— Я что по-вашему агент 007?
— Ты, Ильин, хоть и не супермен, однако из трех выстрелов двадцать пять очков выбиваешь, восточными единоборствами полтора года занимался, мозгами Бог тоже не обидел… И не вообрази, что я тебе льшу: не до этого! Расшифровывать мы будем Пульта… Да, это наш парень, не гляди на меня, как институтка на вошь… А ты — его единственный гарант безопасности… Внедрять тебя будем быстро: в последние дни Куб потерял несколько человек из охраны, под этим соусом и пойдешь.
— Поймите, Ильин, — вступил опять в разговор Светлов. — Агентов, да еще таких, как Пульт, за просто так не раскрывают: помимо упомянутой сделки по цветмету, за рубеж вот-вот уплывут ценнейшие иконы XVI века. Допустить этого мы просто не можем. Не имеем права.
— Значит, информация по антиквариату была подкинута именно Пульту…
О том, какие именно «крючки» развесил на Лакмуса Куб, я знал еше из утреннего разговора с Кондратовым.
— Короче, изъяв иконы, вы и сдадите Пульта… А в этот момент настоящий Лакмус продолжит свою общественно-полезную деятельность. Ловко! Вот только Пульта жаль. Подрежут его люди Куба.
— Ты там для чего, голубчик, будешь присутствовать?…
Твоё дело физически охранять Пульта от неприятностей он о тебе уже предупреждён. А сменим Пульту документы после завершения операции и отправим на заслуженный отдых… Потрудился мужик на славу, пора отпускать…
— И каким же манером вы намерены меня подсунуть бандюкам? — Я начинал злиться, в том числе и на Кондратова с его явно завышенной оценкой моей персоны.
— Пойдешь рядовой пешкой в охрану Куба, я же говорил… Все уже оговорено, легенда — самая простенькая: уволен из армии за торговлю взрывчатыми веществами. Подельники сели, ты отделался явно легким испугом.
— Охрана Куба… Почему не самого Пульта?
— Прежде чем замочить Пульта, кокнут, как водятся, его телохранителя — схема классическая. Приказ о его уничтожении, и ежу ясно, легче засечь рядом с Кубом, поскольку именно от него он и будет исходить… Еще вопросы есть?
Вопросов не было. Или, напротив, было столько, что задавать их выборочно не имело смысла.
— Валентин… — Светлов назвал меня по имени, пожалуй, впервые в жизни. — У меня к тебе совет: не высовывайся там, ладушки?…
Я поглядел на полковника ФСБ с удивлением.
— Ну, чтоб было понятно — поясню на примере. В далёкие тридцатые годы одного моего дальнего родственника взяли в охрану Ворошилова. Тому как раз новую машину предоставили. Вот парень, увидев ее, без всякой задней мысли — он по профессии литейщик был — и назвал коллегам марку стали, из которой кузов сделан… В тот же вечер родственника арестовали, и больше его никто не видел. Никто и никогда… Теперь ясно, что я имею в виду? Больше молчи и меньше спрашивай!
Еще один, последний, вопрос у меня все же возник.
— Могу я узнать, кто скрывается реально за кличкой Лакмус?
— Прости, Валентин… — Но даже Пульт уверен, что он — единственный агент в окружении Куба…
— От неожиданности я напрочь забыл о субординации, которую все-таки следовало соблюдать в присутствии фээсбэшника.
— Вы что же, хотите внедрить меня, даже не сообщив, кто такой Лакмус?! А если мне понадобится его помощь, информация, черт его знает что еще? Если от этого вообще будет зависеть жизнь Пульта?!
— Не кипятись. Лакмус о тебе знает прекрасно и, если понадобится, выйдет на связь. Не обижайся, но он действительно огромная ценность, а твоя задача — локальная… Да и внедрение, уверен, краткое, максимум дней на пять.
— И как же этот ваш бесценный раритет выйдет в случае надобности на связь?
— Запомни, пароль: «Молчание — золото». Ответа не требуется…
Разглядывая переминающегося с ноги на ногу Визиря, только что завершившего доклад о том, что его «мальчики» опять лажанулись, дав уйти Ваньке Стеклу, Куб мысленно ухмыльнулся. То, что у Визиря вновь случился прокол, его, в сущности, устраивало: давно пора поубавить самоуверенности норовистому советнику… Сам побег Стекла волновал его меньше всего, поскольку Куб догадывался, куда именно подался старикан.
Еще после первого блестяще выполненного задания Ванька с Солохой, получив весьма приличную сумму, купили дом в деревне, расположенной в Тверской губернии, предполагая именно там тихо и мирно доживать свой бурный век. Кроме этой деревеньки, податься старику было некуда.
Помучив Визиря суровым молчанием еще с минуту, Куб дал тому необходимый адрес, приказав выехать туда самолично вместе с оплошавшими Обручем и Чижом. Куб не сомневался, что вычислил место пребывания старика абсолютно точно. И в своей уверенности был прав: Ванька и не думал, что о его убежище известно кому-либо, кроме погибшей Солохи.
Мысль о жене не оставляла старика ни на секунду, отзываясь ломотой в сердце, не давая осознать до конца происходящее. Ему казалось, что название нужной станции прозвучало сразу же, едва он сел в поезд, а сама станция, словно по волшебству, возникла из серо-зеленой полосы, пролетавшей за окнами вагона.
Ваньке продолжало везти: идти пешком в деревеньку не пришлось, в последнюю минуту удалось втиснуться в нужный автобус, который доставил его почти до самой деревни.
Подойдя к своей избе, он легко отломил сколоченные крест-накрест доски, чисто условно прикрывавшие двери и окна, и вошел вовнутрь. В горнице, несмотря на палящую жару, пахло сыростью… Автоматически сняв со стены оставленную прежними хозяевами телогрейку, Стекло постелил ее на кровать и прилег сверху, подсунув под голову жесткую, набитую плохо высушенной соломой подушку. Сон, тяжкий и влажный, овладел им сразу. Откуда-то из подсознания вынырнули, став вдруг яркими и выпуклыми, воспоминания давно позабытого деревенского детства.
Спящий старикан вдруг увидел себя пацаном, почему-то верхом на лошади — той самой кобыле Ночке, о которой, как ни странно, оказывается, не забыл, хотя ездил на ней в ночное, пожалуй, еще пятилетним пацаном… При каждом скачке кобылы сердце Ваньки взлетало куда-то ввысь, и хотя без всякой боли, но почему-то ему казалось, что еще немного, и вылетит оно совсем…
Потом он увидел знакомое и тоже, оказывается, не позабытое озеро, а на противоположном его берегу — молодую, ослепительно красивую Солоху. Ванька пришпорил кобылу, и Ночка понесла его легко и быстро — прямо по воде — туда, где радостно улыбалась Ваньке и манила его рукой погибшая жена. И не было в нем страха в тот миг, когда лошадь, так и не доскакав до смеющейся Солохи, вдруг взмыла вверх вместе со своим седоком. Ванька Стекло улыбнулся своему видению, глубоко вздохнул и умер, так и не проснувшись.
Визирь со своими людьми подехал к деревне уже на исходе ночи. Оставив машину в перелеске, вдвоем с давним подручным Обручем подошел к дверям крайней избы: Куб с абсолютной точностью описал нужный им дом. Обоих удивило, что дверь оказалась незапертой, но особо размышлять над этим они не стали, и Обруч, вскинув пистолет, бросился в темную и глухую глубину избы. Влетевший вслед за ним Визирь, чиркнув по стенам мощным фонарем, почти сразу высветил старую ободранную кровать и лежавшее на ней тело старика. Бандиты были достаточно опытны, чтобы сразу сообразить: необходимость в их акции отпала.
— Ну? — возникшую паузу прервал Обруч. — Что Кубу-то скажем?
Визирь поколебался, прежде чем принять решение, продиктованное целой чередой неудач и проколов последнего времени:
— Доложим, что придушили спящего Ваньку подушкой!
Обруч согласился легко:
— Тебе виднее!
А Визирю и в голову не пришло, какое ликование ощутил в этот момент его подручный. Обруч давненько дожидался счастливой возможности продвинуться по службе, заложив Кубу своего «начальничка»…
Шел третий день моей работы в охране Куба. Все это время пролетело быстро и на удивление гладко. Как мне казалось — даже слишком гладко.
Судя по всему, авторитет и впрямь, как предупреждал Светлов, предпочитал в качестве охраны бывших десантников своим блатнякам, опасаясь случайно приблизить к своей драгоценной персоне алкаша или наркомана. К тому же взяли меня сюда по солидной рекомендации серьезного человека в числе еще троих новеньких: Куб вынужден был пополнить ряды охраны, слегка поредевшие в последнее время из-за традиционных разборок. Надо сказать, авторитет особо и не вглядывался в своих новеньких: с одной стороны, лица их в силу специфики работы менялись частенько, с другой — мафиози, объявивший в последнее время большую охоту, несколько подзабыл о том, что в один прекрасный день и сам может оказаться дичью… Во всяком случае, он точно не помнил об этом в тот вечер, когда я, заступив на очередное дежурство, должен был сопровождать Куба в числе прочих «коллег» на деловую встречу в ресторане. Именно здесь Куб едва не поплатился за свою самонадеянность.
