В следующий раз Виолетта заговорила, только снова оказавшись у Олега дома и взобравшись с ногами на кресло:
— И что мы теперь будет одни делать?
— Сегодня больше ничего, милая. Сейчас умоемся, почистим зубы и будем спать. А завтра вечером, очень надеюсь, всё закончится. Тебе только надо будет ещё раз показать свою смелость, как ты делала это уже неоднократно со мной. Как думаешь, справишься?
— Если ты будешь рядом, то да…
Я обнял девочку и проводил в ванную, а потом, уложив в постель, даже рассказал на память сказку о Золушке, хотя мне показалось, что ребёнку гораздо важнее было моё нахождение рядом, чем то, что я говорил или делал. Аню мы больше не обсуждали, и я был этому очень рад. Обо всём этом можно подумать и поговорить когда-нибудь потом, но сегодня, перед решающим шагом, необходимо отдохнуть, набраться сил и встретить завтра готовыми ко всему. Мне так хотелось представить, что развязка наступила уже вчера и теперь впереди нас ждёт только безоблачное будущее, но почему-то в такое верилось с трудом, а все последние события успели приучить меня к тому, что даже за очень короткий срок ситуация может без видимой причины кардинально поменяться.
Убедившись, что девочка уснула, я осторожно поднялся и пошёл на кухню, где открыл шуршащий пакет и выложил на стол шесть кульков из промасленной плотной бумаги, перехваченных разноцветными денежными резинками. В них, как я и заказывал, оказалась пара симпатичных немецких пистолетов, длинные глушители и патроны к ним. Потом со дна пакета я выудил две кобуры и через несколько минут облачился в то, в чём планировал выехать завтра. Что же, получилось весьма удобно и практично, а моя идея с кобурой на ногу явно была удачнее размещения второго пистолета подмышкой. Удовлетворённо кивнув, но жалея, что не могу опробовать оружие, я снял облачение, убрал его назад в пакет, сходил, постоял под душем и постарался скорее улечься в постель в соседней с девочкой комнате. Там чуть позже я слышал всхлипывания Виолетты, потом пугающе прозвучавший резкий смех и бормотание. Хотел подняться, проверить всё ли в порядке, но потом успокоился, поняв, что девочка просто видит сны.
Несмотря на понимание необходимости поспать самому, я долго ворочался, прислушивался к звукам редких машин за окном и старался предугадать разные варианты развития завтрашних событий. Меня всё больше захлёстывало привычное возбуждение, которое появлялось каждый раз, когда предстояло сделать что-то новое и решительное. Это не было страхом или волнением, точнее предвкушение поскорее оказаться в деле и совершить то, что задумано. Видимо, именно оно не давало моему телу расслабиться, однако, когда я в очередной раз об этом подумал, оказалось, что следующий день уже наступил. Если же верить настенным часам, оригинально выполненным в виде обратного хода, то было уже почти одиннадцать часов. Вот так! Каким, оказывается, соней я стал и это притом что, кажется, мгновение назад испытывал неуверенность, что засну вообще. Неторопливо поднявшись, я пошёл в туалет и увидел сидящую на кухне Виолетту, что-то цедившую из большой синей кружки с изображением мчавшихся оленей.
— Ой, доброе утро. Ну ты и спать! — приветствовала меня девочка и тут же, вспорхнув с места, бросилась к плите. — Сейчас я подогрею чайник. Иди умывайся!
Я, непривычный к такой искренней заботе, неожиданно почувствовал себя очень уютно и, улыбнувшись, кивнул головой:
— Как скажешь, милая, скоро буду…
Вновь оказавшись под душем, я невольно подумал, что этот день выглядит так, словно ничего более важного, чем прогулка в тот же зоопарк, нам и не предстоит. Хотя чего, собственно, я ждал? Пока мы дома, ничего особенного и не должно случиться. Место встречи с Хельманом или кем-то там ещё, определено, состав участников с нашей стороны тоже, а значит в этой паузе присутствует только обыкновенная жизнь, без всяких приключений. И здесь впервые у меня мелькнула мысль, что, как бы всё сегодня не обернулось, я буду непременно какой-то своей частью скучать по всему, что случилось и вырвало меня на небольшой срок из банальности и предсказуемости. Впрочем, я тут же переключился на другое: не нашла ли случайно девочка оружие? Ведь чёрный, шелестящий пакет, оставленный мной на кухне, никак не мог не привлечь её внимание.
Однако чуть позже оказалось, что пакет лежит там же, где я его и оставил, а на столе меня ждёт большой дымящийся бокал чая и пара кусков белого хлеба с маслом. Наверное, это то, что надо, — на большее, учитывая продолжавший слегка давить живот, я и не отважился бы. А то хорош буду, если вместо образа эдакого Джеймса Бонда стану через шаг спускать штаны и пристраиваться справить нужду. Нет, при всей комичности такого развития событий они вполне могли означать быструю смерть — как мою, так и девочки. Поэтому, несмотря на немного ноющий от голода желудок, только так и ничего больше.
— Садись, всё готово! — приветствовала Виолетта, разводя руки.
— Ты просто нечто! — от души ответил я и, обняв ребёнка, уселся на табурет.
— Мы когда едем? Ты вчера ничего не сказал, и я уже хотела тебя будить…
— Вот сейчас перекусим, соберёмся и поедем. И знаешь что, пожалуй, не будем мыть посуду, пусть это станет тем делом, которым мы займёмся, когда вернёмся. Как думаешь?
— Хорошо! — улыбнулась Виолетта. (Но больше мы к Олегу не возвратились, правда, по разным причинам.)
Потом девочка пошла одеваться, а я облачился в совершенно неуместный по такой жаре пиджак, который позволял скрыть всю купленную амуницию. Когда малышка увидела меня в коридоре, она, наверное, что-то хотела спросить по этому поводу, но промолчала, и вскоре мы уже мчались туда, где так быстро и с трагичным финалом побывали лишь вчера. Минуя кладбище, я не нашёл в себе сил остановиться и посмотреть, пропало ли тело Ани, заранее зная, что так или иначе её нет. В противном случае, скорее всего, сюда успели бы набежать следователи, оцепить территорию и создать прочий публичный антураж. Виолетта тоже промолчала, хотя, когда мы поравнялись с Островцами, прижалась к окошку, словно стараясь высмотреть супергероя, который вчера так неожиданно появился перед нами и стал прологом к ещё одной смерти.
Я подумал, что вполне можно было притормозить где-нибудь здесь на обратном пути и почтить память Ани хотя бы символической минутой молчания, однако, когда через несколько часов возвращался, получив ответы далеко не на все свои вопросы, мои мысли оказались весьма от этого далеки. Впрочем, частичка жены лучшего друга навсегда осталась в моей душе и никогда не забывалась, что, несомненно, было самой лучшей данью человеку на фоне всех этих могил, крестов и памятников.
Я остановился возле крошащегося желтоватого забора и, посмотрев вокруг, почему-то опять пожалел, что взял с собой девочку. Даже несмотря на слова Хельмана, а возможно, именно из-за них, каждая клеточка моего тела словно чувствовала неотвратимое приближение беды. С другой стороны, оставить Виолетту где-то ещё, чтобы с ней спокойно могли расправиться, было бы верхом безумия. Мелькнувшую было мысль оставить ребёнка в машине я также сразу отринул — где-то здесь наверняка притаился Хельман.
— Ну что, милая? Пойдём? — спросил я, открывая дверь со стороны девочки.
— Я чувствую себя, словно принцесса, выходящая из кареты… — прошептала она и, соскользнув с сиденья, мгновенно оказалась рядом, уцепившись за большой палец моей руки.
Кивнув, я захлопнул дверь и медленно приблизился к железным воротам, верх которых венчали грозные зубцы, перемотанные колючей проволокой. Где-то вдали виднелся кончик старой тёмно-красной трубы, а за ним высоченный строящийся дом. Эти привычные вещи неожиданно показались слишком неестественными для этого места, а значит не таящими ничего доброго. Казалось, всё, что нас окружает, проникнуто каким-то зловещим и безысходным смыслом, что, впрочем, я больше относил к собственному настрою. А ещё рядом был вцепившийся в меня перепуганный ребёнок, который вздрагивал при каждом шорохе и, кажется, готов был в любой момент разрыдаться или упасть без чувств. Впрочем, как я себе тут же напомнил, пребывание в детском доме должно было весьма укрепить дух Виолетты. Или, наоборот, сломить?
Я потянулся к вырезанной в воротах двери, пестрящей разнокалиберными заклёпками, и ничуть не удивился, что она оказалась открытой. Кажется, я даже услышал приглушённый щелчок и убедился, что нас ждут. Ещё бы, наверное, вокруг понапихано множество камер.
— Не отходи от меня… — тихо сказал я, хотя, наверное, это было излишне: пальчики девочки ещё крепче стиснули мою левую руку.
Я приподнял полу пиджака и достал пистолет. Несмотря на то что мне хотелось сделать это весомо и непринуждённо, непривычный глушитель зацепился за что-то изнутри, и мне пришлось приложить усилия, чтобы извлечь его из плена скомканной ткани и ремня.
