— Давай, давай… Только не перемудри, питерец. В банке его приняли у входа двое амбалов и провели в кабинет к некоему Георгию Сергеевичу Жабину, правой руке Шалвы. Богатырь в три обхвата, но на кирпичной блудливой роже призрак неминуемого инсульта. Жабин принял гостя корректно. Усадил, велел подать чаю с закусками. Вина, правда, не дал. Предложил, пока Гарий Хасимович не подъехал, еще разок отшлифовать детали стрелки. Допрашивал бойко, умно, но Климову нечего скрывать. Он был весь в легенде, чистосердечный, наивный, азартный и мстительный.
— Не сомневайтесь, Георгий Сергеевич, — повторял он, когда пробегали очередной пункт. — Мы этого клопа нынче додавим.
Жабин согласно склонял седую голову, но было видно, что не верит питерскому шустряку ни на грош. Похоже, он был из тех людей, которые и себе не вполне доверяют. Подкинул парочку скользких вопросов:
— Правда ли, господин Волчок, будто вы на банном шухере капиталец сколотили?
Климов отродясь не слыхивал ни о каком банном шухере. Нахмурился, посуровел:
— Это так важно?
— Мир тесен, — Жабин обезоруживающе развел руками, показывая, как тесен мир. — У меня на той афере родной племяш пострадал.
— Как фамилия?
— Фамилия у него интересная — Залупончиков. А кличка — Кудрявый.
— Не знаю такого, — отрезал Климов. Перешли опять к деталям. Тут Жабин прицепился к фонарям. Он лично побывал на местности, и освещение на подъезде к стадиону показалось ему сомнительным. С одной стороны пять фонарей, а с другой — овраг, ямина бесконечная.
— Чего же здесь сомнительного? — не понял Климов.
— Ну как же, как же… Когда по дороге едешь, то как на сцене. Из оврага по фонарям лупить — одно удовольствие.
Климов зацепил из вазочки ложку липового меда.
— В чем проблема? Там же есть объезд. А в овраг посадить своих стрелков.
— Тоже верно, — обрадовался Жабин. — Но я распорядился фонари на всякий случай погасить… Скажи, Иван Батькович, верно ли, что твой школьный товарищ аж в самой Японии набирался ума-разума?
Климов не знал, бывал ли Валерик в Японии.
— Этот хорек по свету попетлял немало, — ответил он зловеще. — Но в Лосинке мы его придавим, не сомневайтесь, Георгий Сергеевич. Никуда не денется, подонок!
За добрым разговором нагрянул Гарий Хасимович. Вошел быстро, ходко, будто влетел, и с ним трое громил из тех, у кого вместо рук бревна. Громилы по знаку Шалвы сразу накинулись на Климова, оторвали от стола, скрутили руки за спину и установили перед хозяином на колени.
— Ну как он тебе? — спросил Шалва у Жабина.
— Врет помаленьку… Дак это у мелкоты в крови… Не знаю, Гарий… Какой ему резон в петлю лезть?
Шалва кивнул громилам, и те замахали колотушками, как цепями. Как ни уклонялся Климов, помяли крепко, аж печень заныла. Оказать нормальное сопротивление не мог: не в масть легенде. Но громилы тоже изрядно осушили мослы об его коварные блоки, быстро выдохлись — и поглядывали на изворотливого живчика с опаской. По морде не попали ни разу.
Начальство наблюдало за расправой, покуривая сигареты и обмениваясь репликами. Жабин сказал:
— Тертый господинчик. Не пикнул даже. Подозрительно.
У Гария Хасимовича своя версия.
— Питерские в целом хлипче наших, московских. Интеллигентнее. Их иногда от боли заклинивает. Психологический ступор. Я такое не раз наблюдал.
Прикрикнул на громил:
— Ну-ка, передохните, ребятки.
Климов, кряхтя, переместился с пола в кресло, обмяк. Глубокими вздохами промассировал ушибленную печень, ругая себя за недосмотр. На Шалву косился исподлобья, обиженно.
— Что, Ванечка, не по вкусу наука?
— Несправедливо, Гарий Хасимович. Я условий не нарушал. На банду вывел. Нынче их задавим. За что же такое надругательство?
— Обрати внимание, Гарий, — вступил Жабин, — как он на этой давиловке зациклился. Только и слышишь: не сомневайтесь, додавим. Уж не маньяк ли?
— Нет, Жорик, не маньяк. Какой же он маньяк, если за пустяковую услугу запросил лимон зелеными.
— Ничего себе пустяковая услуга! — фыркнул Климов. — Возьмите его без меня! Вместе со складами и фабриками. Вы знаете, где у него основное производство?
— Где?
— Да уж не в России-матушке. Далеко упрятано.
— И тон какой-то дерзкий, — поморщился Жабин. — Как хочешь, Гарий, он окончательного доверия не вызывает. Допускаю подставу.
Громилы топтались посреди комнаты, все еще с удивлением разглядывали свои разбитые колотушки. Все трое, как определил по ухваткам Климов, работали на уровне второго-первого разряда боевого самбо. Конечно, его блоки ввели их в тягостное раздумье. С волкодавами, элитными бойцами класса «О», владеющими навыками «перетекания сущностей», им вряд ли доводилось встречаться. Да и где их сейчас встретишь. Все они, насколько известно Климову, либо в глухом схороне, в анабиозе, либо на зарубежных гастролях. Их время позади, а новое не наступило.
Мановением руки Гарий Хасимович отправил самбистов за дверь.
— Значит, так, любезный, — обратился он к Климову. — Не знаю, кто ты, Иванушка-дурачок или двуликий Янус, но с этой минуты начинается у тебя новая жизнь. Она может оказаться короче мышиного хвостика. Как говорится, шаг в сторону — побег. Вторично в окошко не выпрыгнешь. Не надейся.
Климов объяснил свое поведение.
— Напрасно обижаете. Я не собирался прятаться, каждые два часа выходил на связь. Но поймите и меня. Пойти к Валерику с хвостами — как можно: это же просто смешно. Если бы засекли, а они не сопляки, мне крышка. И вся акция псу под хвост. Мог я такое допустить? У меня вся душа горит. Сегодня додавим, не сомневайтесь. И не только Валерика. Всю цепочку выкосим. Жабин спросил ехидно:
— Значит, ты, Волчок, пришел к Шустову, потолковал с ним, навешал лапши на уши, и он сразу согласился?
— Ну зачем? — Климов напустил на себя еще больше обиды. — Во-первых, я не сам ходил. Во-вторых, какие у вас основания считать меня идиотом?
— Время есть, — сказал Шалва, усаживаясь поудобнее. — Опиши, как все было. Как пошел, к кому пошел. Кто что говорил. Подробно, по минутам. Ничего не упускай. И не ври. Ты ведь на мушке, питерец. Неужто не чувствуешь?
Перекрестный допрос продолжался долго.
Потом Климова отвели в подсобку — без окна и с бронированной дверью. Там он просидел в одиночестве около часа.
В начале девятого выехали в Лосинку… Как Климов и рассчитывал, Шалва посадил его в свою машину — бронированный членовоз с правительственными номерами. Кроме них в машине уместились двое боевиков и водила. Много еще осталось свободного места, машина была на удивление просторная. Боевики сидели на среднем сиденье напротив Климова и всю дорогу тупо его разглядывали, словно недоумевали, почему он живой. Гарий Хасимович устроился спереди, рядом с водителем, его экзотическая, в черном орнаменте латунная лысина тускло светилась через стеклянную перегородку. Климов не любил загадывать, но не видел причин, которые могли помешать ему закончить работу…
Разведку на местности провели для Шустова два спеца из ГРУ, два бравых капитана, которых он подкармливал. Привезли подробный, профессионально выполненный план и дали несколько советов, кои он оценил по повышенной таксе. На плане красными стрелками были обозначены точки, где следовало расположить бронетранспортеры, что особенно понравилось Валерику. По мнению спецов, для того, чтобы исключить всякие сюрпризы, в операции должны участвовать не менее ста человек, разбитые на малые группы, плюс, естественно, техника, включающая в себя помимо бронетранспортеров и двух установок залпового огня, новейший вертолет МИ-28-ОГ, оснащенный всем необходимым для поддержки с воздуха и десантирования.
Вся эта грозная сила начала выдвигаться к Лосинке с самого утра и по радиосообщениям, поступающим с места, то и дело натыкалась на не менее серьезные приготовления противника. Шла как бы своеобразная предварительная демонстрация дружеских намерений.
Шустов ехал на встречу в простом, не привлекающем внимания, но достаточно маневренном голубом «Крайслере», сопровождаемый всего лишь одним микроавтобусом, зато с шестью отборными бойцами из его личной гвардии. Он их всех знал по многу лет. Могучие, лихие парни, преданные ему душой и телом. Каждый в бою стоил десятка, да что там десятка, — взвода, и Валерик не хотел, чтобы хоть капля их крови пролилась понапрасну.
Однако у него было чувство, что это непременно случится. Столь мгновенно, из пустоты вызревшая боевая ситуация не могла завершиться добром. Он допускал, что их сводит с Шалвой кто-то третий, никак пока не проявленный, но не колеблясь, откликнулся на дерзкий вызов. Бывают обстоятельства, когда мужчина должен забыть об осторожности, чтобы не стать трусом в собственных глазах. Это непоправимо. Но это не грозило Валерику.