унесли? — уточнил Рябов.
— Говорю же — изучают! — ответил Геня. — И потом, надо у Нинки спрашивать… Но сейчас я к ней и не подойду… Сам понимаешь…
— Сам понимаю, — признался Рябов. Он хотел еще что-то сказать, но, увидев идущую к ним Нину, шагнул в ее сторону: — Пойдем-ка домой, Нинк, а?
Нина просто кивнула, и они вместе двинулись к выходу со двора Сильченков.
— Геня, ты потом… — сказал Рябов, и Геня кивнул.
— У вас все еще какие-то дела? — устало спросила Нина.
— Да так, по мелочам, — ушел от ответа Рябов.
Нина замолчала и молчала всю недолгую дорогу.
Лишь войдя в дом и поднимаясь по лестнице, она сказала:
— Ты должен меня извинить… Все-таки на меня так много навалилось…
— Ну, о чем ты, какие извинения, — начал успокаивать ее Рябов.
— Помолчи, — попросила Нина. — Я только потом вспомнила, что одну бумажку из тех, что папа тебе оставлял, забыла вернуть. — Ведя Рябова в кабинет, она сказала тоном то ли извиняющимся, то ли обнадеживающим: — Просто копалась, а потом… В общем, смотри…
И она, взяв со стеллажа папку, раскрыла ее и положила на стол.
— Что это? — спросил Рябов, но, посмотрев на лист, замолчал. Перед ним была та самая надпись, которую он видел у Локетко в Питере, надпись, нанесенная на обратную сторону треугольника. — Что это? — повторил он.
— Это я распечатала файлик, который мне дядя Толя прислал… Помнишь дядю Толю из Ленинграда?
— Ну помню, — отмахнулся Рябов. — А что за листок-то, что за текст?
— Вот! — облегченно сказала Нина. — А то ты все «кто» да «что»! Смотри и читай!
Она ткнула пальцем в листок. Рябов посмотрел и удивился: на большом листе бумаги всего несколько слов: «сберегаем истину без испуга разделять с коими и йоты а по откровении к разуму и фортуне»…
— И ты думаешь, что тут что-то можно понять? — спросил Рябов, не отрывая взгляда от непонятной надписи.
— Устала я, чтобы игры тут устраивать, — сказала Нина, но голос ее никакой усталости не выдавал. — Текст сам по себе и текстом-то назвать трудно: никакого смысла нет, верно?
— Так и я о том…
— Ты не перебивай, — попросила Нина. — Этот листок я и так и сяк крутила, читала, пыталась понять, и все без толку…
— Ну, и что? — спросил Рябов и осекся, вспомнив просьбу не перебивать.
— А то, что читать все это было полезно только в одном отношении: отказываться от всех версий в пользу здравого смысла, понимаешь?
— Нет, — признался Рябов.
— Ничего, я тоже не сразу дошла, — сказала Нина с интонацией воспитательницы из детского сада. — Если все воспринимать как текст, получается ерунда… Но если взять только первые буквы, то получается… — Она взяла в руку карандаш, и в самом низу листка стала писать, сопровождая действие пояснениями: — Вот, сам смотри!
Она подвинула лист Рябову, он посмотрел на то, что написала Нина, потом на нее, снова на лист. Потом спросил:
— И как ты догадалась?
Нина пожала плечами:
— Да что тут и догадываться? Просто собрала все первые буквы.
На листке было написано «Сибирский апокриф».
Просто собрала… повторил про себя Рябов. А сколько еще таких «просто»?.. И тут же мелькнуло: в квартире Доброхотовых кто-то был сегодня ночью! В то же самое время, когда в каком-то домишке от него, Рябова, требовали карту каких-то кладов! Только не говори мне, что это было совпадение, подумал Рябов. Он совсем не хотел беспокоить Нину сейчас, после того что она пережила, но и оставлять все как есть, надеяться, что все образуется само по себе, было невозможно. Оставалось только решить, кто и чем будет заниматься…
22
Суббота (день)
Пришлось ехать на трех машинах: в одной ехали Нина, Геня и двое его парней, во второй — еще четверо, а в третьей — Рома и Рябов, которому уже нужно было звонить по поводу понедельника. Караван уже приближался к Городу, когда заверещала мобила Рябова, и высветилась надпись «Свешников». Рябов не успел и слова сказать, как услышал взволнованный голос:
— Виктор Николаевич, мне кажется… скорее, я уверен… одним словом, за мной кто-то идет!
— В каком смысле? — не сразу понял Рябов.
— В самом прямом! Они идут за мной часа полтора, не меньше, — вибрировал голос Свешникова. — И знаете, я сразу почему-то вспомнил Георгия. Понимаете?
— Вы где сейчас находитесь?
— Я? Иду по Городу… Понимаете, я с утра позвонил Нине Денисовне, но телефон был отключен, и я решил прогуляться до ее дома. Там никто не открыл, я подождал и вот иду в гостиницу…
— Далеко до нее идти? — перебил Рябов.
— Минут… не знаю… десять…
— Людей вокруг много?
— Людей?
— Ну да! Или вы там один-одинешенек?
— Да ну что вы! Суббота, близится время обеда! Люди гуляют! — отчитался Свешников.
— Отлично! Сядьте в первое попавшееся кафе и закажите что-нибудь…
— В кафе? — удивился Свешников.
— В кафе! — подтвердил Рябов и пояснил: — Если вокруг люди, то никто не рискнет нападать! И сидите, пока я не позвоню, ясно?
— Да… Но как долго сидеть… — явно не понимал Свешников.
— Сказал же: пока не позвоню! — завершил разговор Рябов. — Он повернулся к Роме: — Сейчас к тебе пересядет Нина, поезжай с ней куда-нибудь, где вы никому на глаза не попадетесь, ясно?
Рома кивнул:
— К моей подруге повезу, типа посоветоваться хочу… — проинформировал Рома.
— Нет! Вряд ли тебя никто не заметил, Рома, так что знают и о твоей подруге, и о том, где она живет…
— А я у нее не бывал еще, — признался Рома и возмутился: — Нам на улице сидеть, что ли?
Когда удивленную Нину увез Рома, Рябов устроил совещание на обочине, а Геня почти моментально нашел решение. Рябов позвонил Свешникову, спросил название гостиницы и в каком номере Свешников остановился, после чего посоветовал не торопясь допить кофе и медленно
