Ознакомительная версия.
Досмотрев фильм до конца, я вспомнил о недавнем телефонном звонке и внимательно осмотрел склад. Окон здесь не было, так что в любом случае дверь была единственным местом, через которое могли сюда вломиться непрошенные гости.
Но дверь эта была «складской» еще с советских времен, когда в стране на душу населения приходилось не меньше тонны толстого железа. Чтобы ее снаружи взломать, пришлось бы подогнать танк. По потолку стелилась жестяная кишка вентиляционной системы, уходившая в стену. Кишка была толстой, и иногда по ней бегали крысы, используя ее как переход в другие помещения. Одной крысы хватало, чтобы глухой грохот заставил вибрировать воздух. Картонные ящики, поставленные в несколько рядов друг на друга, подпирали эту кишку снизу, так что крысам несложно было, поднявшись по картону, забираться в отверстия вентиляционной системы.
Но в этот момент на складе было тихо, и единственная увиденная сегодня мною крыса пробежалась по полу чуть ли не на цыпочках — неслышно и лениво.
Я пощелкал переключателем программ и попал на середину какого-то фильма про каратистов. Уставился в экран и решил, что на сегодня мне хватит и полутора фильмов перед сном.
Снова зазвонил телефон.
— Алло? — прозвучал женский голос. — Виктора Иваныча можно?
— Вы ошиблись, — спокойно ответил я, не сводя глаз с драки на экране.
— Ну а кого можно? — весело спросила женщина.
— Это что, шутка?
— Ты, слушай! — резко и неожиданно прозвучал из трубки мужской голос. — Мне пофиг как там тебя звать… Хочешь жить — открывай свою дверь и проваливай короткими перебежками. Понял?
Инстинктивно я бросил трубку на телефон и сразу выключил телевизор.
Возникшая тишина помогла мне собраться с мыслями. Я понял, что звонок Грищенко не был беспричинным. Что-то происходило там, за пределами склада. Но пока я был внутри — опасаться мне было нечего.
Тем не менее, я был напуган. Как-то даже самому себе показалось странным, что вот, прошлой ночью меня ударили на кладбище лопатой по голове, да и вообще — чем я занимался? Разрывал могилу, хоть и чужими руками. И не боялся. А тут — совсем другая реальность. И вот — я сижу как в крепости, но боюсь.
Я пожал плечами. Снова прислушался — было тихо.
Через минуту опять зазвонил телефон. Я поднял трубку и тут же опустил ее на место.
Телефон снова зазвонил.
В этот раз я поднес трубку к уху.
— Коля!.. Ты? — прохрипел Грищенко.
— Ну да… Что происходит?
— Ты не открывай никому! Это подонки!.. Я утром подъеду! До свидания.
И снова короткие гудки.
Я положил трубку на стол. Подумал, что на эту ночь телефонных разговоров мне уже хватит.
Когда я дремал, лежа на выставленных в рядок стульях, кто-то застучал по двери. Настойчиво и громко.
Я лежал неподвижно на спине, в напряжении. Лежал и ждал тишины. Она наступила минут через двадцать. Но до утра я так и не заснул.
В начале девятого, чувствуя себя разбитым после бессонной ночи и нервных потрясений, я заварил чай и включил телевизор. Все свои действия я совершал чрезвычайно осторожно и тихо, прислушиваясь одновременно к любому звуку, доносившемуся с улицы. Правда, немного звуков долетало до внутренностей склада детского питания. Слышны были проезжавшие мимо машины. Потом одна из них подъехала и затихла где-то рядом — кажется, за стенкой был еще один склад, а вот что было на верхних этажах этого здания — я не знал.
Я пил чай и ждал, когда наступит девять часов — время, когда обычно приходил Грищенко. Вскоре девять наступило. По телевизору пошла реклама зубной пасты, и я его выключил, словно это могло ускорить течение времени.
Но Грищенко не было. Я посмотрел на всякие бумажки, прижатые листом прозрачного плексигласа к поверхности канцелярского стола — визитки, какая-то накладная. Тут же был листок с телефонами ночных охранников, включая меня, под ним — номер самого Грищенко. Я позвонил ему, но на другом конце провода никто не брал трубку.
В десять я почувствовал себя неуютно. Прошелся несколько раз по складу, поглядывая на эти картонные ящики. Задумался о ночной суете, из-за которой сейчас побаливала голова. И чего сюда ломиться? Неужели из-за просроченного детского питания?
Я подошел к одному неполному штабелю и снял верхний картонный ящик на пол.
После некоторых сомнений разорвал клейкую ленту, которой он был запечатан по шву верхней крышки, и заглянул внутрь. В ящике лежали жестяные банки с синими наклейками, на которых беззаботно и отчасти глупо улыбался какой-то иностранный малыш. Я взял одну из них в руки, встряхнул. Услышал тяжелое движение вверх-вниз какой-то мукоподобной массы — банка была неполной, но в этом не было ничего особенно удивительного.
С банкой в руках я вернулся к столу и снова включил в розетку электрочайник. Еще разок пробежал глазами наклейку и понял, что в банке — детская молочная смесь. Захотелось выпить кофе с молоком. Растворимый кофе у меня был, а теперь появилось и сухое молоко, так что желание мое оказалось вполне выполнимо.
Я вскрыл банку, насыпал оттуда в чашку порошка бело-желтого цвета, потом добавил ложку «Нескафе» и залил все это кипятком.
Сделал несколько глотков и сразу на душе полегчало-и усталость куда-то делась, и настроение улучшилось. Такого кофе с молоком я еще ни разу не пробовал, и тут же возникла слегка преступная мысль — прихватить домой несколько баночек этой детской смеси. Может, для детей она и просроченная, но для кофе оказалась в самый раз.
После этой чашки кофе я снова прилег на стульях, выставленных в рядок, не думая больше ни о ночном происшествии, ни о Грищенко, которого до сих пор не было. Меня охватило ощущение полета, и уже через пару минут я несся в незнакомом, полном разноцветья и причудливых форм пространстве, открытом и безграничном. Мимо проносились метеориты, то желтые, то красные, кометы круто разворачивались, оставляя затухать позади себя изогнутые огненные хвосты. Тело легко подчинялось мыслям — стоило только подумать, что надо свернуть вправо, чтобы избежать столкновения с каким-то летящим предметом, как тело уже поворачивало вправо. Впервые я так отчетливо ощущал единство души и тела, да и само тело было невесомым и не отягощающим, тело было легкое и легко управляемое. Оно не требовало усилий, не требовало работы мышц. Я летел и даже не оглядывался на оставшуюся внизу землю. Она, должно быть, уже затерялась среди десятков других мелких небесных тел.
Мой полет продолжался не меньше двух суток. А когда я «приземлился» и оказался в первоначальном положении, лежа на выставленных в рядок стульях на спине, первое мое желание было — закричать. Кроме ощущения дикого голода, все мое тело изнывало от боли, от какой-то одеревенелости, передающейся от костей и суставов прямо в мысли, в эмоции. Я с трудом поднес к глазам руку, посмотрел на часы — они показывали полвторого. И первый же вопрос, возникший в моей голове, был — какие это «полвторого»? Ночи или дня? Для этого надо было встать, открыть двери и выглянуть на улицу: если светло — значит день. Простейшее решение, однако, оказалось с трудом выполнимо. Усесться на одном из стульев мне удалось, но это вызвало такой прилив боли в пояснице, что я сразу же улегся в первоначальное положение, через минут пять попытку повторил и небывалым для себя усилием воли удержался, несмотря на боль, в сидячем положении. Начал медленно двигать руками, совершать какие-то микроупражнения, напрягая мышцы и разминая суставы. На ноги встал часа через полтора. Постоял, почувствовал легкое головокружение. Сделал свои первые шаги — к канцелярскому столу. Наконец уже уселся за этот стол, тупо глядя на телефон, трубка которого была снята и лежала рядом с электрочайником. Взгляд на телефон разбудил в памяти ту бессоную ночь. Вспомнилась и успокоительная чашка кофе с «молоком». Взгляд сам собой ушел на банку «детской смеси».
«Да, — подумал я. — Скорее, это средство для полетов, чем молочная смесь…»
Посидев немного, я подошел к железной двери и прислушался — за ней царствовала тишина. Значит, подумал я, это ночь… Что же мне теперь делать?
Посидеть до утра? Или попробовать выскользнуть отсюда сейчас? Да, но почему сюда никто не пришел за эти двое суток? Ведь у Грищенко есть ключи! Хотя даже с ключами ему бы не удалось сюда войти, ведь дверь была закрыта изнутри на два засова. Только я их мог отрыть, но меня в некотором смысле не было. Может, он и приходил, стучал, звонил по телефону…
Волнение закрадывалось в мои мысли. Мое присутствие на этом складе напоминало состояние заживо погребенного в склепе. Правда, у меня была возможность покинуть этот склеп. Надо только обладать некоторым количеством удачи, чтобы покинуть это место незаметно и забьггь обо всем, как о несостоявшемся полете в космос. Хотя, полет-то состоялся. Я его помнил в мельчайших подробностях, а будь я художником, смог бы и нарисовать некоторые из встретившихся мне в открытом пространстве метеоритов и комет.
Ознакомительная версия.
