стыдно. Но я пообещала себе описать все честно. Так, как оно было в тот момент. Чтобы запомнить именно таким.
Парень приближался, я не дышала. Фрейд висел на волоске от того, чтобы упасть на горячую землю. Когда между нами осталось меньше метра, я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Он улыбнулся. И эта улыбка расколола мою жизнь на «до» и «после». Вернуть ее я не смогла. Поэтому тупо смотрела ему в глаза, зная, что выгляжу слегка удивленной и холодной. Какая буря бы ни бушевала в груди, я всегда умела держать лицо и притворяться вежливым профессионалом.
— Вы — доктор Анна Перо? — без обиняков спросил он. Я медленно кивнула.
— Будем знакомы. Я Аксель Грин. Добро пожаловать на Восток.
Он по-мальчишески усмехнулся и протянул мне руку. Сухую, горячую, крепкую руку с тонкими длинными пальцами музыканта или врача. Он сжал мою ладошку, а потом неожиданно перевернул ее и коротко поцеловал. Старомодно.
А потом развернулся и ушел, оставив меня в растерянности, а доктора Фрейда в пыли.
Видимо, «Психопатология обыденной жизни» — не то, что стоит перечитывать в подобном месте. Или то?
НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ
Управление полицией Треверберга
Вернувшись из морга в кабинет, Аксель думал о том, что мотив преступника в этом деле должен лежать глубже, чем обычно. Вряд ли это какая-то миссия.
Анна Перо стала прославленным психотерапевтом. Зачем срывать лицо с психотерапевта? Кто мог это сделать? Или у нее все-таки был роман?
Детектив даже пожалел, что не следил за ее жизнью и почти ничего о ней не знал. Сейчас пригодилась бы любая информация. А так придется действовать стандартно: запрашивать архивы, ставить задачу айтишникам, чтобы те нашли все упоминания, восстановили круг контактов. Аксель знал только, что она долго жила во Франции в одном из прекрасных городов на побережье Средиземного моря.
Почему она здесь? Когда приехала? Почему ее убили? Убийца выбрал ее в жертвы случайно или осознанно? За профессию или еще по какой-то причине?
Грин не давал себе провалиться в прошлое, позволить замороженному сердцу пропустить еще хотя бы один удар. Ему казалось, что любое потрясение нанесет непоправимый урон. Последние несколько лет его перестроили. Но даже на фоне пережитого найденное тело Анны Перо казалось катаклизмом. Он терял способность дышать и мыслить здраво. И не мог раскрыться, не мог показать, что знает ее. Что когда-то до самозабвения любил ее. Иначе у него заберут дело, а этого он себе не простит. Только он сможет найти убийцу и, если надо, наказать его. Наказать не согласно букве закона, а согласно армейскому уставу, уставу его подразделения. Так, чтобы никто и никогда не смог бы вытащить этого мудака из тюрьмы.
Рука сама потянулась, чтобы собрать волосы в хвост, но лишь взъерошила то, что от них осталось. Тонкие пальцы пробежались по сетке шрамов над левым виском. Шрамов почти незаметных, надежно скрытых шевелюрой. Шрамов, которые остались после армии и о которых он не любил говорить, как будто стыдясь самого факта ранения, из-за которого был вынужден уйти на гражданку.
Грин прикрыл глаза. Мучительно хотелось курить. Но вместо этого он встал, взял специальную губку и тщательно стер остатки надписей после прошлого дела с белой доски. Потом развернулся, взял со стола два снимка, которые уже проявили фотографы, и приклеил в центре: обнаженное женское тело в современной идеально чистой спальне и гипсовая голова, на которой лежит лицо. Имя он предусмотрительно не написал. А потом схватил куртку и стремительно вышел из кабинета.
По иронии судьбы сегодня его ждало еще одно крайне неприятное дело.
Глава третья
НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ
Судебная психиатрическая клиника доктора Аурелии Баррон
Доктор Аурелия Баррон получила эксклюзивное право на размещение в стенах своей клиники особо опасных преступников. Год назад закончилось строительство тюремного блока и третьей линии ограждений, город выделил охрану, улучшил систему безопасности и видеоконтроля. Гражданскую клинику вынесли в первый контур, а вот тюрьма находилась в третьем, последнем. Конечно, она не выглядела как классическое режимное заведение, и любой продал бы душу за то, чтобы отбывать наказание здесь, а не в обычной тревербергской тюрьме. Но с точки зрения безопасности Аурелия совместно с городской администрацией поработала на славу, превратив свою клинику в неприступную крепость.
Грин поездку к Аурелии откладывал как мог. И только сегодня, увидев труп Анны, понял, что пришло время оборвать все кровоточащие нити, связывающие его с болезненным прошлым. Он не узнавал сам себя: бегать от боли не в его правилах, но именно это он и делал уже сколько лет — бежал. Поэтому детектив впервые за год позвонил доктору и обозначил, во сколько и на сколько сможет приехать. Она подтвердила встречу, и Грин отключился, не позволив себе получить лишнее мгновение на то, чтобы передумать.
Аксель уехал из управления. Мощный мотоцикл нес его за город по идеальному асфальту. Холодный ветер бил в шлем. Было непривычно без густой гривы волос, но он начинал входить во вкус, вспоминая.
Вспоминая самого себя.
В армию он ушел в шестнадцать. Готовился к ней еще с приюта. Когда Сара Оппервальд-Смол подписала документы на усыновление, юный Аксель не нашел в себе сил, чтобы рассказать ей о том, что он планирует стать военным. Сара видела его успехи и думала, что он свяжет свою жизнь с наукой. Грин и связал, но в другом качестве.
Шесть лет принесли ему больше, чем некоторым — десятилетия. В Треверберг он вернулся в двадцать три, получив серьезное ранение в голову. Командир тогда сказал: «Ты сможешь восстановиться на службе, если захочешь». Он не захотел.
Вариантов, где применить полученные навыки в мирном русле, было немного. Грин поступил в полицейскую академию и стал детективом. Всю жизнь он занимался расследованиями, поиском пропавших людей и ответов на вопросы. Всю жизнь в той или иной мере он занимался вопросами справедливости и влияния. Служба в полиции помогла ему спуститься со стратегических высот на тактические — и в какой-то степени найти себя. Найти, чтобы разрушить до основания все, чем он жил и дышал из-за глупого чувства, от
