— Тетя Касилия вчера вечером сказала, в числе прочего, что приличия — дело святое, а воздержание — вовсе нет, — сообщила Даниэль позднее, когда подали кофе. Глаза ее лукаво блестели.
Я удивился, рассмеялся, поцеловал Даниэль и через некоторое время отвез ее на Итон-сквер, как того и требовали приличия. На следующий день у меня были скачки в Виндзоре. Я оставил машину на железнодорожной станции и доехал до жокейских ворот ипподрома, рядом с которыми была расположена весовая, на такси.
Принцессы в тот день не ожидали: ее лошади в скачках не участвовали. У меня было две лошади Уайкема и две лошади тренера из Ламборна, и мне во всех четырех скачках удалось занять первое или второе место. Владельцы были рады, конюхи довольно ухмылялись. Сияющий Банти Айрленд сообщил, что у меня, видать, пошла счастливая полоса, самая большая за всю мою жизнь. Я прикинул, каковы шансы, что в четверг я упаду и что-нибудь себе сломаю, и понадеялся, что этого не случится и что Банти таки прав.
Помощник пообещал отвезти меня на станцию на своем фургончике. В моей просьбе не было ничего необычного. Он читал вслух заметки из «Знамени», не скрывая своего неодобрения.
— Если им верить, жизнь — это потные подмышки, грязный секс и наркоманы, умирающие в общественных туалетах! — Он швырнул газету на скамейку.
— А на самом деле жизнь — это оплатить счет за газ, не забыть про день рождения жены, выпить пива с приятелями, и все такое. Садитесь в машину. Кит, она у самой весовой. Я сейчас.
«Жизнь, — подумал я, выходя на улицу, — это стремительные прыжки через препятствия, состязание в учтивости, любовь под душем… Каждому свое».
Я без приключений вернулся в гостиницу и позвонил Уайкему.
— Где тебя носит? — проворчал он. — Тут тебя спрашивают.
— Кто? — поинтересовался я.
— Не сказали. По крайней мере, человека четыре. Целый день звонят. Где ты?
— У знакомых.
— А-а.
Он не стал расспрашивать. Ему было все равно. Мы поговорили о его лошадях, занявших первое и второе места, и обсудили тех, которых мне предстояло тренировать завтра утром.
— Один из тех мужиков, которые звонили, приглашал тебя на какой-то ленч в Лондоне, — сообщил Уайкем, словно только что вспомнил. — Они и меня приглашали. Спонсоры той скачки, в которой участвовал Ледлэм, — помнишь, в субботу. Там будет принцесса, и они хотели пригласить нас тоже. Они сказали, это замечательная возможность, потому что завтра ни у тебя, ни у меня скачек не будет. Они это узнали из программы скачек.
— Вы поедете?
— Нет-нет! Я сказал, что не могу. А ты приезжай пораньше, чтобы успеть управиться с лошадьми.
Я согласился и пожелал ему спокойной ночи. — Спокойной ночи, Кит, сказал он. Я позвонил домой. На автоответчике среди прочих сообщений был и звонок от спонсоров скачки, в которой участвовал Ледник. Они действительно приглашали меня завтра на ленч. Сообщали, что будут очень рады, если я смогу вместе с ними и принцессой отпраздновать нашу победу в их скачке, и просили перезвонить по оставленному номеру.
Я перезвонил. Мне ответил автоответчик, который переадресовал меня по другому телефону, и там я наконец нашел главного спонсора.
— Вы можете приехать? Это просто замечательно! — сказал он. — В двенадцать тридцать в ресторане «Гинеи» на Керзон-стрит. До встречи. Будем очень рады.
Скачки делают спонсорам хорошую рекламу, поэтому спонсоры не скупятся на расходы. Между теми, кто имеет отношение к скачкам, существует негласное соглашение о том, что спонсоров следует ценить и уважать, и поэтому жокеи по возможности стараются принимать подобные приглашения. А кроме того, я хотел побывать там, чтобы поговорить с принцессой.
Я ответил на прочие звонки — ничего важного, — потом позвонил Холли.
— Бобби говорил с отцом, — сообщила она. — Эта скотина заявила, что он приедет, но только при условии, что здесь будешь ты. Бобби это не понравилось.
— А Бобби сказал, что я и так буду?
— Нет. Он решил спросить у тебя, стоит ли об этом говорить. Он обещал перезвонить отцу. Мне это понравилось не больше, чем Бобби.
— Зачем это я понадобился Мейнарду? — спросил я. — Я вообще думал, что он нипочем не явится, если узнает, что я буду.
— Он сказал, что поможет Бобби избавиться от тебя раз и навсегда, но для этого нужно, чтобы ты был там.
«Опаньки! — подумал я. — А я-то хотел застать его врасплох!»
— Ладно, — сказал я. — Пусть Бобби ему скажет, что я приеду. Где-нибудь часа в четыре. Мне еще надо побывать на ленче со спонсорами в Лондоне.
— Кит! Что ты задумал? Пожалуйста, не делай этого!
— Надо.
— У меня такое предчувствие…
— К черту предчувствие. Как там малыш?
— Ой, и не спрашивай! Никогда не заводи ребенка! Это такой ужас!
Я забрал из камеры хранения все четыре кассеты, взял еще шесть чистых и поехал в Чизик. Даниэль сидела на своем обычном месте. Я оглянулся по сторонам и поцеловал ее.
— Привет! — сказала она, улыбаясь мне одними глазами.
— И тебе привет.
— Ну как дела?
— Две победы, два вторых места.
— И ни одного падения?
— И ни одного падения.
Она заметно расслабилась.
— Ну я очень рада, что с тобой все о'кей.
Из коридора, ведущего к монтажной, появился Джо, сказал, что уже изгрыз все ногти от безделья, и спросил, не привез ли я случаем свои кассеты, которые надо было смонтировать. Я дал ему четыре кассеты, которые перед тем положил на стол Даниэль, он схватил их и уволок к себе в логово.
Я пришел туда вслед за ним с чистыми кассетами. Джо просмотрел все интервью одно за другим и был явно потрясен.
— Вы можете сшить их вместе? — спросил я, когда последнее интервью закончилось.
— Конечно, — угрюмо ответил он. — Только здесь не хватает связок между сюжетами. У вас есть еще какие-нибудь записи? Что-то типа пейзажей и тому подобного?
Я покачал головой.
— Я об этом не подумал.
— Потому что нехорошо пускать голос под пустой экран, — объяснил Джо. — Нужно что-то показывать, чтобы зрители не отвлекались. Ну ничего, поищем в библиотеке что-нибудь подходящее.
В дверях появилась Даниэль.
— Ну как дела?
— Ты хоть знаешь, что там на этих кассетах? — осведомился Джо.
— Нет. Кит не сказал.
— Тем лучше, — сказал Джо. — Когда я управлюсь, испытаем фильм на тебе. Проверим, какая будет реакция.
— О'кей, — согласилась Даниэль. — Сегодня, слава богу, ночь спокойная, новостей нет.
Она ушла, а Джо усадил меня перед микрофоном и заставил рассказать, кто такие Перрисайды, и где живет Джордж Таркер, и кто такой Хью Вонли. Я попросил его расположить интервью именно в этом порядке.
— Ну вот, — сказал наконец Джо. — Теперь идите поболтайте пока с Даниэль, я тут сам управлюсь. Если вам не понравится то, что выйдет, можно будет запросто переделать.
— Вот чистые кассеты, — сказал я. — Когда фильм будет готов, сделайте, пожалуйста, копии.
Джо взял одну из кассет, содрал целлофановую обертку и сунул кассету в магнитофон.
— Раз плюнуть, — сказал он. Он провел в монтажной часа два-три. Пару раз он, насвистывая, выходил оттуда проверить, не нужно ли чего от него шефу — шефу ничего не нужно было, — говорил мне, что сам Спилберг не смог бы снять лучше, наливал себе кофе из кофеварки и, все так же насвистывая, удалялся обратно.
Даниэль время от времени занималась сюжетом о сексуальном маньяке, который подкарауливал свои жертвы на автобусных остановках и только что был пойман. Она говорила, что, возможно, эта новость и не пойдет, но надо же людям чем-то заниматься. В тот вечер не было ни Девил-Боя, ни пожаров на нефтехранилищах.
Даниэль сказала, что тетя Касилия очень ждет завтрашнего ленча и надеется, что я тоже там буду.
— А ты будешь? — спросил я.
— Не-а. Тетя Касилия попросила бы, чтобы они пригласили и меня тоже, но завтра в Лондоне будет проездом моя школьная подруга, и мы с ней вместе обедаем. Мы уже давно договорились, я не могу отменить эту встречу.
— Жалко.
— А ты пойдешь? Что ей передать?
Я кивнул.
— С утра я тренирую ее лошадей, а потом приеду на ленч.
Тут появился Джо. Он потягивался и разминают пальцы.
— Пошли, — сказал он. — Посмотрите, что получилось.
Мы все отправились в монтажную — шеф тоже пошел с нами — и расселись на стульях, принесенных из соседних комнат. Джо включил магнитофон, и на экране появилась полная версия телеинтервью Мейнарда с его мучителем. В конце ее приводился список фирм, которые приобрел Мейнард. Потом еще раз повторялся рассказ интервьюера о Метавейне, и потом на фоне лошадей на ньюмаркетском Поле зазвучал мой голос, рассказывающий о том, кто такие майор Перрисайд и его супруга и как они живут теперь. Потом на экране появилась чета Перрисайдов, трогательных и отважных. Когда интервью закончилось, еще раз повторился список фирм, перешедших в руки Мейнарда, и на этот раз он остановился на упоминании фирмы «Перфлит Электроникс». Вслед за этим пошли виды болот в устье Темзы и снова зазвучал мой голос, представляющий Джорджа Таркера. Интервью снова было показано полностью. Когда дошло до того места, где старик со слезами на глазах рассказывал, как его сын покончил жизнь самоубийством, Даниэль тоже прослезилась.