Ознакомительная версия.
— Что?!
— Да, вы негодяй. И я желаю вашей прекрасной жене долгих лет жизни. Вы отлично знаете, что у вас против Анны ничего не было. И вы сделали ставку на то, что я стану ее дразнить и выведу из равновесия. Вам же для полноты картины не хватало только моего трупа, не так ли? Именно для этого вы меня сюда и привезли, разве нет?
— Лиза, вы все неправильно поняли!
— Ну да, расскажите мне! Не надо выкручиваться, вы...
— Простите, что вмешиваюсь. — Штольц вклинивается между нами. — Госпожа Климковская, у нас с вами много дел. Не могли бы вы поспорить с полковником в другой раз?
— А дела перенести нельзя?
Мне как раз хочется поскандалить, и полковник вполне подходит для этого.
— Нет. Прошу, присаживайтесь и начнем.
Я презрительно отворачиваюсь от Слисаренко и сажусь в кресло. Ладно, потом с ним доссорюсь. А куда подевался Рыжий?
— А где?..
— Ваш спутник, красивый молодой человек? — Штольц поднимает голову от бумаг. — Он ушел сразу, как только вывели арестованных. Поговорил о чем-то с человеком, с которым вы ссорились, и ушел.
Что за дела? Куда подевался Рыжий, как он мог оставить меня в такое время? Хотя я догадываюсь, почему он ушел.
— И ты не знаешь, где он сейчас? — Старик наливает в чашку молоко. — Пей, Лиза, Олег Весняк принес сегодня свеженькое. А пироги Татьяна испекла, ешь.
Я сижу в доме Старика, он угощает меня. Рядом устроился белобрысый пацаненок. Он смотрит на Старика влюбленными глазами, а на меня поглядывает настороженно.
— Василек, нам с Лизой надо поговорить.
— Хорошо, дедушка. Я пойду к тете Тане?
— Только шапочку надень, на улице холодно.
Мальчик исчезает за дверью, напоследок бросив на меня хмурый взгляд. Что же, понимаю. Не слишком приятно, когда тебя выгоняют из-за стола именно тогда, когда начинается интересный разговор. Вот только он не для твоих ушей, так что извини, Малый.
— Ты ищешь Вадима?
— Везде. И Стас искал. Я не знаю, куда он мог подеваться, но я должна найти Рыжего и посмотреть этому негодяю в его бесстыжие глаза.
— Вот как. — Старик задумчиво смотрит в окно, за которым размахивают голыми ветками деревья. — А что потом? А, Лиза?
— Потом... я скажу ему, чтобы не сходил с ума.
— И все?
— Нет. Я скажу ему, что была дурой и не ценила его.
— Лиза!
— Пап, не дави на меня. Да, я скажу, что люблю его. Что мне неуютно жить без него — вот уже два месяца. Я попрошу, чтобы он вернулся... если, конечно, не нашел себе другую. Я понимаю, что со мной бывает непросто, но он тоже не сладкий петушок на палочке. Я хочу, чтобы он вернулся.
— А Стас?
— Он тоже считает, что Рыжий спятил.
— Я не об этом, Лиза.
— Мы со Стасом пришли к согласию. Он долечивает легкие на Кипре, мы общаемся, но... все в прошлом. Мы просто друзья, как когда-то давно, и если бы Рыжий не отколол этот номер, все вообще было бы хорошо.
— Но у него есть причины для такого поступка. — Старик серьезно смотрит на меня. — Вадим счел, что больше не имеет права...
— Глупости! Деньги не имеют значения, они не изменили для меня ничего.
— Он решил иначе.
— Он просто спятил. Где он?
— Я не знаю.
Старик знает, я уверена, но почему-то не хочет мне сказать. Почему? Считает, что я в чем-то виновата? Из-за этого проклятого наследства я потеряла мужчину, которого, как оказалось, любила. И поняла это только тогда, когда он исчез. Господи, эта мужская гордость, которую они для себя изобрели! Где это видано — отказаться от женщины только потому, что на нее ни с того ни с сего свалилась куча денег? Я понимаю, что куча огромная, но ведь я осталась все та же! И даже Старик не хочет мне помочь, а должен!
— Пока шло расследование, я как пришитая сидела в Германии. Я оборвала телефон, разыскивая Рыжего, а он...
— И чем там все закончилось?
— Анну осудили пожизненно, Андрей выйдет через два года — на нем смерть Деберца, это доказано, хотя, по-моему, ему за Деберца надо медаль дать, а не сажать в тюрьму. Но суд посчитал иначе. Было доказано, что мать заставила его, он не хотел ничего плохого и не знал о настоящих планах Анны. А потом она убедила сына, что он тоже повязан. Андрей — слабый человек. У него был выбор: либо донести на мать, либо помогать ей. Лично я не держу на него зла. Кто знает, как бы я повела себя на его месте. А потому, когда он выйдет, получит половину того, что Клаус оставил мне.
— Ты с ним поделишься?
— Да, поделюсь. Мне жаль его, правда. Он ни в чем не виноват. Вот только я не понимаю, почему Анна не пожалела сына и втянула его в эту историю?
— А ты теперь как?
— Ну а что я? Я пока ни в чем не разобралась, там куча каких-то дел, людей, которые от меня чего-то требуют, а мне хочется одного: уехать с Рыжим куда-нибудь далеко, где нет зимы, и пускай они там как хотят, я не участвую в их возне, мне это неинтересно. Я никогда не буду такой, как они, да и не нужно мне это.
— Я знаю, Лиза. Хорошо. Сходи, погуляй до обеда. Кстати, я тебя так и не поблагодарил!
— За что?
— Не за что, а за кого — за Василька. Знаешь, когда эта мелкота появилась на пороге и прохрипела: «Я от Лизы!», я так обрадовался. Ты... ты хорошая девочка, Лиза. Всегда была такой, а Василек...
— Мне показалось, что тебе именно этого не хватает.
— Да. Мы нашли его мать, сейчас идет пересмотр ее дела, и если все пойдет хорошо, то скоро она выйдет на свободу, а дальше видно будет. Мальчик учится, мы с ним большие друзья. Ну, иди, погуляй немного.
Я выхожу со двора и иду по знакомой улице. Здесь я чувствую себя дома. Не там, где шумный город проколол небо зеркальными небоскребами, не в хмуром и чужом доме недалеко от Бонна, а тут, где разоренные заборы, небольшие кирпичные домики с верандами, речка — за зеленым зданием закрытого интерната. У государства на детей нет денег. И пускай они гибнут на улицах, сбиваются в волчьи стаи, превращаясь в преступников, — никому до этого дела нет... Тут я дома. А сейчас иду в гости...
Зеленые туи качаются на ветру, словно гимнастикой занимаются — наклон влево-вправо, и снова. Их лица такие знакомые. Танька поставила памятники Ирке и Куку. Да я и не сомневалась в этом. И фотографии хорошие нашла — наверное, у Старика взяла. Ласковая улыбка Кука и свежее смуглое Иркино личико. Куда девается душа? Неужели и правда это просто сказка, чтобы утешить нас на пороге вечности? Я не верю. Что-то есть, не может не быть. Там есть ОН. Что-то там должно быть, иначе все, что есть тут, псу под хвост.
— Я знала, что ты сюда придешь.
Танька стала еще толще и одета в жуткую китайскую куртку.
-Да.
— Привет, балерина. Не загордилась?
— С чего бы?
— А почему нет? — Танька садится рядом. — Смотри, какие я им памятники поставила. Кстати, это ты хорошо придумала — прислать Малого к Старику! Только ты могла такое сотворить! Ну ничего, доведем парня до ума, куда ж его теперь. Так ты Рыжего ищешь?
— Ну да. Представь: взял и бросил меня!
— Гордый. Не захотел, чтобы думали, будто он ради денег...
— Не гордый, а дурной. Кто бы подумал? А если б и подумал, что с того?
— Да так-то оно так...
— И ты туда же! Черт, ну где его теперь искать?! Лег на дно — и нет его!
— А тебе что с того?
— Не твое дело.
— Узнаю тебя. Ладно, пойдем обедать, балерина, батя ждет.
Я не хочу обедать. С того времени как исчез Рыжий, мне ничего в горло не лезет! Как он мог так со мной поступить? Разве он не знал, что я не могу без него? А вот он без меня, похоже, запросто обходится.
— Мне пора, — говорю я Старику.
— Уже?
— Да. Похоже, я зря приехала.
— Я всегда тебе рад, Лиза. На ночь глядя никуда ты не поедешь. Иди спать.
— Ладно.
Какая разница, утро или вечер? Мне все равно, даже зима не раздражает, настолько все безразлично.
— Ложись, дочка. — Старик гасит свет. — Вон, Василек спит уже — и ты спи, утро покажет, как жить дальше.
Его ладонь гладит мои волосы — как когда-то давно, когда все были живы.
Утро серое и безрадостное, я сижу на кровати — комната знакома до последней трещинки на потолке. Я дома, но тяжесть внутри не уменьшилась. Я ехала сюда за спасением, с последней надеждой — и все зря. Рыжий никогда не вернется ко мне. Я поняла это в тот самый момент, когда увидела, что он ушел.
Интересно, кто громыхает на улице? Или Танька решила поупражняться с топором? Ее фигуру это не спасет.
— Вставай завтракать, балерина.
Ну вот, легка на помине. Я сползаю с кровати и иду умываться. Вода холодная, но это неважно.
— Пойди во времянку и принеси молоко — на полке банка трехлитровая стоит, да не разбей! — Танька несносна, там же мороз. — Давай, шевелись, пора завтракать, а мне от плиты никак не отойти!
Ладно, раскомандовалась! Пойду, что ж. Собственно, Танька тоже тут дома.
На улице серое утро оседает на плечи деревьев. Все-таки зима меня раздражает. И время тянется долго.
Ознакомительная версия.
