Следовал пригородный адрес.
«…Извольте позвонить по телефону… и уточнить удобное для господ журналистов время».
* * *
Реми появился на Смоленке около пяти. Он как-то неловко потоптался на пороге, словно видел эту квартиру первый раз, потянул носом воздух, и лицо его приняло, как показалось Алексею, растроганное выражение.
Кис не ошибся: погрузившись в атмосферу его холостяцкой квартиры, пахнувшей табаком и пылью, небогатой и не очень-то прибранной, Реми вдруг ощутил прилив какого-то умиления… В этом кусочке земного пространства размером в каких-то восемьдесят квадратных метров было заключено, как в волшебном сосуде, тепло неподдельных человеческих отношений. Глядя на встрепанного Алексея, чьи курчавые непокорные волосы, взъерошенные в раздумье пятерней, комично торчали в разные стороны, чьи глаза были устремлены на Реми с беспокойством, Реми почувствовал прилив благодарности до спазма в горле — за это беспокойство, за этот вопрошающий взгляд, за готовность разделить любое чувство, мысль или проблему, которую ему может выложить Реми…
Осознав, что он подозрительно замер на пороге, а глаза его странно заблестели влагой, Реми быстро прошел в кухню, роняя в оправдание на ходу: «Устал. Знаешь, не очень много пришлось спать сегодня ночью…»
— То-то я смотрю, ты осунулся… Даже загар твой как-то полинял за эти дни. Я уж было подумал, что эта проклятая страна на тебя так влияет — мы тут все озабоченные… Но если это от сегодняшнего недосыпа — то все в порядке! Я всегда ратую за озабоченность, если это озабоченность — сексуальная! — хохотнул он. — Где ты пропадал весь день?
— Сейчас расскажу, дай допить… — Реми набрал полный стакан из-под крана и, опрокинув голову, шумно заглатывал холодную воду. — А ты как провел день, что ценного накопал?
— Я на Ленинском был…
— А я на даче…
— Ты знаешь, что я обнаружил?..
— А Ксюша, знаешь, едва не влипла в новую историю!..
Проговорив одновременно минут пять, детективы утихли, уставившись друг на друга.
— Давай по очереди, а? — предложил Кис. — Начинай! — великодушно уступил он.
— Ты начинай, — устало соперничал в любезности Реми, — а то у меня долгая история.
Кис ломаться не стал и быстро отчитался о своем бесплодном броске на Ленинский и о статье под псевдонимом.
Выслушав Киса, Реми заметил, что на роль убежища для секретных документов наиболее реальной кандидатурой ему представляется дача, по той простой причине, что Паша с Варей что-то об этом знают. Во всяком случае, у него, у Реми, сложилось именно такое впечатление.
— Ты прав, кажись… — задумчиво почесал в затылке Кис. — Тогда… Знаешь что? Надо там делать не осмотр, как мы с тобой сделали, а настоящий обыск. Борис — или кто там за ним стоит — рассуждал, видимо, как и я, и на Ленинском они весь дом перевернули. А на даче смотрели поверхностно… Надо будет у него парней попросить для обыска — одни мы с тобой там трое суток просидим. А что насчет «Константина Завьялова» думаешь?
— Что в тебе погиб актерский талант.
— Реми!
— Скажи, дружище… Я правильно понял, что непосредственным заказчиком Андрея является вовсе не сама фирма Версаче, а люди, которые занимаются в России «раскручиванием» этой марки?
— Не ошибся.
— Следовательно, люди это русские и денежные. А русские люди, имеющие большие деньги, — это, как ты мне сам объяснил, люди мафии. Верно?
— Примерно так.
— Значит, люди опасные… Неспроста Андрей Зубков так испугался, когда мы раскопали его шашни с Тимуром по рекламе! Тогда понятно, почему Александра печатала подобную статью под псевдонимом…
— Реми, она в любом случае не могла напечатать две статьи с интервалом в два месяца между их выходом, с диаметрально противоположными точками зрения, под одной и той же фамилией! Согласись, для уважающего себя журналиста это просто невозможно: сегодня утверждать одно, а завтра — другое!
— И все-таки я думаю, что она хотела скрыть факт своего авторства второй статьи от Андрея и его заказчиков…
— Тут я с тобой полностью согласен.
— И что мы с этого имеем?
— Пока не знаю. Поживем — увидим… Давай рассказывай свои похождения, твоя очередь!
…Александре не у кого было искать ни поддержки, ни совета: родители и сестра в качестве советчиков исключались — во всей семье Саша была самым трезвым и деловым человеком. Андрей? Рискованно. Не следовало ставить его в положение человека, мучительно решающего, что важнее: долг старой дружбы — или долг служения хозяевам, хорошо эту службу оплачивающим…
И Александра не выдержала психологического прессинга Тимура — позвонила по указанному в розах номеру.
— Что вам от меня нужно? — высокомерно спросила она, услышав голос Тимура.
— Сашенька, мы же перешли на «ты», когда чокались у Андрея за твои блистательные успехи!
— Что вам от меня нужно? — упрямо повторила Саша.
— Чашечку кофе! — промурлыкал Тимур, как кот Матроскин. — Всего лишь чашечку кофе вдвоем! Поговорим мирно, как старые друзья…
— Мы не старые друзья. Мы старые враги.
— Ну зачем же так… — слащаво улыбнулся в трубку Тимур. — Я тебя давно простил…
— Вы — меня??? Простили?!
— Конечно, Сашенька. Ты мне причинила много боли… Но это дело прошлое. А кто прошлое помянет, тому глаз вон — правильно?
— Глаз — не глаз, а я вашу «чашечку кофе» не забыла! И не простила! И больше не хочу — с тех пор сыта вашим «кофе»!
— Ой, какие мы пугливые маленькие девочки! Ты все еще та студенточка, которая мне так нравилась! Непримиримая, гордая… Это хорошо, что ты осталась такой. Мне льстит, что такая девушка, как ты, придет ко мне в гости.
— С чего это вы взяли, что я приду?
— Придешь, милая, куда денешься! Ты ведь не захочешь, чтобы старичок Тимур на тебя сильно обиделся? Потому что, я хоть и старенький стал, — кокетничал Тимур, которому было сорок семь лет, — но, — как и ты — гордым остался. И наказываю тех, кто меня обижает. А к тебе, Сашенька, у меня расположение особое. Я обижать тебя не хочу — не обижай и ты меня. Приходи на кофеек.
— Зачем?
— Обсудим дела.
— У меня нет с вами дел.
— Ох, и терпеливый же я! Просто диву даюсь… Что делает с людьми любовь! Другой женщине я бы не простил такого гонора! А в тебе — люблю, люблю твой гонор, твой независимый характер — вот ведь какая, знаешь, что у меня в руках, а ерепенишься! Ну, мне это только в радость… Мы, значит, на делах остановились. У меня, Сашенька, к тебе есть некоторые предложения. И поскольку ты девушка с характером, мне пришлось прибегнуть к небольшому шантажу, чтобы вынудить тебя пойти на контакт со мной… Ты уж извини старика. А разговор у нас с тобой будет действительно деловой.
— Я знаю, какие дела означает «чашечка кофе»! Ученая! Горьким опытом… И повторять его не намерена!
— Что ты, радость моя, что ты! Я уже импотент, мне уже не до развлечений с девушками!
Саша недоверчиво замолчала.
— А как ты думаешь, не будь я импотентом — жил бы я один? А я ведь один живу, Сашенька, женщины у меня нет уже давно — об этом все знают. Приходи. Когда тебе удобно. Я твою дамскую безопасность тебе гарантирую. Ничего такого не произойдет, чего ты сама не захочешь. Слово чести.
Как будто у этого человека была честь! Но если у него и не было чести, то у Саши не было выбора.
Она поехала на дачу к Тимуру в ближайшую же субботу.
* * *
Ксюша слушала историю, рассказываемую Александрой, как триллер. И самое ужасное в этом триллере было то, что главным действующим лицом в нем была ее любимая сестра — умная, гордая, независимая Александра, пример для подражания, объект обожания и так далее, и так далее, и так далее…
Саша машинально водила пилочкой по ногтям и уже, не замечая того, спилила один ноготь наполовину, но Ксюша была не в силах остановить Александру. Отрешенное, побледневшее лицо сестры, жесткий прищур ее миндалевидных темных глаз, гневно и немного хищно заострившийся нос, выражение презрительного омерзения, кривившее ее красивые черты, — все это было необычно и тяжко для Ксюши. Сердце ее разрывалось от жалости, сочувствия, обиды за Сашу и стыда за свою бестактность, с которой она настояла на этих трудных, болезненных воспоминаниях.
Но то, что она услышала потом, не шло ни в какое сравнение с первой частью истории Александры. Это было уже не тяжело — это было невыносимо слышать. Молча, со слезами в больших карих глазах, она смотрела на сестру, не в силах произнести ни звука, не в силах ни остановить ее, ни продолжать и дальше содрогаться от каждого ее слова…
* * *
Реми максимально сократил подробности первой части своей истории поездки на дачу — язык не повернулся рассказать, в каком виде он обнаружил Ксению. Он только заметил коротко, что ей собирались ввести в вену укол, видимо, наркотик…
Дальше пошло легче. Когда он принялся описывать взятие Барбары в заложницы, к нему уже вернулось чувство юмора, и он закончил почти весело, с энтузиазмом повествуя о сделанных им на даче открытиях.
