Ознакомительная версия.
Ладно, Георгий идею подал. Хлопоты взяла на себя Марго. Ну, и чего ему дома не сиделось? Зачем он к ней поехал? Алину уламывать? И почему Филипп убил его? Причем как: поленом! Сзади подошел, пока тот был занят… Чем?
Или – кем?
Алиной?
Филипп Алину спасал? От домогательств или от издевательств Георгия? На ней была майка Филиппа, ее белье нашли разрезанным… И длинная царапина на животе… Проведенная острым лезвием каттера, который тоже нашли на даче. На нем отпечатки Георгия – это он им разрезал одежду Алины. И отпечатки Алекса – Георгий привез каттер с собой из дома. Секретарь пытался Алину изнасиловать? При осмотре Алины врачи обнаружили следы полового акта. Спермы не было, но генетический анализ маленьких частиц позволил установить, что это не Георгий. Видимо, Филипп… Особенно, если учесть, что спермы не было: только Филипп мог позаботиться об Алине, хотя взял он ее, скорее всего, силой: на ее запястьях обнаружены легкие гематомы – следы сильных мужских пальцев, окольцевавших тонкие суставы…
Следовательно, секретарь пытался Алину запугать.
Допустим, Филипп действительно убил его, спасая от его издевательств Алину.
А Марго почему убил?
Секретарь, конечно, появился на даче с ее ведома. Предположим, Марго, не добившись от Алины результатов, приставила Георгия к делу вымогательства. Георгий взялся за работу при помощи каттера…
В это время, по словам Гены, подтвержденным свидетелями, компания сидела в кафе на Арбате.
Но ревнивый Филипп, должно быть, места себе не находил. Бросив дружков, он вернулся на дачу и застал сцену…
И всех наказал: и Георгия, и Марго, и Антона.
За Алину.
Других объяснений этим трем убийствам не находится.
А если сюда приплюсовать ту ночную сцену на даче, когда Филипп бросился вдогонку за Алиной… Что ж, вывод напрашивается неутешительный: Филипп до сих пор ее любит…
Но был ли это он там, под окнами у Алекса? Кис узнать его никак не мог: в темноте на даче толком не успел разглядеть, и все, чем он располагает, – это устные описания, которые он собрал во время розыска Алины, да низкокачественная фотография с милицейской листовки «разыскивается особо опасный преступник»…
Да только фотографии, будь она даже высокого качества, мало. Человеческое лицо так изменчиво! Кис сам себя не узнает частенько на фотографиях… Плюс кепи, под которым не видно ни цвет, ни длину волос; плюс очки, скрывающие глаза, плюс длинный козырек, оставляющий лицо в тени…
Но дело в принципе не в этом. Дело в том, что было бы полным сумасшествием болтаться под окнами у Алекса, когда его ищет вся московская милиция! Это прямое самоубийство! Единственным разумным поступком в его ситуации было бы спрятаться подальше, лечь на дно и затихнуть.
Если он, конечно, не сумасшедший и не самоубийца.
Нет, это не мог быть Филипп. Слишком безумно такое предположение.
И все-таки беспокойство не отпускало его. Он снова послал Ивана на дежурство – тот проторчал еще два дня в окрестностях дома и никого, похожего на описанного парня, не увидел. По крайней мере, никто у дома Алины не толокся и за окнами не следил…
Кис, однако, вместо того, чтобы успокоиться, призадумался: если, как предположил Алекс, парень этот живет по соседству, то куда же он подевался? Он же должен куда-то уходить и откуда-то приходить?
Алекс на осторожные расспросы Алексея подивился и снова пошутил, что у Киса сдвиги на профессиональной почве.
Разумеется, сдвиги. Только ты, дружище, не знаешь ведь того, что знаю я… И, к счастью для тебя, знать не хочешь.
И Кис самолично отправился в подъезд, указанный Алексом. Он прилежно обошел каждую квартиру, расспрашивая обитателей подъезда о высоком парне в кепи и черных очках, и выяснил, что таковой в подъезде не проживает и никому из жильцов не знаком.
…Какое неизъяснимое блаженство испытывала Лина, выбирая одежду, разговаривая с продавщицей, молоденькой девушкой, которая завистливо поглядывала на ее стройную фигуру, плотно схваченную коротким синим платьем в обтяжку! Лина изучала себя; она перемерила все цвета и все стили одежды, которые нашлись в этом магазинчике, недорогом, конечно, – откуда у Андрея деньги на дорогой магазин! – но это было неважно, совершенно неважно: на ее стройной фигуре все, абсолютно все сидело отлично и все ей шло.
Лина крутилась перед зеркалом, прохаживалась, оборачиваясь на себя через плечо; продавщица ахала, ахали немногочисленные посетительницы, глядя на ее примерки. Нужно было на чем-то остановиться, что-то выбрать для покупки; нужно было уложиться в сумму; нужно было, наконец, заканчивать – она и так провела в этом магазинчике почти полтора часа.
«Что можно делать в магазине полтора часа, черт побери?!»
Филипп истомился ее ждать. Он чувствовал себя неловко в этом костюме, на который он потратил почти все свои сбережения. Он таких костюмов никогда не носил, и теперь ему казалось, что костюм существует от него отдельно и все это видят: вот торчит на углу у магазина молодой человек, а вот стоит костюм…
Тогда, в больнице, Аля, кажется, ничего не заподозрила – ему неплохо удалась сочиненная экспромтом сцена, мгновенно родившаяся в его воспаленном мозгу, как только он услышал разговор Алекса с врачом. «Спасибо, Мурашов! – усмехнулся про себя Филипп. – Такую идейку подкинул!»
Но теперь это проклятое ожидание рождало в нем неуверенность, распыляло нужный настрой. А без него он не сумеет сыграть роль Мужа, которая и так-то у него трудом получается; не сумеет сделать то, что задумано на сегодня!..
В больнице ему удалось узнать у раздраженного доктора Паршина, что Аля самовольно покинула «лечебное заведение», и теперь все вопросы к ее мужу, так как это он помог ей ускользнуть, хотя и по чистому совпадению.
Филиппу ничего не оставалось делать, как смириться. Несколько дней прошло в пустоте, тоске и злости, без всяких мыслей. Но постепенно мысли стали появляться, вернее, одна: раз память еще не вернулась к Але, то не все для него потеряно! Можно попробовать сказать ей, что ее обманули, что ее настоящий муж – это он, Филипп… А этот тип, с которым она живет, – это переодетый следователь… Бред, конечно, сказочка для маленьких детей, даже Аля в нее не поверит…
А кто ее знает, во что она поверит. Она всегда была доверчивой дурочкой, а уж после амнезии… Шансов мало, но – надо попробовать…
А не поверит – тем хуже для нее. Он увезет ее силой.
Он не может жить без нее.
У него ничего в жизни не осталось, кроме нее.
…Все в конечном итоге произошло, как в его детских снах. Теперь не во сне – наяву он почувствовал вкус крови. Теперь люди окончательно отвергли его. Они охотятся за ним, как за волком. Они отобрали у него девушку со светлыми волосами и синими глазами и думают, что победили!
Но легенда написана – давно написана, и не вами, жалкие людишки! – и все уже было, и ничего нельзя изменить: девушку волк украдет! В свое логово унесет! И никто никогда не найдет их – ни волка, ни девушку… Они будут заниматься дикой, яростной любовью, неведомой выродившемуся племени людей, – до изнеможения, до крови, до смерти! Он в нее вобьет всего себя целиком, как вбивают осиновый кол в оборотней, – и человеческая самка станет волчицей!..
Он, гордый и хитрый, смелый и опасный, – он бросил им вызов. Давайте, ловите! Не поймаете!!!
Он все продумал и все приготовил. Давно, еще когда он учился играть на саксофоне и соседи жаловались на утробный звук, терзавший их уши с утра до вечера, один приятель по кружку саксофона предложил: давай на лето ко мне, у меня есть от бабки развалюха под Калязином, стоит почти в лесу, в полузаброшенной деревне, где доживают в ожидании смерти пяток одиноких глухих стариков… Наиграемся вдоволь!..
Туда он и повезет Алю. Никому в голову не придет их там искать. С тем приятелем он уже лет семь как не общается; ключ ему не нужен – в дом войти проще простого: через дыру в пристроенном сарае. Филипп совсем недавно побывал в этом доме, именно там он отсиживался, выхаживая больную ногу, и понял, что хозяин туда так и не наведывался с тех самых пор… Дом окончательно пришел в запустение, сад зарос бурьяном и какой-то дикой лесной порослью, дорожки исчезли под буйной сорной травой, и только одичавшие, мелкие яблоки усеивали нетронутый человеческим присутствием сад…
Теперь они будут жить там с Алей. Больше им никто не нужен. Только лес, глухие старики – и они.
И он больше никогда, никогда – слышишь, Аля? – не ударит ее. Они будут жить в любви и согласии, волк и волчица, и будут счастливы.
…Продежурив целый день у загородного дома Мурашовых, Филипп понял, что дом необитаем. На следующий день он ждал выхода Мурашова из издательства и проследил за ним.
Выяснилось, что Мурашов живет теперь в каком-то невероятном старом четырехэтажном доме на одной из пестрых улиц в Замоскворечье, и, следовательно, где-то за одним из многочисленных окон должна быть и Аля.
Ознакомительная версия.
