— Нет. Я другое думаю: на магазинных кассетах с порнухой Тимур переписывал свои фильмы. Только отступал на несколько минут, оставляя на кассете «родное» начало. Как раз для таких случаев, если вдруг кто нос сунет без ведома. Причем записывал не на всех подряд, часть из них так и остались нетронутой магазинной порнухой, а на нескольких он разместил свои шедевры порношантажа. И во втором списке слева — номер клиента, а справа — номер кассеты, где он выступает в главной роли.
— И, следуя твоей логике, «бомба» у нас просто под рукой?
— Именно. Съездим на Бережковскую набережную?
— Не съездим! Слетаем!!! А потом на Ленинский! Соберем все кассеты!
* * *
Но их затея удалась только частично. Из всех находившихся в обеих квартирах кассет только четыре содержали доморощенную Тимурову порнуху. По первому списку удалось установить личности «порнозвезд» — все были женщины, и все занимали приличные посты в разных московских фирмах и предприятиях.
Глядя на изощренно, с фантазией поставленные в дачном спортзале сцены, где спортивные снаряды служили совсем по другому назначению, Реми холодел при мысли о том, что не вздумай он утром следить за Ксюшей, то и она бы…
Кошмарные видения затеснились в его воображении. «Увозить ее отсюда! Увозить немедленно! Это моя девочка, моя, понимаете вы?! И я ее никому не отдам на поругание!..»
…Хорошо, что Кис был рядом. Он смотрел, сведя брови к переносице, на Реми.
— Хочешь, поедем, набьем этим гадам морду? — предложил он. — Вдвоем-то управимся! И тебе полегчает… Давай? А можно нанять специалистов по этому делу — они им все яйца, весь «куй» отобьют, впредь неповадно будет! Хочешь, а, Реми?
Реми улыбнулся вымученно, но благодарно. Он, конечно, никого нанимать не будет, но понимание и соучастие друга оценил. Все-таки Алексей тонкий человек, хоть частенько его прямота шокировала Реми… Жаль, что Кис не живет в Париже, где-нибудь рядом!
Впрочем, если бы он жил в Париже, то он был бы другим.
* * *
…Наркотик разгорался в крови, вместе с ним разгоралось желание, а воля и рассудок бессильно хлопотали с никому не нужными потугами. Александра не знала, как оказалась в роскошной спальне Тимура, на огромной кровати под балдахином. Ей вспомнилась сцена из феллиниевского фильма «Джульетта и духи»: лежит женщина, распростертая на кровати, а над ней склоняется необыкновенной красоты мужчина…
Над ней действительно склонялся очень красивый молодой мужчина, со сладкой, обещающей лаской вглядываясь в ее лицо. Тимура в комнате не было, были только двое: она и красавец.
Но она не вскочила, как Джульетта из фильма. Не убежала, не спаслась. Не было сил и не было желания убегать. А было желание совсем другое: отдаться этому парню. Причем было нестерпимо сильным, таким, что она торопила его мысленно — а может, и вслух, она уже не знала сама, — пока он, красуясь и ловя ее восхищенный взгляд, картинно раздевался перед нею. Александра застонала, когда этот юный Аполлон снял трусы — последнее прибежище, укрывавшее скульптурное великолепие его форм.
Наконец белокурый красавец приблизился к ней, протянул ей руку, помогая подняться с постели, и, прижавшись всем телом так, что она почувствовала его горячую плоть, обжег ее прикосновением к губам. Александре не нужны были никакие эротические игры, ей нужен был прямой секс, простой и грубый, без изысков — только бы спастись от этого жара, сжигавшего ее внутренности! Но мальчик и не думал торопиться. Он медленно, нарочно медленно и легко касался ее тела, раздевал ее, театрально и бережно снимая с нее каждую вещь.
Когда на Саше осталось только белье, замер восхищенно: Александра любила красивое белье, и на ней сейчас был прелестный французский гарнитур цвета спелой вишни, который необыкновенно шел ее светло-золотистой коже; но в данный момент она, право, меньше всего нуждалась в комплиментах.
Ей хотелось самой содрать с себя остатки одежды, и остановил ее не разум, не приличия, не гордость — а врожденное эстетическое чувство. Разыгрывавшийся спектакль было просто невозможно сломать столь выпадающим из стиля жестом, и она смиренно ждала, пока юное божество, вдоволь налюбовавшись ее бельем, неторопливо избавило ее от его пут.
Александра было набрала воздух полной грудью в предвкушении их совместного падения на кровать, но не тут-то было: красавчик играл следующую сцену — восхищения ее телом. Он пожирал ее глазами, он опустился перед ней на колени и смотрел блаженным взглядом снизу вверх, легонько поглаживая ее бедра. Александра не выдержала: поймав его крупные, красивой формы, горячие руки, она положила их себе на живот.
— Тс-с, — прошептал юноша, — тс-с, не будем торопиться… Эти мгновения столь прекрасны…
* * *
Саша не знала, что наслаждение можно превратить в пытку. Медленную пытку поджаривания на костре собственного желания. Она содрогалась от каждого прикосновения белокурого красавца, она металась на широкой постели под балдахином, извивалась, стонала, вскрикивала — все было напрасно. Стойкий юноша не торопился, изощряясь все в новых и новых выдумках; но как только он чувствовал приближение ее оргазма, он замирал и сбавлял ритм, а то и вовсе отодвигался, переходя в молчаливое и бездейственное любование ее телом…
Саше казалось, что вся ее личность, глубокая и разносторонняя, сузилась сейчас до простого физического, животного тела, в котором бушевали гормоны; ее внутренний мир, ее интеллект, ее желания и мысли — все переплавилось в горниле плотского вожделения, все превратилось в одну безграничную эрогенную зону, нетерпеливо ожидающую того, кто придет удовлетворить ее звериный зов разгоряченной самки. Явись сейчас сам Тимур, она бы приняла и его…
И Тимур явился.
* * *
Ночь упала на город, сузив бескрайний мир до маленькой, освещенной лишь настольной лампой комнаты, в которой сидели сестры. На Саше по-прежнему было изумрудное платье, она все так же сидела за столом, держа в руках давно не нужную пилочку для ногтей. Ксюша за все это время ни разу не встала с дивана, переменив лишь однажды положение ног.
Александра взглянула на часы:
— Одиннадцать, Ксюша. Давай хоть чаю выпьем…
Ксюша охотно поддержала эту мысль. Передышка была нужна обеим.
* * *
«Увозить Ксюшу!» Ни о чем другом Реми не был способен думать. При мысли о том, что должно было произойти в дачном спортзале, — и произошло бы, не реши он невзначай следить за Ксюшей! — Реми сделалось так плохо, что скрутило в животе.
— Налей мне тоже… — попросил он Киса. — Коньяку, что ли…
Кис внимательно глянул на него и протянул ему рюмку.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — спросил он.
— Нет… Сейчас пройдет. Давай лучше поговорим… О чем-нибудь занимающем мозги… Где же искомые документы и кассеты, по-твоему?
— Ты же сам сказал, что голосуешь за дачу…
— Ну да. Эти двое — они что-то скрывают, верно?
— Скрывать-то скрывают… Ну а если просто свое участие в Тимуровой порнухе? Тимур вряд ли доверил им хранение такого компромата!
— И что дальше? — вяло спросил Реми, изо всех сил стараясь не думать об увиденном сегодня.
— А вдруг Тимур поместил все в какую-нибудь камеру хранения? Ищи-свищи тогда по всем вокзалам и аэропортам!
"Нет сомнений, Паша с Барбарой заманили Ксению в ловушку, — не слушал его Реми, против воли возвращаясь к своим болезненным мыслям, — и собрались поставить с ней одну из своих мизансцен… И заснять «развлечения» на пленку. Но вот только зачем? Ясно, у них была какая-то цель! Обычно снимали для шантажа… А Ксюшу-то им чем шантажировать? Неужто все было затеяно только с целью поразвлечься? Нет, нет, слишком сложно, слишком много всего. Для этой цели хватило бы Павла, и черного Рональда не стали бы звать, и чистую кассету не приготовили бы для записи… Тут другое…
Зачем вообще шантажируют? Чтобы что-то поиметь. Деньги, услуги. Или — заткнуть, заставить замолчать. Но что могла знать Ксения?"
— Реми… — позвал его Алексей, — если тебе этот разговор неприятен… Мы можем его отложить, знаешь ли. Уже поздно, ложись спать, если хочешь. А я еще немного посижу, подумаю…
— Признаться, меня хорошенько тряхнуло увиденное…
— Понимаю.
— Я, кажется, даже больше потрясен, чем Ксюша.
— К счастью для нее.
— Я бы сейчас сам охотно согласиться употребить их наркотик, чтобы все забыть…
— Ложись спать. Утро вечера мудренее, как у нас говорят.
— Куда там спать! Я одного не могу понять, зачем им было ставить эту сцену с Ксенией?
— Они решили ее шантажировать?! Но что им от нее могло понадобиться?
— В том-то и вопрос.
— А зачем Ксюша поехала на дачу?
— Она мне не сказала.
— Ты спрашивал?
— Спрашивал. Она не захотела мне сказать.
— Она скрывает что-то?..
— Она покрывает кого-то…
