— Они делают из этого парня, Несса, громадную звезду, солиста, которому никакой оркестр не нужен, — сказал Пуддж. — А был ли он действительно так уж хорош? Его ведь притащили из Кливленда, верно?
— Он оказался достаточно хорош, чтобы поймать Аль Капоне, — сказал я, не сводя глаз с огромного черно–белого экрана.
— Капоне поймало время, — возразил Анджело. — А федеральный агент по имени Элиот Несс лишь случайно оказался рядом.
— Можно мелькать на первых полосах газет не дольше отведенного тебе времени, — добавил Пуддж. — Рано или поздно людям надоедает читать о тебе. И вот тогда–то извлекаются наручники и судья хлопает молотком.
— Если хочешь сделать серьезную карьеру в этом бизнесе, нужно делать ее тихо, — продолжал Анджело. — Пусть о тебе и о том, что ты собой представляешь, знают только те, кому это необходимо знать. Сделать так, чтобы твое имя появилось в газете, может любой дурак. Чтобы этого не произошло, нужен талант. А скрывать свое имя от газетчиков на протяжении долгих лет — это уже мастерство. Если ты им овладеешь, значит, тебе удастся надолго остаться в игре.
Я любил смотреть телевизор или ходить в кино с Анджело и Пудджем. Прежде чем они вошли в мою жизнь, я редко смотрел телевизор, а о популярных шоу знал лишь то, что удавалось подслушать в чужих разговорах. Кино служило для меня убежищем, как и для большинства усыновленных чужими людьми сирот. Я убегал в прохладные залы старых кинотеатров и находил там утешение от пустоты декларируемой, но несуществующей семейной жизни. Кинотеатр также служил ареной для безопасных приключений, где я мог на два часа забываться, наблюдая за чужими героическими деяниями. Анджело и Пуддж, как и все остальные гангстеры, с которыми мне когда–либо приходилось иметь дело, также питали пристрастие и к кино, и к ящику с экраном. Наши вкусы в значительной степени совпадали и в том, что нам нравилось, и в том, чего мы старались избегать, а это, естественно, делало еще приятнее наши совместные вечерние выходы в кино, которые всегда заканчивались обедом в отдельном кабинете ресторана «Хо–хо» на Западной 50‑й улице.
Гангстеры ненавидят научную фантастику и романы. И чуть не каждый из них скажет, что пусть лучше его застрелят в переулке, чем он будет смотреть телевикторину. «Нет, ты объясни мне, что такое телевикторина? — требовал Пуддж всякий раз, когда я набирался нахальства, чтобы включить какую–нибудь из этих передач. — А лучше позволь–ка мне объяснить, что это такое. Это обычная, совершенно откровенная азартная игра на деньги. Берут двух человек, ставят перед ними микрофон и держат пари, что один из них не даст правильного ответа на вопрос, который ему задаст второй. Если он отвечает, ему платят. Если не отвечает, то уходит пустой. Так почему же, когда этим занимается голливудский парень, это называют телешоу, а когда это делаем мы, здесь, без камер и микрофонов, все кричат, что это преступление? Вот тебе настоящий «Вопрос на 64 000 долларов».
Гангстеры любят истории про приключения на Диком Западе или на полях сражений Второй мировой войны, они, чуть не поголовно, страстные приверженцы триллеров, глупых комедий и затейливых ужастиков. Но всему на свете гангстеры предпочитают кино о преступниках и полицейских. Анджело и Пуддж хохотали — по–настоящему, от души хохотали! — глядя на то, как в Голливуде представляют их жизнь, окутывая каждый их день романтическим флером и донельзя драматизируя каждое движение. «По большей части кино и спектакли настолько далеки от истины, что даже не стоят того времени, которое приходится высидеть, чтобы узнать, чем закончится дело, — такие критические тирады не раз произносил Пуддж, делая паузы для того, чтобы прожевать очередной кусок яичного рулета. — Аль Капоне в исполнении Рода Стайгера получился просто дурак–дураком. Впрочем, то же самое можно сказать и о том парне из «Неприкасаемых», которого играет Невилл Бранд. Возьмем Роберта Стака. Он более–менее похож на агента ФБР, ну и что из того? Глядя на то, как он себя ведет, ты не получишь ни малейшего представления о том, как на самом деле действуют феды. А вот фильмы Кэгни довольно толковые. Смело запоминай, что он там делал и как себя вел, выходи на улицу, в точности повторяй за ним, и можешь не слишком бояться, что тебя пристрелят. Ну, и еще несколько парней из старых фильмов поступали правильно, «по понятиям». Например, Джордж Рафт. И еще Пол Муни и Джон Гарфилд. А Хэмфри Богарт не отработал как надо. Никто из нас не согласился бы признать его «деловым» парнем. На его покупки мы никогда не ловились. Для нас он всегда оставался мальчишкой из богатых, научившимся держаться как «крутой». Насколько мне известно, таким он был и в жизни, верно?»
— Мне «Команда М» нравится куда больше, чем «Неприкасаемые», — сказал я, закидывая ноги на кофейный столик.
— Это что еще за команда? — поинтересовался Пуддж, наливая себя очередную чашку кофе.
— Там, где Ли Марвин, — объяснил я. — Он еще играет такого крутого детектива.
— Да, по мне, это и впрямь неплохо, — согласился Пуддж. — В такого парня можно поверить — отставной морской пехотинец, герой войны, раненный в бою. Я могу даже представить, как он защелкивает на мне наручники и запихивает в свою полицейскую машину.
— Не могу с тобой не согласиться, — сказал Анджело с далеко не тонким сарказмом. — Если бы мне пришлось выбирать, я тоже предпочел бы, чтобы меня арестовал актер, а не настоящий коп. Из такой переделки было бы куда легче выбраться.
— Знаете, кто ну никак не сойдет за копа? — спросил Пуддж.
— Кто? — Я улыбался во весь рот, наслаждаясь этой чудесной семейной беседой.
— Тот старый жирдяй из «Дорожного патруля», — сказал Пуддж. — Напомни–ка мне, как его зовут.
— Бродерик Кроуфорд.
— Во–во. — Пуддж выпрямился на кушетке, оживился и исполнился страстью, достойной болельщика на бейсболе. — Серьезно, подумайте сами: сколько лет этому парню, а они все еще позволяют ему раскатывать на своей лайбе и ловить людей! Он должен был давно выйти в отставку и сидеть где–нибудь на теплом пляже и почесывать жирное пузо. Если бы за мной погнался такой древний коп, я ни за что не остановился бы. Дави себе посильнее на газ и гони вперед, пока не придет время ему вздремнуть.
— Я бы не стал слишком уж расстраиваться из–за этого, — сказал Анджело. — Чем старше коп, тем лучше для нас. Молодые копы хотят сделать себе имя и выбиться в люди. А самый верный путь к этому для них — это повязать тебя — или меня, а еще лучше — нас обоих. Старым копам нужно одно — спокойно дожить до отставки и получать деньги по своему пенсионному чеку. Если они не будут ввязываться в неприятности, у них наверняка все это получится. В мыслях каждый из них давно уже сидит на пляже и почесывает пузо, а не пытается отгадать, какой следующий налет мы с тобой планируем.
Я откинулся в кресле, счастливый оттого, что сижу здесь рядом с Анджело и Пудджем и что они связывают все, что мы видим по телевизору или в кино, с самой настоящей жизнью, которую они ведут, и превращают все это в один непрерывный урок жизни для меня. Я стал теперь признанным членом их семьи, и с этим пришла и необходимость заполнить пробелы в моих знаниях их представлением о жизни, и присущий им честный, хотя и изначально искаженный взгляд на мир, который они применяли даже к самым незначительным из повседневных событий. Анджело и Пуддж сводили все до уровня сюжета черно–белого кино, к «правильно–неправильно», к прибыли и потере. Они отразили все атаки, и выжили, и процветали уже несколько десятков лет в бесчеловечном бизнесе, свободном от разумных компромиссов и не склонном к мирным решениям проблем. Они смогли это сделать, объединив уличный здравый смысл с бесстрашием и непреклонным убеждением, что их волю никто не сломит, и неважно, насколько силен противник и насколько малы их шансы в борьбе против него. Они повиновались лишь определенному кодексу, сводимому к нескольким четко сформулированным заповедям, и никогда не позволяли себе далеко отступать от этих верований.
