Он сел в кресло напротив Асиновского и сказал:
— Константин Андреевич, мне поручено расследование обстоятельств убийства тележурналистки Елены Николаевны Ветлугиной. И вот я пришел к вам. Хотелось бы вас кое о чем порасспросить. Вы же хорошо знали Елену Николаевну и, кажется, в последнее время не очень с ней ладили.
Некоторое время Асиновский молчал, затем расцепил сомкнутые пальцы и, сделав сосредоточенное лицо, задумчиво сказал:
— Да, мы не ладили, вас информировали правильно. — Он вздохнул и выдержал многозначительную паузу.— Я скорблю по поводу этой утраты, которую понесло наше телевидение и все мы лично... Елена Николаевна была выдающимся журналистом. Я работаю с ней давно, на моих глазах начинался «Ракурс», потом «С открытым забралом» и все другие передачи. Я всегда восхищался ее энергичностью, жаром, с которым она бралась за каждое дело, за каждую идею...
Турецкий терпеливо ждал, когда Асиновский закончит торжественную часть и перейдет к делу.
— Но вот то, что касается ее роли в приватизации канала «3x3», тут, на мой взгляд, Лена допустила немало ошибок, прежде всего ошибок человеческого плана, — продолжал говорить директор-распорядитель компании «Телекоммерс». — Не надо было так будоражить народ. У нас тут чуть ли не гражданская война начиналась, всех разбили на, так сказать, белых и черных...
— Простите, что значит «начиналась»? — поинтересовался Турецкий. — Верно ли я вас понял, что после гибели Ветлугиной войны уже не будет? То есть нет Елены Николаевны, и острые утлы сами собой распрямились?
Асиновский никак не ожидал такого выпада и растерялся.
Он начал что-то объяснять, выражаясь все более и более округло. Из его слов выходило, что, в сущности, где-то по большому счету они с Ветлугиной были даже заодно, в том смысле, что оба думали прежде всего о людях, стремились, чтобы в результате приватизации улучшилась работа канала. Только вот Елена Николаевна не всегда правильно понимала его, Асиновского, позицию и подчас толковала ее в несколько искаженном свете...
Асиновский говорил хорошо. Гладко, округло и бессодержательно. Чувствовался опыт оратора с партсобраний. Дождавшись паузы, Турецкий спросил:
— Константин Андреевич, правильно ли я понимаю, что устранение Ветлугиной было выгодно лично вам? Попробую сформулировать конкретнее: верно ли, что одной из целей, которые преследовала Ветлугина, было распределение прибыли от рекламы между всеми сотрудниками канала, в то время как сейчас большую часть забирает ваш «Телекоммерс», другими словами — вы сами?
Ни один мускул не дрогнул на лице директора-распорядителя, он только разжал и снова сжал пальцы, продолжая хранить молчание.
— Нет, неверно, — наконец сказал он.
— Вот как?!— спокойно заметил Александр Борисович. — А у меня другие сведения.
— Давайте говорить прямо, — Асиновский поднялся из-за стола и стал расхаживать по комнате. — Вы обвиняете меня в том, что я...
— Я вас пока ни в чем не обвиняю, — поправил его Турецкий. — Обвинять можно, только имея доказательства. Я ими не располагаю. Я могу вас, если хотите, подозревать, но обвинять не имею права.
— Хорошо, — кивнул Асиновский, — вы меня подозреваете в том, что я... — он старался аккуратно подбирать слова, — имел отношение к убийству Ветлугиной.
— Допустим, — подтвердил Турецкий.
Имя Асиновского упоминали все средства массовой информации, писавшие об убийстве Ветлугиной. Сейчас, смотря на респектабельного, богатого, уверенного в себе человека, трудно было представить себе, что он входит в контакт с криминальными структурами, подкупает убийцу... Однако речь шла о деньгах, и об очень больших деньгах, о десятках и сотнях тысяч долларов. Убивают и за гораздо меньшие суммы. А если бы Алене удалось добиться закрытия «Телекоммерса», что бы осталось Асиновскому? Зарплата среднего телевизионщика? Две-три акции? Хотя Алена, кажется, хотела вовсе лишить Асиновского права участвовать в приватизации канала, поскольку он уже давно выделился в самостоятельную фирму.
Было известно также, что за несколько дней до убийства Ветлугиной у нее с Асиновским произошел очень неприятный разговор, после которого Алена характеризовала Константина Андреевича разными весьма нелестными словами типа «пиявка», «кровосос» и тому подобными.
Если выражать понятие «выгода» исключительно в денежном выражении, то на свете, пожалуй, не было другого человека, кому преждевременный уход «всероссийской Аленушки» был бы настолько на руку. Ведь она одна на канале могла и умела противиться бешеному натиску Асиновского. Остальных он мог без труда убедить в своей правоте, уговорить, запугать, подкупить, а то и просто обвести вокруг пальца.
Поэтому-то в списке подозреваемых Асиновский значился под номером один.
И вот перед ним этот представительный мужчина с благородной сединой, который, хотя и надел «демократичную» футболку, сохраняет то особое выражение лица, по которому его безошибочно можно причислить к сильным мира сего. Неужели убийца — он?
Асиновский также, хоть и менее явно, изучал Турецкого. Имя этого «важняка», работавшего под началом великого Меркулова, было ему понаслышке давно известно, а вот лично столкнуться пришлось впервые («И слава Богу»,— подумал Асиновский).
Константин Андреевич понимал, что на месте следователя он и сам бы мыслил примерно так же. Значит, надо найти такие аргументы, которые убедили бы самого Асиновского, если бы он был сейчас следователем.
— Гибель Елены Николаевны, которую, повторяю, я очень ценил и уважал, несмотря на все наши разногласия, вовсе не была мне так «выгодна» — я употребляю слово, которым пользовались вы, Александр Борисович. Я должен признаться, что предпринял некоторые шаги, о которых не хотел бы распространяться, но которые сделали бы удар не столь ощутимым, если бы события все же пошли по неблагоприятному для меня сценарию.
— По сценарию Ветлугиной? — уточнил Турецкий. Асиновский кивнул.
— Тогда придется все-таки ознакомиться с вашими шагами,— стараясь подражать витиеватой речи директора-распорядителя, ответил Турецкий. — Ведь, если не ошибаюсь, вы хотите сказать, что Ветлугина вам мешала не настолько, чтобы вы решились ее убрать.— Турецкий внутpeнне поморщился — все-таки закончил как-то слишком прямолинейно. Не получалось у него говорить обо всем обиняками. — Так что выкладывайте, Константин Андреевич.
Асиновский встал и начал прохаживаться по кабинету, по-прежнему сплетая и расплетая пальцы. Затем, по-видимому приняв какое-то решение, он на миг остановился, подошел к стоявшему у стены кожаному дивану и сел, положив ногу на ногу.
— Дело в том, Александр Борисович, — сказал Асиновский, — что я прожил долгую жизнь и на телевидении появился куда раньше, чем Елена Николаевна. И кое-что давно понял — например, что никогда нельзя идти напролом. Как, увы, наша Алена предпочитала делать:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!
— Он улыбнулся. — Чисто русский характер. Причем, знаете, не в личной жизни, что было бы понятно, а в делах. Когда дело касалось работы, ситуации на канале, вот тут Алена становилась прямо настоящей валькирией.
Турецкий напряг память и припомнил, что валькирии были, кажется, вовсе не русскими, но промолчал, дав Асиновскому возможность дальше демонстрировать свое красноречие.
— А ведь жизнь, опыт — они подсказывают нам, что, если не получается прямо, обойди стороной, придумай обходной маневр, сообрази. Да разве я удержался бы на телевидении, разве достиг бы того, чем я являюсь, если бы все время бился лбом о стену? — Асиновский развел руками.
— Но Алена Ветлугина, насколько я понимаю, добилась всего на телевидении и стала тем, чем она стала, именно потому, что шла напролом и билась лбом о стену, — заметил Турецкий, а про себя добавил: «И поднялась значительно выше». И тут же подумал: «Где сейчас Ветлугина?..»
— Ну, — снова развел руками Асиновский, — мы говорим о совершенно разных вещах. Как бы там ни было, — продолжал он, — в споре со мной она не могла выиграть. Просто не могла. Она шла напролом, а я искал обходные пути. Вот она постановила, что я не имею права участвовать в приватизации канала. Почему? Она боялась, что я, получив даже незначительное количество акций, буду активно участвовать в управлении каналом. Соображение совершенно верное. Ибо даже держатель одной-единственной акции имеет право приходить на собрание акционеров и выступать там. А у меня была бы не одна, это вы понимаете.
— Понимаю, — кивнул Турецкий.
— А вот то, что я могу стать акционером через других лиц, Елена Николаевна недоучла. Я мог заключить договор с определенными людьми, которым она доверяла, что они, по возможности, станут обладателями как можно большей доли акций, а затем передадут их мне. На каких условиях, было не совсем понятно, все зависело от того, каковы будут условия приватизации — будет ли это акционерное общество закрытого или открытого типа и так далее. Но в любом случае контрольный пакет мне был обеспечен.
