказать… не странные а… шокирующие? Может, жестокость какая-то проскальзывала в поведении? Почему она теперь вдруг даже от своих собак избавилась?
— Да нет, ничего такого я не замечала, — удивленно пожала плечами Елизавета Львовна. — Никаких «странных черт», как вы изволили выразиться.
Насчет собак — сама поражаюсь. Она ведь, честно сказать, не могла прежде без своих мосек и дня прожить.
— Но неужели ее отношения с бывшим мужем, например, были такими уж безоблачными? — настаивала Аня.
— Ну, не безоблачные… конечно. Ничего безоблачного в этом мире не бывает. Даже на самые лучшие отношения наползают тучи.
— Вот именно!
— Но…
— Но что — но?
— Оба они были очень славными, очень хорошими людьми.
— Н-да… — вздохнула Светлова. «Насчет Леши спорить не буду, — подумала она. — А вот что касается его бывшей жены…»
Анна вспомнила синий взор Погребижской, сжал в ее руке, уголки губ в беспощадной усмешке… И длинный список, который она, Света уже составила: жертвы!
— Судя по вашему лицу, я вас не убедила? догадалась Елизавета Львовна.
Золовка подошла к книжному шкафу и достала альбом.
— Это наш семейный альбом, — объяснила она. — Фотографии.
— Да?
— Вот, вы только посмотрите… Посмотрите на эти славные лица!
Елизавета Львовна открыла альбом.
Светлова посмотрела. Точней, взглянула без особого интереса.
На морском берегу сидела парочка — щека к щеке — девушка и парень.
Девушка — явно молодая Погребижская.
И, правда… Славные милые улыбки…
— Ну, на пляже у всех хорошее настроение, — буркнула Светлова.
— А вот еще… Правда, замечательная фотография?
Светлова взглянула… Мария Иннокентьевна целует какую-то моську!
Елизавета Львовна листала альбом…
— А вот еще есть одна интересная фотография.. Ну, просто совершенно замечательный снимок, — бормотала она, отыскивая нужное фото.
— Кто это? — вдруг остановила ее Светлова, задержав руку золовки на переворачиваемой странице альбома. — Это что за мальчик?
— А-а… Это Стасик…
— Кто?!
— Стасик… Лидочкин сын!
— У нее есть сын?
— Ну, в общем…
— Как это «в общем»? Есть или нет?
— Есть, но там… В общем, это неинтересно посторонним.
— Нет, ну почему же?! Очень интересно! Светлова запнулась, заметив, как недовольно нахмурилась ее собеседница.
— Нет, неинтересно! — повторила Елизавета Львовна. — Я, знаете, очень не люблю сплетен.
— Как он похож на Марию Иннокентьевну… — не отставала Светлова.
— Скорей он похож на своего отца, — заметила нехотя Елизавета Львовна.
— Вот как?
— Ох, эти странные запутанные семейные отношения, — вздохнула пожилая женщина. — Непонятные и — говорю же вам! — совершенно неинтересные посторонним.
— Нет, ну почему же… Отнюдь! Очень даже интересные! — принялась с жаром разуверять ее Светлова.
— Нет, нет, это очень личное. Вам будет скучно, — Елизавета Львовна поторопилась перевернуть страницу альбома.
— А все-таки! — настойчиво и не давая ей перевернуть страницу с портретом молодого человека, попросила Светлова. — Не могли бы рассказать поподробнее?
— Ну, в общем… Даже не знаю, как все это объяснить! Видите ли… У Лидочки был в юности с Костей роман.
— У Лидочки?
— Ну да, у Лидии Евгеньевны…
— У Лидии Евгеньевны, секретаря Погребижской?
— Ну да, да. — нетерпеливо всплеснула ладошками Елизавета Львовна. — Для вас она Лидия Евгеньевна и секретарь, а для меня Лидочка! Я ведь помню ее такой, какой она была много лет назад. Как бы вам сказать… Ведь период моего общения с семейством датируется именно тем временем. Позже, когда Маша и мой брат развелись, я с ними почти не виделась. Так иногда случайно пересекались…
Так вот… У Лидочки был в юности с Костей роман.
— С Костей?
— О-о… Я же вам объясняю: со старшим братом Маши, Константином Иннокентьевичем Погребижским!
— Поняла, поняла… — успокоила ее Светлова. — Продолжайте же, ради бога!
— Ну, вот… У Лидочки был в юности с Костей роман, — в третий уже раз, почти гневно взглянув на Светлову, повторила Анина собеседница. — А Костя… Ну как вам сказать, прирожденный холостяк. Милый, славный, интеллигентный…
Прелесть был, а не мужчина… Но как только чуть-чуть веяло перспективой брака… семьей, детьми, узами и прочим… тут же впадал не то что в панику — в стоящую истерику!
