Генри Мэтьюз с ним солидарен, и Монро может рассчитывать на его понимание и поддержку. Министр встречается с новоиспеченным главным комиссаром в Уайтхолле, чтобы обсудить текущее положение дел. С отставкой «неудобного» Уоррена закончились раздоры, продолжавшиеся последние три месяца. Три месяца, пока Потрошитель орудовал на улицах Лондона, в кабинетах высших полицейских чинов шла борьба, которая ничуть не способствовала продвижению расследования.
— Вы понимаете, Монро, что это не может продолжаться? Еще одно или два таких убийства — и полиция будет окончательно дискредитирована. Снова будет поднят вопрос, как это уже неоднократно случалось, о сокращении полицейского аппарата и ассигнований на его содержание. И подобные предложения могут отныне рассчитывать на поддержку. Вы понимаете, чем это в итоге обернется?
— Да, и я уверен, сэр, что мы сумеем решить вопрос независимо от результатов расследования. Смею вас заверить, что наши сотрудники, включая Роберта Андерсона, понимают серьезность ситуации, и мы готовы сделать все, чтобы прекратить эту истерию с Джеком-Потрошителем.
Чиновники обмениваются понимающими взглядами.
— Я рад, что вы со мной солидарны! — кивает Мэтьюз.
Джеймс Монро еще раз навещает Томаса Баллинга, чтобы лично сказать ему, что письма Потрошителя больше не должны приходить в Центральное агентство новостей. Монро приезжает к дому Баллинга вечером двенадцатого ноября. Оглядевшись, он входит в дом и поднимается по лестнице к квартире журналиста. Дверь в нее не заперта. Монро толкает ее рукой в перчатке, переступает порог и проходит в кабинет Баллинга. Он исполнен дурных предчувствий, и они полностью сбываются.
Томас Баллинг мертв — кто-то перерезал ему горло. Журналист сидит за своим столом, уткнувшись лицом в бумаги. Лужа крови, растекшаяся по столу, замарала все, в том числе и черновики писем Потрошителя, которые теперь необходимо уничтожить. Монро не собирается заниматься этим в одиночку. Он высовывается в окно и зовет одного из своих детективов.
Пока тот спешит наверх, Монро осматривает комнату. Очевидно, Томас Баллинг был пьян настолько, что даже не сопротивлялся. Нет никаких следов борьбы.
— Бедный дурак! — восклицает Монро.
Баллинг вышел из игры как раз вовремя, когда его услуги были больше не нужны. Для Джеймса Монро это, скорее, явилось удачей, но ему по-человечески жаль журналиста.
Гарольд Дарлинг открывает дверь и вдыхает застоявшийся запах сырого дерева, который, сдается ему, никогда уже не изгнать из этого дома, сколько его ни протапливай. Никто не встречает его. Очередной слуга, нанятый на днях, оставил дом почти немедленно. На этот раз к непонятным шорохам и шагам, составлявшим предмет жалоб его предшественников, прибавился непонятный запах, который иногда появляется в доме. Источник запаха остаетсяся неустановленным — с газовыми трубами все в порядке, и прибывший для их осмотра мастер не обнаружил ничего подозрительного. Дарлинг раздевается в прихожей и прислушивается к тишине в доме. Уолтера Сикерта в тот вечер нет здесь, он перебрался к заболевшей супруге. Тем не менее Гарольд Дарлинг явственно ощущает чье-то присутствие. И не успевает он войти в гостиную, как где-то в глубине дома отчетливо раздаются скребущие звуки.
В этой части дома нет газовых рожков, а окна в коридоре закрыты ставнями. Дарлинг приближается к одной из дверей с керосиновой лампой в руке. Кажется, звуки доносились отсюда — из пустой комнаты, которой он, как и прежние владельцы, не нашел применения.
— Кто здесь?
— Ради бога, откройте! — раздается за дверью знакомый голос.
Дарлинг ставит фонарь на стол в коридоре и отпирает дверь ключом, который носит в кармане. Перед ним стоит Фрэнсис Томпсон — взъерошенный, с безумными глазами. Он похож на выходца с того света.
— Бог мой, Дарлинг!
— Это я должен был сказать — Бог мой! Что вы здесь делаете?
— Сейчас я вам все объясню! — обещает тот. — Только дайте мне согреться.
Минутой позже в гостиной Дарлинг разжигает огонь в камине. Томпсон мрачно следит за ним, сидя в кресле.
— Признайтесь, друг мой, взломщик из вас никудышный! — со смешком говорит писатель. — Вы ухитрились запереть самого себя! Я рассказывал вам историю о чикагском грабителе, который, выбираясь из ограбленного, дома застрял в узком окне вместе с мешком?
Томпсон не смеется.
— Я не запирал себя, — сообщает он серьезно. — Когда я вошел в комнату, дверь сама по себе захлопнулась, и щелкнул замок. Потом мне показалось, что я слышу смех.
— Это вряд ли. В доме больше никого нет, но мне тоже иногда кажется, что я слышу смех. Вероятно, какой-то любопытный звуковой эффект.
— И вам это не кажется странным?
— Кажется, но я привык, — Дарлинг пожимает плечами. — Так уж устроен человек — дайте ему срок, и он привыкнет к чему угодно. К тому же, как вы помните, я американец, а мы люди практичные.
— Шутите, шутите! — Бренди приводит поэта в возбужденное состояние, щеки его наливаются краской. — Сейчас у вас пропадет желание шутить! Вы ведь еще не знаете, почему я здесь!
— Да, не знаю, и очень надеюсь узнать — не сочтите за назойливость, но все это выглядит очень странно.
— Вы помните письмо Потрошителя?
— То, что написал ваш друг Томас Баллинг?!
— Баллинг… — эхом отзывается Томпсон. Слышно как его зубы стучат о край рюмки.
— Да что с вами, вы совсем замерзли!
— Нет-нет… Просто мне страшно, Дарлинг.
— Ну-ну полно вам!
— Вы так говорите, потому что ничего еще не знаете, — журналист нервно хихикает. — Баллинг мертв! Он мертв, Дарлинг! Кто-то перерезал ему горло. Я зашел к нему, чтобы поговорить, и нашел его убитым. Его лицо еще было теплым, а это значит, что его убили незадолго до моего прихода! — Говоря это, он пристально смотрит на огонь, будто лунатик, завороженный чудесным видением. — Я мог столкнуться с его убийцей, я мог спасти Баллинга, если бы пришел чуть раньше! Когда я узнал, что именно Томас пишет эти письма, я возненавидел его всей душой. Но вы же знаете, что я не убийца! Баллинг помог мне получить место в «Таймс», с какой стати я стал бы его убивать?!
Томпсон волнуется так, словно обвинение в убийстве ему уже предъявлено.
— Успокойтесь, — предлагает Дарлинг. — Насколько можно судить по недавним убийствам, полиция вряд ли выйдет на вас — если вы, конечно, не оставили на месте убийства записку с вашими именем и адресом. Но кто, по-вашему, мог это сделать?
— Я знаю, кто это сделал, Дарлинг! Тот же, кто убивал женщин в Ист-Энде. Джек-Потрошитель, вот кто! Но мне нужны доказательства…
— Да уж, без них не обойтись, — осторожно замечает литератор. — Впрочем, в любом случае, мы ведь не знаем, кто Потрошитель!
— Я знаю, Дарлинг, я знаю!
— Вот как.
— Зачем, вы думаете, я пришел сюда?!
— Теряюсь в догадках. Неужели вы искали следы Потрошителя в моем доме?
— Можете смеяться, но это так. Нет, я не думаю, что это вы бродите по Ист-Энду с ножом. Однако и встречи с вами я хотел избежать, чтобы не тратить время на объяснения. Вы ведь мне не верите, не так ли?
— Хорошо, только для начала объясните — как вы узнали, что дом будет пуст?
— Стивен сказал мне, что Уолтер отправился к жене. И он же сообщил мне, что вы опять остались без слуги. Я влез через окно со стороны сада, там у вас оторван ставень.
— Я знаю.
— Еще я разбил стекло, простите!
Дарлинг разводит руками. Он не знает, что сказать, и ждет от своего странного гостя дальнейших объяснений.
— Я говорил о письме… То, что было прислано перед убийствами тридцатого сентября. Баллинг не писал его. Он признался, что остальные письма — его рук дело, но не это!
— Хорошо, пусть так, однако вы, кажется, придаете этому какое-то особое значение.
— О, да! Там была строчка, Дарлинг, строчка, которая поразила меня, словно молния, простите за банальность! Вы, конечно, не помните текст письма, я вам процитирую, по памяти. Можете быть уверены в точности цитаты, потому что это проклятое письмо я перечитал, по меньшей мере, сто раз: «Я продолжу охотиться на шлюх и БУДУ РЕЗАТЬ ИХ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОСТАЮСЬ СВЯЗАННЫМ!» Звучит несколько странно, не правда ли?
— Немного загадочно.
— Это строка из одного моего старого стихотворения, Дарлинг: «Я буду рвать свои путы и резать их до тех пор, пока остаюсь связанным!» И тот, кто послал письмо, знал, что оно попадется мне на глаза. Он знал, что я ищу Потрошителя, и хотел поддразнить меня! Тогда, первого октября, когда я прочитал это письмо, я понял, что он бросает мне вызов. Ему стало скучно, вот в чем дело. Представьте себе, что еще с первого убийства он ждет возмездия!
Дарлинг машинально кивает, следя за ходом его рассуждений.
