Ознакомительная версия.
Лена тогда чуть не уехала. Не могла смотреть ни на Ефима, ни на Сашку. Но потом решила, что все происшедшее (точнее, непроисшедшее) — ей в наказание за недостаточную праведность. Правда, свадьбу с Сашкой, неофициально спланированную на следующую зиму, отложила. Как выяснилось — на семь лет. Подсознательно переложив на него свою обиду за то, что он не сумел ее в себя по-настоящему влюбить.
За эти семь лет она получила определенный жизненный опыт. И вернулась к Саше, уже уверенная, что сможет прожить с ним всю жизнь.
И действительно, жизнь с Сашей была хорошей. Лишь изредка — и то, в основном, в первые годы — настроение портили сны, в которых она вновь оказывалась в палатке с Ефимом. Причем, в отличие от реальности, в ее сне его нисколько не волновала моральная ответственность перед другом…
Ну, ладно. Хватит сантиментов. Уж это точно не вопросы жизни и смерти. А в ближайшие четыре часа ей предстояло заниматься именно таковыми.
Она поправила халат, провела ладонями по лицу и попросила медсестру вызвать первого пациента.
Атаман докурил сигарету, по привычке поплевал на окурок (последние годы в «зоне» работал на автозаправке) и бросил его под ноги. Стоять ему еще не меньше полутора часов.
Это никак не беспокоило Атамана. Время тянется так, как хочет человек. Если он, конечно, умеет владеть собой.
Атаман умел.
Его научили этому не столько годы, проведенные за колючкой, сколько недели, отсиженные в «крытке», внутренней тюрьме «зоны», куда тот частенько попадал по молодости. Вот там, если не владеть искусством управления временем, можно очень быстро потерять разум.
Через полтора часа он встретит Лену на крыльце и проводит домой. Та относится к нему с недоверием. Не выгоняет только потому, что так приказал Береславский. Но Атаману плевать. Ему тоже приказал Береславский, и Атаман умеет быть исполнительным. Слово «преданность» вообще не присутствовало в лексиконе Атамана. Просто Ефим был тем человеком, от которого Атаману меньше всего хотелось бы слышать упрек.
Внезапно Атаман насторожился. На крыльце появился явно знакомый человек. Атаман аж глаза раскрыл пошире. Тут и думать было нечего: в онкодиспансер заявился гражданин Псих. Личной персоной. Он огляделся, открыл тяжелую дверь лечебного учреждения и зашел внутрь.
Атаман стремительно (насколько позволял протез) сорвался с места и пошел за ним. Он, прихрамывая, поднялся по ступенькам, открыл дверь, прошел мимо регистратуры (был уже здесь утром: Лена брала у него пункцию из новообразования, для исследований в Онкоцентре) и прямиком двинулся к кабинету Орловой. Еще из-за коридорного поворота услышал голос Психа: «Здесь принимает врач Орлова?» Ответа не расслышал. Но подоспел вовремя.
Псих пытался без очереди пройти в кабинет, однако получил достойный отпор от трех больных, пришедших раньше него. Смирившись, развернулся к выходу и нос к носу встретился с Атаманом.
— Привет! — сказал Атаман. Его прямо распирало от радости. Он успел вовремя. Что Псих искал Орлову не просто так, Атаман даже не сомневался.
— Здорово, — ответил Псих. Его как раз встреча не обрадовала. Но Псих всегда с достоинством принимал удары судьбы. — Ты тоже болеешь?
— Ага. — Атаман даже справку достал об освобождении по болезни.
— Зачем она мне, — отвел рукой бумажку Псих. Но отвел медленно, успев прочитать про опухоли. — Я ж не надзор.
Больные, сидевшие в коридоре, с интересом прислушивались к беседе мужчин. Это никак не входило в планы Психа.
— Может, займешь очередь, да пойдем, пройдемся? — предложил он Атаману. — Быстро здесь не получится.
Такой вариант полностью устраивал Атамана. К тому же он опасался, что из кабинета по каким-нибудь своим надобностям выйдет Лена, и ситуация осложнится.
— Идет, — согласился Атаман. Он занял очередь, и «друзья» вышли на улицу.
Собственно, они и являлись друзьями. Являлись бы, если б их общение происходило на воле. В «зоне» же с настоящей дружбой сложнее: недаром сложена поговорка: «Сегодня — кент, а завтра — мент». Но выживать все-таки легче сообща: они три года были членами лагерной добровольной семьи, точнее, на том языке, «семейки». В нее входили несколько человек, ладивших друг с другом, и готовых делиться едой, деньгами, приходящим с воли «гревом», а иногда и объединявших силы для того, чтобы отбиться от враждебных поползновений чужих. Не будучи членом одной из таких «семеек», жить в «зоне» гораздо тяжелее.
Они вышли на улицу.
— Надо же, — удивлялся Псих. — Вот это встреча!
— Не так и случайно, — заметил Атаман. — Я уж давно болею. Поэтому и выпустили, ты же знаешь. А ты что, тоже заболел?
Суеверный, как многие арестанты, Псих про себя трижды сплюнул.
— Провериться надо, — односложно ответил он. Атаман не расспрашивал. Если бы он поверил, расспрашивать было бы неудобно. Но он не поверил, а потому вопросы вообще были бессмысленными.
— Пивка примем? — предложил Атаман. — Покрепче перед врачом неудобно. А так — можно. Тут, за углом, есть местечко.
— Ты даже местность изучил, — одобрил Псих.
— А как же! Я ведь двор соседний убираю. Можно пивко взять и ко мне в дворницкую зайти. Три минуты делов.
— А никто косо не взглянет?
— А там некому смотреть. Я один, — рассмеялся Атаман.
— Идет.
Они взяли четыре бутылки пива и пошли к дворницкой.
Псих был расстроен тем, что теперь ему придется убрать Атамана. Но оставлять такого свидетеля на месте убийства он никак не мог.
Его истязатель-командир приказал во что бы то ни стало убрать семью Орлова или, по крайней мере, его жену. Псих с большим трудом подавил желание придушить своего работодателя. Тем более что в таком состоянии он видел того впервые.
Беланов принимал его в новом помещении, которое по неуловимым, но заметным признакам не было похоже на конспиративную квартиру. Обычная «однушка», но — ухоженная. Пусть даже и не женскими руками. Еще более поражал внешний вид заказчика. Плачевный, прямо скажем, вид. Обычно бодрый и подтянутый, шеф сейчас полулежал в кресле. Лицо бледное, глаза красные. Но дело даже не в этом. И не в перевязанной правой руке, подвешенной на полотенце к шее. Дело в том, что из начальника Психа как будто выпустили воздух. Он потерял стержень.
Первой мыслью Психа было удавить своего занемогшего «друга». Он даже машинально сделал к нему шаг. И наткнулся на обнаженный ствол. Большой пистолет, направленный умелой рукой, глядел прямо в лоб Психа. Может, это и не остановило бы его, если бы не прежний, твердый и ироничный голос:
— Ты что, разлюбил дочку?
Псих не разлюбил дочку и, тяжело дыша, остановился. Значит, он по-прежнему на крючке, а свобода ему только пригрезилась.
Далее — как всегда. Шеф аккуратно и точно изложил задание. Передал фотографии. Посоветовал в дом не лезть, а искать на работе или ловить, когда жертва пойдет в магазин. Наверняка наружная охрана снята, а лезть в квартиру — всегда риск.
Самое важное — он обещал Психу свободу после этого дела. Сказал, что сам увольняется, а потому не будет и его, Психа, больше мучить.
У Психа мелькнуло предположение, что его работодатель уже уволился. Если это так, тогда его можно убрать. Даже пистолет не поможет, если развернувшись от двери быстро и точно метнуть нож. Но где гарантия, что его девочка не пострадает? Ведь если шеф еще в команде, Психа просто так не отпустят.
Псих с сожалением отказался от своей идеи и решил еще разок сплавать по течению. Ясно, ему не хотелось убивать незнакомую женщину. Но, если говорить откровенно: выбирая между жизнью своего и чужого ребенка, что бы выбрала его сегодняшняя мишень? Так что муки совести Психу не грозили. Он имел в этой жизни обязательство только перед одним человеком. За его жизнь и шло сражение.
По той же причине сейчас предстояло умереть Атаману, с которым проведены не лучшие, но уж наверняка запомнившиеся обоим годы. Псих не хотел, чтобы Атаман насторожился раньше времени, поэтому взял все четыре бутылки в обе руки, самим своим видом демонстрируя безоружность. Он не опасался инвалида. Просто, помня Атамана по лагерю, не хотел усложнять обстановку.
Сейчас они зайдут в дворницкую. Там Атаман тихо умрет (это важно, чтобы тихо). Причем не сразу, примерно через полчаса, чтобы поменьше оставалось ждать доктора Орлову. Удар ножом в коридоре диспансера — и быстрый отход. К сожалению, больные-свидетели в «уголовке» могут вспомнить про встречу двух старых приятелей. Ведь Атаман записан на прием. Могут даже составить его фоторобот, особенно если свяжут смерть докторши со смертью Атамана. Но здесь очень много факторов, которые помешают ментам докопаться до него: неизвестно, когда обнаружат труп Атамана, объединят ли дела по двум убийствам, найдут ли свидетелей их встречи, которые, строго говоря, свидетелями убийства уже не будут, так как наверняка покинут диспансер раньше.
Ознакомительная версия.
