— Ну, и чем закончилось, зема?
— Шесть часов на толчке просидел, — сообщил Протасов торжественно. — Он молчит, как рыба, я, значит, тоже. Засиделся, блин, короче. Давай выходить. Только, блин, нос из сортира высунул, он меня — за ухо. В засаде прям под дверью сидел. Понимаешь?
— Нагорело? — спросил Андрей сочувственно.
— Нагорело — не то слово. Вырванные годы, реально. Месяц, блин, жопу узнать не мог… Ни сесть, ни лечь.
— Где он сейчас? — спросил Андрей.
Протасов сразу посерьезнел.
— Там, Андроныч, — Протасов показал на потолок. — Я же тебе сказал — старик всю жизнь в автопарке оттарабанил. Водилой. На автобусе ездил. На «ЛиАЗе».[64]
— На чем, на чем?
— Ты, блин, должен вспомнить. Вроде сарая на колесах. Сзади вместо сидений — пустая площадка была. Мы ее еще конюшней называли. Или дискотекой. А спереди мотор, прямо в салоне. Справа, блин, от водилы. И по три места, нос к носу. Для инвалидов и беременных с детьми.
Что-то вертелось в голове Андрея, неуловимое, как тень. Но, сколько он ни тужился, припомнить такой автобус так и не удалось.
— Ну ты село, блин, — фыркнул Протасов. — Натуральная деревня. Бурбалаевка. Мрак.
Он снова помрачнел.
— Когда Чернобыль долбанул, батя на автобусе людей вывозил. Из Припяти. Четыре ходки, Андрюха… Четыре ходки… Вот. А через год похоронил я его… Рак… Медики все мулили — то, се… Им еще в 86-м приказали белокровие как ОРЗ в карточки записывать. Вот они и записывали…
Протасов взял новую сигарету из пачки.
— Ни черта за год от него не осталось. Мумия, блин, одна. Кости и кожа, в натуре. Ребенок бы один гроб унес… Наливай, Вовчик.
— «Уедешь», Валера, — предупредил Вовчик. — Не кури, блин. По-любому.
Протасов остался глух, и они снова выпили. Почти что сразу голова Валерия принялась клониться к столу. Андрей заботливо расчистил для нее место среди тарелок. Валерий, как и предрекал Волына, «уезжал» прямо на глазах. Вскоре он уже спал, уткнув лоб в ладони.
— Ну, я поехал, — подымаясь, сказал Андрей.
— А? Давай, ехай, — вяло напутствовал Вовчик и налил себе еще с полстакана.
Андрей пересек сени, и через минуту был возле машины. Воздух после прокуренной халупы казался потрясающе свежим. Кристина тихо спала, свернувшись калачиком на сидении. Увидев это, Андрей облегченно вздохнул.
Двигатель «Ягуара» по-прежнему урчал. Раз за разом срабатывал термодатчик, заставляя вентилятор системы охлаждения злобно гудеть из-под капота.
Бандура змеей скользнул за руль, молясь, чтобы Кристина не проснулась. Отопитель работал на всю катушку. В салоне настали тропики.
Взглянув на приборную доску и сверившись с часами, Андрей обнаружил, что просидел у Протасова без малого два часа.
«Ничего себе! — подумал Бандура с тихим ужасом. — Слава Богу, что она спит».
Теперь задача заключалась в том, чтобы как можно более плавно тронуться с места, не разбудив при этом Кристину.
«В дороге проснется и порядок, — успокоил себя Андрей. — Навешаю ей лапши, что уже давно едем. Бабы за дорогой никогда не следят…»
Андрей с удивлением поймал себя на том, что дрожит в азарте, как случалось в детстве, когда он тягал из кухонного шкафа бабушкино абрикосовое варенье. Бандура обнаружил также, что весь взмок. Устроившись за рулем, он воровато покосился на подругу и потянулся к бортовым часам с осторожностью сапера, собравшегося извлечь взрыватель из бомбы. Андрей намеревался перевести стрелки назад. Если бы эта затея удалась, уличить его во лжи стало бы практически невозможно.
Кристина заворочалась, промурлыкав что-то во сне.
— Ч-ш-ш-ш, — зашипел Андрей. — Спи моя радость, усни… где-то там… погаснут огни…
Он готов был спеть ей колыбельную, если бы смог припомнить хотя бы один куплет.
Едва пальцы коснулись торпеды, как Кристина заговорила. В голосе не чувствовалось ни капельки сна, он был холоден как лед и дрожал, очевидно, от негодования.
— Знаешь что, Андрей?! Это свинство и хамство, ты не находишь?! Ушел и провалился!!!
От неожиданности Бандуру буквально подбросило на сидении. В первую секунду он даже решил, что его ударило током.
— Бессовестный! — на высоких нотах продолжала Кристина. — Видеть тебя не желаю! Выпусти меня! Я ухожу!
Андрей попробовал оправдаться, но Кристина не желала слушать никаких оправданий. Она распахнула дверь. Он поймал ее за руку.
— Пусти меня! Видеть тебя не хочу! Иди к своему Протасову. Пьянствуй с ним, сколько влезет! Да хоть поселись в этой дыре! — Кристина попыталась выйти. Андрей силой втянул ее обратно. Ссора принимала все более крутой оборот.
Женщина сопротивлялась отчаянно. Немалые физические затраты заставили Андрея задышать ртом. Она немедленно уловила запах спиртного. Тут-то все и началось.
— А ну-ка обожди! — прекратив борьбу, она придвинулась к Андрею, поводя носом, как охотничья собака, почуявшая дичь. Ноздри Кристины трепетали.
— Так ты еще и нажрался, — сообщила она голосом Вышинского,[65] выносящего смертный приговор. — Еще и нажрался, дерьмец…
Судя по голосу можно было предположить, что она сама не верит в подобную наглость, но Андрей не поддался на эту уловку. Опровергнуть обвинение было нечем, запах самогона не утаишь, как и шило в мешке. Оставалось либо молчать, либо идти на попятную. Бандура предпочел второе.
— Зайчик, — начал он заискивающе.
— Не смей ко мне обращаться! — ледяным тоном ответила Кристина. — И не прикасайся ко мне. Я ухожу. — Она решительно шагнула наружу. Изловчившись, Андрей поймал ее локоть.
— Не трогай меня! — взвизгнула Кристина на всю улицу. — Отцепись! Катись к своим дружкам!
— Да уймись же ты! — в свою очередь распалился Андрей. — Ну, зашел к другу. Выпили по рюмашке. Какие проблемы, детка?
— Никаких, подонок! Уже никаких. Лапы забери! Вали, нажирайся. Водку увидел, слюни потекли? Обо всем на свете позабыл? Дерьмо!
— Попридержи язык! — выкрикнул Андрей, быстро теряя над собой контроль, — попридержи свой долбаный язык!
— Что ты сказал?! — Кристина замерла, как будто получила пощечину. — Что ты сказал?
— То, что слышала!
— А ну отпусти меня, мразь! — Ее полные слез глаза сверкнули такой яростью, что он невольно отшатнулся. Но, не ослабил хватку. И тут же схлопотал затрещину. От неожиданности молодой человек отпрянул и тут же получил вторую. Андрей зарычал, вцепился ей в плечи и начал яростно трясти. Еще немного, и он бы ее, вероятно, придушил. Извернувшись, Кристина снова размахнулась, но Бандура был на чеку, перехватил ее кисть на полпути. Кристина не осталась в долгу, наградив его целым букетом оскорблений:
— Сволочь! Скотина! Ублюдина! Мразь! Кусок дерьа! Сопляк вшивый! — выкрикивала она сквозь рыдания.
В конце концов, Андрей разжал пальцы, и она практически вывалилась из машины. Вскочила и, даже не отряхнувшись, нервно засеменила прочь. Удалялась Кристина в сторону Крыма, хотя, возможно, просто об этом не думала.
— Истеричка хренова! Больная на голову! — выкрикнул Андрей ей в спину.
Поморщившись, он дотронулся до щеки. Скула пылала огнем. Поглядев в зеркало, Андрей обнаружил две угрожающего вида царапины, оставленные ее ногтями. Обе кровоточили, щека быстро наливалась краснотой.
— Харю мне разодрала, — без особой злобы, скорее озадаченно, проговорил Андрей.
— А я и не заметил… Ну надо же. И за что? Ну вот за что, спрашивается?…
Он откинулся в кресле и закурил, с удовольствием затянувшись. Кисть левой руки саднило. Бандура поднес ее к носу и нашел следы укуса.
— Вот дела. Еще и цапнула меня… Психопатка, чертова… Уколы от бешенства теперь делай…
Последняя мысль заставила его улыбнуться. Он почти успокоился, хотя руки еще дрожали.
Ссора казалась абсолютно бессмысленной. Что называется — на ровном месте. Сцена вышла безобразная, с мощным выбросом угольно-черной, разрушительной энергии с обоих сторон. Как будто взорвалось что-то. Снаряд с фекалиями, например. Андрей поискал глазами Кристину. Ее фигурка успела превратиться в совсем маленькое пятнышко, еле различимое далеко впереди. В том месте, где трасса ныряла за горизонт.
Андрей нерешительно огляделся. Возвращаться в прокуренную халупу Протасова ему не хотелось. Следовало что-то предпринимать. Пока Андрей перебирал в уме возможные варианты действий, Кристина скрылась из виду.
— А пойло и вправду дрянь, — изрек Андрей, барабаня по клавише регулировки кондиционера. Потом, сплюнув, опустил до упора стекла. — Как такое дерьмо вообще употреблять можно? Натуральные помои, бляха-муха!
«Текила», — важно сказал внутренний голос.
«А «Текила » и есть дерьмо.
В салон хлынул свежий воздух, напоенный запахами прелого сена и высушенной за день, мечтающей о дожде почвы. Солнце давно прошло зенит, больше не палило, только грело. Вечер обещал быть погожим и теплым. Таким, когда совсем не хочется ссориться. Андрей остался один. Прикосновения легкого ветерка казались ласковыми, но не утешали.
