— Ты звал, дядюшка, — смиренно произнес Арслан, — и вот я здесь.
— Пил сегодня?
— Как можно, ата! Всего одну бутылку красного на завтрак.
Рашид, невольно начав улыбаться, смотрел на свежее, красивое лицо непутевого родственника и, как всегда, узнавал черты любимого брата, столь поспешно покинувшего земную обитель, что Рашид считал это постыдным бегством.
— Скажи, Арчи, как ты связался с Кахой? Ты знал его раньше?
— Только понаслышке, как и все.
— Он сам приехал к тебе в офис?
Арслан обескураженно пучил глаза: этот разговор дядюшка начинал заново уже третий день.
— Да, приехал… Хорошо со мной говорил, по-дружески. Попросил, чтобы я устроил встречу, но его имени не называл. Я выполнил его просьбу. Вы осуждаете меня за это?
— Что ты думаешь о Кахе?
Арслан попросил разрешения закурить — и получил его.
— Каха — великий воин, — сказал искренне. — Я ему в подметки не гожусь.
— Ты хотел бы стать таким, как он?
— Каждому свое, — уклонился племянник от прямого ответа. — Отец хотел, чтобы я получил образование… Вы же помните, он хотел, чтобы я стал дипломатом, послом в какой-нибудь стране. Он говорил: времена изменились. Теперь мир завоевывают чековой книжкой, а не кинжалом. Я рос в окружении наставников с французскими именами. А Каха никогда не сворачивал с волчьей тропы. В двенадцать лет зарезал своего первого русака.
— Он сам тебе сказал?
— Об этом все знают.
— Когда тебя похитили, там была женщина?
— Нет, никаких женщин. Почему спросили?
Рашид показал фотографию.
— Вот эту знаешь?
Арслан вгляделся, облизнул губы.
— Красивая… Нет, никогда не видел… Познакомь, дядюшка.
Рашид убрал фотографию, горестно вздохнул. Правильно сказал Каха, мальчик никогда не повзрослеет. На него и сердиться нельзя. Таким уж уродился. Ни в отца, ни в мать — вообще ни в какую родню. И в бизнесе ему, конечно, делать нечего. Однако на днях Рашид-борец все-таки придумал, куда пристроить мальчика, чтобы всем было хорошо. Он и позвал его сегодня, чтобы объявить свое решение.
— Что же, Арчи, пора тебе браться за ум, как думаешь?
— Думаю, пора, дядюшка. Как скажете.
Арслан сидел на стуле, курил, но казалось, опять согнулся в поклоне. Он уже догадался, что грозный дядюшка приготовил какой-то сюрприз — и ничего хорошего не жцал. Но заранее был готов ко всему. С тех пор, как его кинули на солому в сарае, точно он русский раб, а потом освободили, заплатили выкуп, Арслан жил с ощущением вины, мучительным, как непроходящая зубная боль. Лучше перенести любое наказание, чем ловить на себе косые взгляды сородичей и чувствовать глубокое неудовольствие великого человека, к которому он испытывал нечто большее, чем сыновнее почтение. Он отдал бы все на свете, даже свою молодую, цветущую жизнь, лишь бы не видеть на латунном лике, в умных, выпученных, как у краба, глазах печально-ироническую улыбку, с какой рачительный хозяин смотрит на безнадежно потравленную виноградную лозу, еще совсем недавно обещавшую богатый урожай. Арчи часто задумывался, отчего так происходит, что одному человеку, в сущности, невежественному, дикому, не прочитавшему за всю жизнь ни одной книжки, Аллах отпускает столько силы, что люди покорно склоняются перед ним, как перед высшим существом, а другим, может быть, более достойным и утонченным, не дает ничего. В чем причина такого странного выбора, который трудно назвать справедливым? Ответа Арчи не находил — и иногда на него накатывало злое чувство, которого он стыдился: ему хотелось взять в руки шило и выколоть дядюшке глаз — просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— Скоро выборы в парламент, ты что-нибудь слышал об этом?
Арчи в изумлении поднял брови.
— Слышал, ата, и что из этого?
— Я подумал, почему бы тебе не стать депутатом?
— Мне?
— Да, Арчи, тебе, тебе — и никому другому, — в дядюшкином голосе зазвучали незнакомые торжественные нотки. — Ты сам сказал, времена изменились. И это сущая правда. Не будем обманывать друг друга, к настоящему мужскому делу ты пока непригоден, но заметь, я не виню тебя за это. У тебя нежный, доверчивый характер, что ж, видно, так угодно Пророку. Зато в этом ихнем парламенте ты принесешь много пользы своим близким. Поверь, это не такое уж унизительное занятие. Будешь с важным видом сидеть в кресле, давать интервью журналистам, а когда понадобится… Там уже сегодня много наших, слава царю Борису, а завт-ра будет еще больше. Как ты смотришь на это?
Арслан испытал легкое душевное потрясение, но дядюшке не так уж и требовался его ответ, это была всего лишь учтивая форма наставления. С добродушно-самодовольным видом он нажал кнопку селектора, распорядился:
— Позови Иван Иваныча, Марютка!
Через пару минут в кабинет вкатился большой, грузный черногривый человек лет шестидесяти, обряженный в старорежимный лапсердак сиреневого цвета, бородатый, с острыми маленькими глазками, похожий на выкуренного из берлоги косолапого. Это был знаменитый Иван Иванович Розенталь, главный адвокат компании «Русский лизинг. Любые услуги». Он работал на Рашида Львовича больше десяти лет, и не было такого судебного процесса, который он не выиграл, как не было темного дела, где он не был бы главным закулисным советником. Рашид-борец чрезвычайно им дорожил и платил ему огромный, даже по меркам россиянского бизнеса, гонорар. Накануне они уже обсудили этот вопрос.
— Ванюша-джан, — ласково обратился к нему Рашид, — Сколько нужно времени, чтобы сделать из мальчика депутата?
Адвокат выпучил толстые губы, привычным движением стряхнул с плеча перхоть и озорно подмигнул Арслану, отчего тот почувствовал болезненный приступ тошноты.
— Два месяца, Рашид Львович, не больше. Но смета еще не готова.
— К черту твою смету, Иван. Забирай мальчишку — и все ему растолкуй. Завтра утром жду обоих с докладом… Арчи, малыш, ты вроде чем-то недоволен?
— Почему недоволен, очень доволен, дядюшка. Спасибо большое.
— Ванюшку Розентальчика слушайся во всем, он плохому не научит.
При этих словах волосатый адвокат зычно захохотал — и за руку потянул Арслана из кабинета. Оставшись один, Рашид-борец вольно раскинулся в кресле, расслабился. Тело отдыхало, ум дремал. Не так уж все плохо. Арчи будет сперва депутатом, потом спикером, как блистательный Руслан, потом можно двинуть его в президенты. Постепенно из гадкого утенка вырастет лебедь. И все те, кто сейчас посмеивается над доверчивым мальчиком, станут изо всех сил добиваться его расположения. Разумеется, Арчи понадобится мудрый опекун, чтобы помочь управлять россиянским стадом…
Теплые, приятные мысли убаюкали магната, затуманили усталые очи — и важное решение, как часто с ним бывало, он принял на грани яви и сна…
У Таины — премьера. Первый раз она выходила в прямой эфир со своей собственной пятнадцатиминутной передачей «Новый русский на рандеву». Давно об этом мечтала — и вот сбылось. Полгода пробивала свою идею через всевозможные инстанции, убеждала, уговаривала, рассыпалась мелким бесом, — и наконец случилось чудо. Вернее, просто сложилась благоприятная обстановка. Телевидение на ту пору напоминало кипящий котел, где в мясном бульоне, перед тем, как свариться, сцепились в смертельной схватке головастики всех видов. Атмосфера зеркально отражала то, что происходило во всем российском, самом демократичном в мире обществе, охваченном массовой шизофренией: хаос, взаимное недоверие, борьба всех со всеми — и подспудно — тупое, смутное ожидание скорого апокалипсиса. Среди шальной телевизионной братии первыми, как водится, ломались те, кто неудачно продался, чьи покровители загодя драпанули из России или у чьих роскошных хором уже маячил судебный исполнитель с наручниками. Тех, кто неудачно продался, их более умные коллеги пожирали между утренней рюмкой коньяку и вечерними новостями как бы для разминки, не ощущая вкуса перемалываемых костей; но и среди тех, у кого пока все было в порядке, вряд ли нашелся бы хоть один самый захудалый репортеришка, который в здравом рассудке мог сказать, что он уверен в завтрашнем дне. Даже неприкасаемые, элита из элит, те, кому платили по двадцать, тридцать штук за один выход, после эфира выглядели так, будто вылетели из парной, где их вдобавок прямо в одежде окунули в бассейн. Кроме внутренних разборок (в них так или иначе участвовали все каналы), втягивающих в свой водоворот всех чистых и нечистых, обитателей «Останкино» по-прежнему донимали призраки 93-го года, когда обезумевшая чернь подступила вплотную к родному гнездовью, грозя разнести его по кирпичику своими измазанными в крови и мазуте клешнями. Тогда их спасли от расправы благородные омоновцы, бескорыстные защитники прав человека, но где гарантия, что, повторись история на новом витке, все опять кончится благополучно. Страна уже не та, любимый президент умственно занедужил, да и лихие спецназовцы после чеченской бойни стали как-то недобро, блудливо коситься на независимых журналистов…
